Октябрь в провинции. 13-е, С высоты седьмого этажа

Снегопад ввечеру слишком быстр и могуч,
Слишком щедр на упреки осенней земле.
Мокрой ватой летит из разорванных туч,
А за ним и метель на своем помеле.
Ухватила с востока края облаков
И трясет что есть мочи небес пьедестал.
Иноходцы теряют своих седоков,
Караван у границы запутался, стал.
Нет накидок из кожи – одни ремешки.
Пропитавшись водою, подпортится груз.
Как всегда, на "авось" понадеясь, тюки
Поленился укрыть караванщик-урус.
Указаний не дали! Знакомый напев.
Азиат бы помог, но не он господин.
Все мельчает. И вместо лихого "пся крев!"
Блеют вялые глотки: "в натуре..." и "блин..."
Мне на башне прохладно. Тревожно. А снег,
Окончательно спятив, творит беспредел.
Словно некий нордический злобный стратег,
Прикрывая вторжение, начал обстрел.
Но кого? Что за цель? В чем задумка, герой?
Вот невзрачный поселок... подлесок... гора.
Тут безудержно пьянствует каждый второй,
Ах, пардон! – отдыхает культурно. С утра.
Каждый третий торгует. А каждый шестой
(Или первый) мечтает у третьих отнять.
И уж лучше не знать, что над всей суетой
Равнодушие звезд продолжает сиять...

Вздох:

Он был прав, знаменитый японский поэт,
Что умел созерцать и во время беды.
Ложка радует глаз – золоченый предмет!
Но и злит, если долго сидишь без еды.