Михаил Тверской

Выла почва, ночь рыдала,
капая слезой с небес.
В годы те, костей немало,
убаюкал русский лес.
Дикий клекот, свист веревки,
гарь, пустые города.
С аппетитом и сноровкой,
ела русский люд - Орда.

От обжорства сводит челюсть,
обдирая плоть с костей.
Отдохнет Иван лет десять,
да по новой жди гостей.
Но не вечен пир кровавый,
и четырнадцатый век.

Увенчался русской славой,
прогремевшей меж двух рек.
С шеи сбросив гнет поганый,
встала во весь рост страна.
Но пред тем по воле ханов,
шли другие времена…

***

Шел верхом князь Михаил,
думу тяжкую хранил.
Близок взмах ордынских крыл,
для отпора нету сил.
Еле-еле по сусекам,
ратных наскребли немного.
Мало нынче человеков,
только кости вдоль дороги.

Три тумена здесь прошли,
что привел московский Юрка.
Девок за косу в пыли,
волокли по переулку.
Брали на копье детей,
мужика рубили лихо.
Ни обола, ни плетей,
на Тверском уделе тихо.

Ворогов подстерегли,
у Бортенева деревни.
Резали, рубили, жгли,
будто дух варягов древних.
Распрямил холопьи плечи,
смелости вдохнув лихвой.
Завели ребята речи,
люб удел нам удалой!

Хватит жалкой рабьей доли,
что пришлось всем пережить.
Как расстался с головою,
Юрий князь на речке Сить.
Вот уж почитай полвека,
над землей свистит аркан.
Кровью наводнились реки,
да пирует наглый хан.

***
Донесли сию крамолу,
до властителя ушей.
Очи опустивши долу,
не погнал гонцов взашей.
Да Юрко, бежавший с боя,
пел как в клетке соловей.
Михаил сейчас в героях,
ходит по земле твоей.

Победителем туменов,
чтит его посадский люд.
И за ханской власти смену,
тут и там урусы пьют.
Львиным рыком дай приказы,
ты не можешь больше ждать.
Либо выведешь заразу,
либо Тверь утроит рать!

Слушал хан не убирая,
с Юрки хищных рысьих глаз.
Верных псов, не слышно лая,
он продолжил свой рассказ.
Покусился на святое,
раб твой Мишка, подлый змей.

Говоря, что Тверь закроет,
для незваных всех гостей.
Мужикам отдаст работу,
будет разделять доход.
Уберет с их плеч заботу,
дань вносить за каждый год.

Как известно благодетель,
освещающий наш век.
Дай Всевышний многолетья,
солнцеликий хан Узбек.
Дать решил народам праздник, 
чтобы каждый не стыдясь.
В одеянии нарядном,
мог порадовать тебя. 

И всего-то денег нужно,
десять тысяч серебром.
Но тверской коназ недружный,
их не отдает добром.
Не по средствам мол, живете,
не считаете монет.
Ставя юрты на болоте,
да жируя на весь свет.

Дань мы полностью отдали,
как и прежде бьем челом.
От чужих торжеств устали,
со своих плати хором.
А когда никто не слышит,
открывает князь секрет.
Хватит трепетать как мыши
серебра для хана нет!

Зубы, обнажив в оскале,
ногу вытянув к губам.
Хан в несвойственном запале,
треснул Юрку по зубам.
Я тебе давал тумены!
Я тебе давал людей.
Ты зачем ко мне явился
нарочным дурных вестей!

Где моя сестра Кончака?
Где мой верный Кавкадый?
Я всю вашу землю прахом,
вам покажется Батый.
Неразумною дитятей,
что ж познайте гнев отца.

Товлубий! вставай с полатей,
к Михаилу слать гонца.
В моей ставке, через месяц,
ему с сыном старшим быть.
Или сам в тверские веси,
приду с войском погостить…

***
Тверь умолкла, вестник ханский,
не вошел под сень палат.
Передав наказ тиранский,
тотчас ускакал назад.
Князь раздумывал недолго,
нужных слов не находя.
И в последний раз на Волгу,
повела его стезя.

Жена Анна хмуря брови,
тонким почернев лицом.
Губы искусав до крови,
продержалась молодцом.
Простой люд меж тем теснился,
падая у ног коня.
Вытирая соль с ресницы,
каждый рек: возьми меня!

А боярин пестун старый,
утешал людей как мог.
Предстоит нам путь немалый,
главное шатра порог.
Преступить, как хану нужно,
не нарушив их обычай.
Опосля пройдет все дружно,
не придется стать добычей.

Может, вымолит гречанка,
ведь Узбекова жена.
От рождения христианка,
православная она.
Шепнет в ухо темной ночью,
посреди земных утех.
Иногда в судьбе пророков,
выходил добром сей грех.

Тверской князь расправил плечи,
злая мысль на ум пришла.
Стоит ехать в степь далече,
и чрез постельные дела.
Заслужить себе спасенье,
как же с этим дальше жить.
Прочь лукавых слов плетенье,
разрубить ударом нить.

Разве может воин храбрый,
что всю жизнь ходил на рать.
Нынче греческую бабу,
ходатаем посылать…
Эх! собрать бы войско свежо,
к Гедимину слать гонца.
Звать ушкуйничков за межу,
до рязанского крыльца.

Заманить Орды тумены,
в темную да злую гать.
Поломать через колено,
меч из рук не выпускать.
Мысль ушла, чуть появившись,
не видать победы нам.
Это значит, что на утро,
поплывет вниз караван.

Ехал Михаил по Волге,
крест дорогой теребил.
До Сарая путь далекий,
а прием грядет не мил.

***
Хан сперва чуть улыбнулся,
поиграл как с мышью кот.
Ухмыльнулся, потянулся
извини мол, от забот.
Тебя князя оторвали,
только уточнить хотели.
Ходит слух, будто недале,
усомнился в общем деле?

Говорил платить не надо,
не хотел к себе пускать.
Тех, кого тебе в награду,
присылала Орда – мать.
Заковать его в колодки,
пусть познает тяжесть уз!
Возле юрты на лебедку,
чтобы место знал урус.

Хану внемлите батыры,
и порадую я вас.
Пир окончен, и турниры,
нынче скачем на Кавказ.
Осмелели Хулагиды,
надерзили грубо нам.
За жестокую обиду,
двинем войско на Ширван.

***
Михаил тащился рядом,
всю дорогу у седла.
Брел в изорванном наряде,
ел объедки из котла.
Каждый день лупили лихо,
Юрка сильно лютовал.
Кавгадый смеялся тихо,
день за днем коназ сдавал.

Бороденки прежней клочья,
развевались на ветру.
Вот однажды видят очи,
трое подошли к шатру.
Надоело развлечение,
хан желает отдохнуть.
Посему конец мученьям,
знать пора в последний путь.

Застегали его плеткой,
растоптали сапогом.
Скоро страшную находку,
встретит звоном родной дом.
Везли долго, везли молча,
через степь, поля, леса.
И людей крестилась толча,
Знак! Не тлеют телеса.

Чудо видели в Рязани,
Переславле и Калуге.
А молва быстрей, чем сани,
пронеслась стрелою с юга.
Даже на Москве бояре,
дабы не просек каратель.
Зашептали, что исстари,
тлену неподвластна святость.

Тверь собралась, замолчала,
И припрятав топоры.
Как пчела для дела жало,
попритихла до поры.
Свист аркана был не вечен,
протекла лет череда.
В наказанье за злодейства,
под мечи легла Орда.