Улитки видят сны

Улитки спят. Улитки видят сны
о том, как дышит Фудзи на закате.
Вмерзая в грунт по осени, за кадром -
внутри своей убогой тишины -

улитки слышат море. Некий гул,
что в раковине дня почти условен.
Любое брюхоногое - Бетховен,
когда сентябрь берёт на караул.

Туманы и античный известняк
вторгаются в мечты гермафродита.
В одном лице Гермес и Афродита,
моллюск возводит замки на костях.

Из пены вылез, плюхнулся в песок,
взял в оборот сады, леса, пустыни.
Покуда жив - ползи к своей вершине.
По склону. Тихо-тихо. Поперёк.

Пусть Фудзи - нарисованный очаг,
оживший на гравюре Хокусая,
подошву ранит стрелка часовая.
Художник пунктуален в мелочах:

в пульсирующей жилке на виске,
в ещё одной продуманной морщинке.
Морфей и сам подкинет ахатинке
на панцирь пару трещинок во сне.

Быть иль не быть? Остаться вне игры?
Но в том и суть, что все улитки - совы.
Их смутные кошмары невесомы,
а страхи, как воздушные шары,

взмывая ввысь, расходуя тепло,
лишь призраки, а не предметы травли
для челюстей ежа, для клюва цапли.
Тем паче - для орудий ПВО.

Пронзают ночь улиткины рога.
Дом за спиной - не крест, но тоже ноша.
Так женщина всегда немного лошадь.
А там - и до Голгофы два шага.

Аквариум. Внутри него моллюск
штурмует гору. Звуки океана.
Луна. Жерло потухшего вулкана.
Дурная бесконечность класса люкс.

В постели Ева, в шкафчике - Лилит.
Проснись, в страну дождей открыты двери.
А я тебя люблю, ты не поверишь,
улитка, лошадь, женщина ли ты.