К новому золотому веку!
Обратимся к нашей истории, в частности к периоду, последовавшему за активными петровскими и более мягкими екатерининскими реформами. Государство укрепилось, наступило время передышки и открылись возможности для занятий иного рода, в том числе и литературой. В это время продолжала формироваться та корневая система русской культуры, которая и дала всходы и обильный урожай — взрыв творческих сил народа, — «золотой век искусства России» (конец XVIII и начало XIX в), связанный со славными именами М.В. Ломоносова, Д.И. Фонвизина, Г.Р. Державина, А.С. Грибоедова, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и Н.В. Гоголя. В эту эпоху большое влияние имел классицизм — направление, опиравшееся на мифологию, искусство и литературу Древней Греции и Древнего Рима. Классицизм очень ярко выразился в архитектуре того времени. Здания имели пропорциональное и симметричное строение, гармонию между частью и целым. Подобные свойства наблюдались в живописи и литературе.
Пушкину и Гоголю воспоследовали соответственно: известные поэты пушкинского круга и Д.В. Григорович, А.И. Герцен и молодые И.С. Тургенев с Ф.М. Достоевским, которые, опираясь на достижения своих учителей, пошли каждый своим особым путем. Далее наступает время не менее «золотого» мирового феномена русской литературы второй половины XIX века и рубежа веков. Но в эти же годы происходит разделение в обществе и, естественно, литературе на славянофилов и западников — от умеренных либералов до революционных демократов, и ощущается неустойчивость существующего положения вещей.
Другой период творческого взлета был в начале ХХ столетия, между двумя революциями, и назывался он «серебряным веком». В области литературы безусловно яркими звездами проявились многие литераторы, их имена на устах. Но если в ранее упомянутом нами периоде общий расцвет литературы шел в едином русле и на фоне стабильного — если не считать печальной истории краткого царствования Павла I и выступления декабристов,— состояния госудаства и народа, то в период «серебряного века» ситуация была совсем иной. Атмосферу в обществе, а соответственно и в литературе, пропитало стремление к борьбе, бунту против всего и вся, даже против самого государства и его устоев: Православия и других традиционных религий, патриотизма, государственных институтов, народных традиций — против всего уклада жизни,— в том числе во многом и против критического реализма как такового в литературе. Каких направлений только не было в тот период! Как грибы после дождя, в литературе и искусстве появились акмеисты, футуристы, символисты, авангардисты, примитивисты, кубисты и пр. и пр. В «золотом веке» творческих людей объединяло, прежде всего, стремление к духовной свободе — к свободе «для чего» — и сострадание к народу, а в «серебряном» — преобладало сознательное, а чаще бессознательное, стремление к индивидуальной, эгоистической, сиюминутной свободе — свободе «от чего» — и спекуляция положением народа для своих целей, вплоть до обретения власти. В литературе, как впрочем и во всей культуре, это проявилось в тотальном разъединении, разброде, безыдейности и всеядности. Можно ли назвать в этом случае данный период творческим расцветом? — Думается, что нет. Это, скорее, период кризиса, упадка, ибо ему сопутсвовало и далее все возрастало падение нравов и дисгармония во всей общественной и культурной — вплоть до государственой — жизни страны, что и привело к катастрофе. Чем все это закончилось для литературы, мы уже хорошо знаем — Пролеткультом и комиссией Луначарского-Крупской. Литературная жизнь 20-х гг. была сложной. Тогда работало много талантливых прозаиков и поэтов, но лидировала, конечно, поэзия. И если по форме все во многом оставалось прежним — как в начале века тон задавали литературные кружки: символисты, футуристы, акмеисты и пр., а также действовали новые кружки и объединения, — то соперничество их между собой ныне часто имело политическое содержание. И так продолжалось до середины 30-х годов.
Что же произошло затем? Не вдаваясь в вопросы политики и идеологии, мы видим, что у писателей (у тех, кто остался в стране, естественно), принявших, в общем, идеологию или смирившихся с ней и с установками сверху, на фоне все более утверждающихся стабильности государственной и народной жизни, было то же стремление к внутренней духовной свободе и к хорошему деланью для народа,. И еще одна параллель с «золотым веком» — архитектурный стиль, довлеющий к эпохе классицизма, в то время как в мире преобладала мода на функционализм, с его многоэтажной застройкой, упрощенной формы, с отказом от уникальности и неповторимости архитектурного образа, если говорить об урбанистическом направлении, и дезурбанистическое – со строительством небольших городов-садов со свободной планировкой и с жилыми домами индивидуального плана.
Наличие ряда признаков того, прошлого «золотого века» имело место быть несомненно. И, главное, после «бунта», который был в начале века, и расцветшей вседозволенности 20-х гг., конечно, в рамках Пролеткульта и не на ночь будь упомянутой комиссии, все более или менее слились в едином порыве — построить великую, просвещенную, развитую, светлую и социаль- но справедливую страну. И не секрет, к слову сказать, как И.В.Сталин бук-вально «возился» с писателями, порой спасая их от наказания. Это хорошо видно из истории с О. Мандельштамом, после написания и озвучивания им стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…»**.
Для развития советской литературы, как необходимого элемента в строительстве новой страны, литературы, основанной на классической русской, для развития соцреализма, как части на этом этапе русского критического реализма, был создан Союз писателей СССР. Стала восстанавливаться литературная среда, озабоченная не тем, о чем говорилось ранее в отношении «серебряного века», а другими целями — возрождением и дальнейшим созданием страны, культурным и социальным развитием народа.
И результат не замедлил сказаться — была создана советская литература, как закономерная часть всей великой русской литературы. И мы гордимся теми, кто создал ее, и пришедшими вслед им. По праву можно назвать этот период золотым советским веком нашей литературы.
И, наконец, четвертый период, о котором хочется сказать,— это период, наступивший после крушения СССР. Когда происходившее в области литературы — декаданс, разброд, размывание культурных ценностей и бунт — в начале прошлого столетия, кажется просто игрой младенцев по сравнению с возобладавшим всеобщим освобождением от всего и вся, беспредельной вседозволенностью, приведшими уже даже не к «медному веку», а, практически, к полному разрушению культуры — и литературы, в частности, как таковой. Ведь первое, что сделал затем рынок, — наложил на культуру «свою лапу», то есть определил новейшие правила, когда перспектива любого литературного произведения (раз уж мы говорим о литературе) зависит от того, быстро ли оно принесет наличную прибыль, независимо в какой валюте.
Таким образом, мы видим четыре периода в истории русской литературы на протяжении более чем двух столетий, сменяющих один другой по принципу чередования «плюс-минус». Поэтому если, основываясь на этом наблюдении, провести историческую аналогию, то вслед за нынешним состоянием литературы должен начаться ее подъем и дальнейший расцвет.
Похоже в истории человечества, как и в жизни каждого человекка, действуют две программы: одна, влекущая к духовному совершенству, и вторая — испытующая. Это данность, от которой не уйти. Посему никоим образом и никогда нельзя успокаиваться, почивать на лаврах — это при хорошем положении дел. А уж тем более — при плохом.
«Полагаю, мы не принизим предмет литературы, равно как и любого вида художественного творчества, если определим его роль в эволюции человека как потребность в идеализированном умозрительном исправлении реальности», — пишет главный редактор журнала «Приокские зори» http://www.pz.tula.ru/***.
Человеческая жизнь коротка. Но если в детстве и подростковом возрасте она воспринимается протяженной далеко в будущее, то в зрелости – каждый год на счету. А периоды исторические – и взлеты и падения литературные в том числе, могут длиться и, как правило, длятся в течение времени, соизмеримого и гораздо большего, чем человеческая жизнь. Отсюда и кажется, что это — окончательно, бесповоротно, катастрофично, неисправимо и так далее. Тем более если это произошло, как у нас в стране, с «космической скоростью». А если это еще и явление глобальное, как и действительно сейчас происходит с литературой и культурой вообще во всем мире, то это глобальное крушение всего и вся, назвать можно постлитературным, посткультурным миром, и так далее.
Да, это — упадок, провал, период девальвации большого числа ценностей, созданных веками Православия и более чем двумя веками развития великой русской литературы. Но думаю и верю, что это и период собирания новых сил, период накопления потенциала перед следующим —памятуя о диалектике спирального развития,— творческим витком на более высоком уровне сознания и самосознания и нашей истории с литературой, и всего, что произошло с нами, и нашего предназначения. Вопрос только в том, сколько времени этот последний негативный период продлится? Этого не знает никто. Но поскольку Бог ничего не делает без участия человека и без учета состояния наших душ, очень многое будет зависеть от каждого из нас — будем ли мы сидеть и бесконечно плакать «на реках Вавилонских», бессильно поругивая плохих людей, или же будем уже сейчас, невзирая на известные трудности и препятствия, ежедневно трудиться душою и разумом, созидая по крупице будущий период великой русской литературы. Писатель постлитературной поры все же должен писать не «постлитературно», а так, как будто он живет в «золотом веке». Все зависит от каждого из нас. Да, «Нам не дано предугадать, // Как слово наше отзовется…» — сказал 1869-м году в своем стихотворении без названия Ф.И. Тютчев****. Но чем большего уровня писатель, тем больше его роль, тем больше его ответственность за каждое сказанное и написанное слово. Добавим — и дело. А дела, как известно, всегда должны соответствовать словам, и наоборот.
И еще, удивительно, что те, кто должен по идее объединяться, тем более сейчас в постлитературный период со всеми его характеристиками, так профессионально точно изложенными в «Колонке главного редактора»*****,— эти долженствующие разъединяются со своими единомышленниками и разъединяют всеми мыслимыми и немыслимыми способами их между собой. Здесь можно много говорить и о нетерпимости, неблагодарности и беспамятстве. Можно сколь угодно долго говорить: «Вкусно, вкусно!..», сидя перед пустой тарелкой, но от этого сыт не будешь. Разобщенность даже в среде литературных соратников и душевный голод никоим образом не способствуют преодолению кризиса, преодолению постлитературного периода и переходу в великолитературный.
Когда же начнется переход из постлитературного в великолитературный период? Только тогда, когда после принятия четкой государственной программы развития культуры и в частности литературы — по примеру конца 30-х годов века минувшего — и, как это ни парадоксально звучит, выстраивания четкой чиновничье-бюрократической структуры в этой сфере жизнедеятельности (без нее никак…), которая будет организовывать –тормозить и «бежать телегой перед лошадью», тем самым и мешая, и своеобразно помогая развитию этого процеса.
Что бы можно взять из литературы советского периода? Литературу любого периода нужно брать, на мой взгляд, всю, во всей ее совокупности. И из советской — все: от М. Шолохова и А. Платонова до В. Белова, от А. Ахматовой и М. Булгакова до В. Распутина и В. Астафьева, от мастера пейзажа М. Пришвина до романтика К. Паустовского, от Н. Клюева и С. Есенина до О. Мандельштама и Б. Пастернака, от В. Маяковского до А. Вознесенского, от ранних наивных опровергателей веры в литературе до Л. Бородина и В. Крупина.
Нужно брать всю литературу. Почему? Давайте обратимся к Пушкину, и позвольте спросить, кто бы знал об Александре Сергеевиче, если бы совсем не было читающей публики. Полное отсутствие читателей — это гибель для литературы — пиши не пиши. Но писатель и обобщенный читатель — это два полюса литературной среды, а между ними большая градация писателей — людей, делающих свои небольшие опыты в области сочинительства, и более плодовитые, но не признанные, и признанные, но по уровню стоящие на различных ступеньках одаренности — ближе к гению или дальше от него. Вот благодаря всей этой читательско-писательской среде, в которой есть подвижники и организаторы литературной жизни, и видны гении и таланты. Ведь нельзя же с картины художника убрать все и оставить, например, только какое-нибудь одно лицо, купол храма или солнце, без утраты всей картины, как таковой.
А хорошему писателю, пусть даже и гениальному, негоже впадать в гордыню, ибо сие есть большой грех. И хорошо бы не забывать о личной ответственности за состояние этого самого литературного процесса по принципу — если не мы, то кто же? — на котором (и не на каком другом) стояла, стоит и будет стоять литература, ибо кому больше дано, с того больше и спрос. Как раз в советский период с литераторами занимались серьезно, и занимались именно мэтры от литературы, не в пример нынешнему времени.
ПРИМЕЧАНИЯ:
* Алексей Яшин. «Постлитературный период жизни человечества: оптимисты и пессимисты». (Просим рассматривать изложенное как дополнительный исходный материал к дискуссии, объявленной в предыдущем номере «Приокских зорь» (см. http://www.pz.tula.ru/ 1, 2013 г.): «Не хватит ли «сбрасывать Пушкина с корабля истории?» — прим. А. Я.).
** Мандельштам О. Э. Полное собрание сочинений и писем. В 3 т. М.: Прогресс-Плеяда, 2009—2011. Т. 1. Стихотворения. / Вступ. ст. Вяч. Вс. Иванова, подг. текста и комм. А. Г. Меца. 2009. 808 стр.
*** А.Я. Cit. ор. с. 4.
**** Федор Тютчев. Избранное. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, "Феникс", 1996.
***** «Колонка главного редактора»: «Не хватит ли «сбрасывать Пушкина с корабля истории?». «Приокские зори», №1, 2013 г. http://www.pz.tula.ru/
© Яков Шафран
© Copyright: Яков Шафран, 2013
Свидетельство о публикации №213101201295
Свидетельство о публикации №113101208399