Исповедь киевлянина

    
Вы мой рассказ прочтете
          в горьких травах,
Что  быль хранят
          наперекор стихии.
Суровые
          обычаи и нравы
Не сгинули
          с ведической Россией.
Родился я под звон
          мечей и вопли.
Дымилась степь
          кочевьем непокорным.
Отцу хватило
          мужества и воли
Бессменно быть
          на рубежах дозорным.
Познал добро и лихо
          в нашем мире.
Мой род был мне
          надеждой и опорой.
Не раз Царьград сходил
          ко мне в порфире,
Улаживая
          между нами споры.
                Х    Х    Х
Под руку меч
          и в голова попону.
А голод утолял
          пригоршней злаков.
Но  к Перуну
          с отеческим поклоном,
Чтоб  сон
          не потревожился с закатом.
Чуть свет опять туда,
          где ждали битвы.
Им было несть числа
          зимой и летом.
Мне заклинанья,
          руны и молитвы
Щитом служили
          вместе с амулетом.
Коль было б суждено
          на поле брани
Погибнуть
          от удара лиходея,
Я даже за земной,
          пресветлой гранью,
Своё любовно
          с предками содеял.
                Х     Х     Х
Меня из рук вскормила
          Мать-природа.
Я с ней изведал жизнь
          одним мерилом.
В ней зиждилась
          особая порода,
Ворочая в веках
           славянским миром.
Мы свято чтили
          капище и веды,
На чем всегда стояла
          наша Вера,
Славян
          оберегавшая от бездны,
В крутых разломах
          как святая мера.
Мы рады были
          каждому почину,
Чтоб только наша Русь 
          стояла крепко.
Но стольный князь
          поверг её в пучину,
Взяв в свои руки
          древний Киев цепко.
                Х     Х     Х
Не по хотению людей –
          огулом
Распорядился князь
          великой Русью.
С Царьграда
          неизвестностью подуло,
Встревожив
          города и захолустье.
Князь захотел
          от Бога высшей власти.
Шагнув к нему
          намеренно в объятья.
Какое в христианстве
          мир и счастье,
Когда в нем только страх
          перед распятьем!?
Я был в своих деяньях
          смел и волен.
И боги мне
          служили утешеньем.
Христос не дал
          равновеликой доли,
Чтоб стала жизнь
          и в смерти продолженьем.
                Х     Х     Х
В тот черный день
          я в поле кликнул воев,
С кем  разделял
          лишения в походах.
На берегу Днепра,
          ватагу строя,
Мы видели,
          как гибла в нем свобода.
Поводья опустив,
          рванулись в сечу
С большой дружиной
          подлого Добрана.
Стальным мечом,
          отметив нашу встречу,
Иудо-хазарянин
          спас тирана.
Лежу совсем один
          на диком взгорье.
И не боюсь, что силы
          быстро гаснут…
В моём Отечестве
          в слезах и горе
Угасла наша
          Вера понапрасну.