Я. Сейферт. В диадеме стихов

Я всю свою жизнь любил
земную любовь…
Ту, с жаждущими руками,
с горячим запахом кожи,
с цветами алого цвета
в распущенных волосах.

О небеса, не гневайтесь –
я ваших высот не достиг.

И поэт почетного перстня
женщин боготворил
до последнего воздыхания.
Но если б кто-то спросил,
кого он любит действительно,
единственным был бы ответ:
речь своего отечества.

О ней говорил он с трепетом,
как говорят о женщинах,
и знал ее во всех тонкостях.
Ее шершавость и ласковость,
когда принимался петь,
ее негу,
с почтеньем уст тех,
перед кем она появлялась
на мгновение обнаженной,
как богиня благоуханная,
в диадеме стихов Врхлицкого,
от каких не затрепетать,
не умолкнуть,
с почтеньем вслушиваясь,
был бы непростительный грех.

Сколько мы в поднебесном мире
не заметили сих грехов!

В один пасмурный зимний день,
когда узлы туч расслабились
и очи звезд стали близкими,
поэт, задумав поужинать,
на стол положил свой хлеб
светлым исподом верх.

Бог мой,- захлебнулась бы мать,-
перевернутый хлеб –  к несчастью.
Случится что-то неладное.
И поставив хлеб, как положено,
осенила б его крестом.

Вскоре поэт погиб,
сбитый трамвайным вагоном
на скользкую колею.
Это лишь птичье перо
падает наземь медленно
и еще танцует притом.

Трагическая смерть,
как у Эмиля Верхарна.
Но поэт многогранного дара
не был его кумиром,
поэтом его души.