Масленница

Потухли свечи и потух
На моковке златой петух.
И только яровые зори
Молчали о дневном позоре.

Когда погасли фонари,
И солнце окатило. Звонари
Насрали горкою в кадило,
Что в голову им приходило.

Проснулся город. Православные
Боролись с тягостными ставнями.
И устремлялися с поклоном
К щербатой выцвевшей иконе.

Пьянчуги собирали подать,
Чтоб только пить, а не работать.
Шагали по мосту в колошах
И изрыгали мат на лошадь.

Семейство певчее в гнезде.
Имело тысячи систем
Как гадить на лихих прохожих,
И срать им аккурат на рожи.

Блестала на лугу роса,
Слепя. И слепнули глаза
У нищих тощих шлюшек,
Наивных побирушек.

Хозяйки подметали пол
И подавали хлеб на стол.
Замешивая тесто в бочке,
В которую струила дочка.

А сыновья, да их отец
Сбривали наголо овец.
И овцы блеяли в горячке.
Медведи отошли от спячки.

Шуршали у печи клопы.
На службу поднялись попы.
Короче говоря - рассвет
Единажды был мной воспет.

Сияло солнышко в зените,
Пуская солнечные нити.
И к празднику была награда -
В кадильни насыпали ладан.

Вы помните, держу пари,
Как клали ладан звонари.
И запах был в сея купальне
Не лучше, чем стоит в свинарне.

Попы - народ не безызвестный.
Народ токовый, интересный.
Но любят выпить на тощах
И закусить листов хвоща.

И по сему берёт вопрос,
Да пусть простит Исус Христос:
Каким-таким, извольте, носом
Дышал тот поп перед разносом.

Пришёл он рано в Божий Храм
И снова принялся за храп.
Лишь жуткий лай собачих свор
Заставил вспомнить про запор.

Куда же класть, простите, в храме?
Не в платье же прекрасной даме.
Он бы и в рясу гадить рад,
Но тут его смущает смрад.

Открыл наш поп святую воду
И вылил под ноги народу.
А сам в смятенье или нет
Насрал-таки в святой обед.

Коль понял, что желудком слаб,
Он снова принялся за храп.
Я запах передать не смог,
Ведь скуден в наше время слог.

Хропел. Извёстка с потолка
Валилась, как от молотка.
И образа меняли лики,
Когда наш поп бывал на пике.

Вот зазвонили наверху,
И стало ясно "Ху есть Ху".
Осел и зачесался бок
Поповий - драл, как мог.

И начался народ сходиться -
Пришло им время помолиться.
В том зале много было мест,
А посредине ввинчен шест.

Тот поп поднялся на алтарь,
Ни дать, ни взять - Египта царь.
Он бороду свою умаслив,
Стоял и был всецело счастлив.

Всё больше приходило в зал
(Их, видимо, никто не звал).
И духота ввалилась в дом,
И смрадно было в доме том.

Собралась сельская община.
Все бабы - лишь один мужчина.
Зажгли они кострищем свечи,
Хоть вечер был от них далече.

Созвав ко службе, звонари
Стояли у входной двери.
И едким словом матерясь,
Вкушали славы миг, давясь.

Наш поп к обедне протрезвел
И громким басом заревел:
"Шалом вам, дорогая братья -
Браты, сваты, друзья и зятья.

Мы собралися в этот день,
Переборов похмелье, лень,
Омыв святой водою лица,
Чтоб Иисусу помолиться.

Но прежде чем начать обед -
Я должен быть совсем раздет.
И вы, за десятью заветами,
Должны стоять раздетыми."

"Перечить батюшке-отцу -
Нам, прихожанам, не к лицу.
Ну, что ж - куда деваться -
Давайте раздеваться."

И вот уже и стар и млад
Нагими топчутся не в лад.
А поп махает свечкой,
Глядя на бабу с течкой.

Гулянье в храме началось,
Как с малолетства привелось.
Всем весело - все рады,
Пока не жёгся ладан.

В кадильне пустота и тьма!
В кадильне до верху дерьма!
Подносит поп к ней пламя,
И вонь играет с нами.

И голые тела круша,
Приходит запах не спеша.
И вянут образа святых,
Укладывая спать седых.

Открыли дверь, а звонари,
Что срали "ладоном" с зори,
Со смеху чуть не валятся -
Гогочут, да бахвалятся.

И потихоньку стих угар,
Развеялся их "божий дар".
Селяни с запахом фекалий
И сами в тихаря посрали.

Пробила птичка на часах.
"Пора к обеду" - голоса.
И распахнулась бела скатерть,
Как пред нуждающимся паперть.

И люди со всего стола
(Особенно кто до гола)
Ладони протянули к снеди -
Патриции, буржуи, леди.

Один лишь поп стоял в сторонке,
Сморкаясь в рамочку иконки.
И только он не удивился,
Когда вторично в воздух взвился

Дерьма церковный аромат.
И с криком "Я не виноват!.."
Он голышом сбежал с банкета.
Ну. Вот конец на месте этом.

16.03.2013