Пушкин - игры с предопределением

Пушкин и мистика по жизни.

В приметы - верить или нет?
И, в жизни, те,  на нас - влияют?
Не однозначный тут ответ,
Ведь, исключения бывают.

Великий Пушкин – гуманист,
Но, в своей жизни был подвержен,
Таинственности. Это есть.
Не скажешь, что он был невеждой.

Видел во многих, он, вещах,
Часто - магическую силу.
Загадочность и даже страх,
В нём суеверие сквозило.

Сверял он суеверно жизнь,
По предсказаниям, наветам…
Порой и как авантюризм,
Проглядывался во всём этом.

Ужасным и непостижимым - все,
В нём - суеверие считали,
Он образованным был всё ж,
Всё, то - друзья не понимали.

Верующие говорят,
То -  атеизма порожденье.
Что, суеверий его, ряд,
Шел  вместо веры. Наважденье.

Рассмотрим, Пушкина, мы, жизнь,
Что в нём сопутствует с талантом,
Порой мучительно,  как, жил,
Что шло по жизни его, рядом.

В ходу было много примет,
У Пушкина. Причём, однако,
Часть выдумал, их, сам поэт,
Друзья ж считали плохим знаком.

Ведь, он откладывал не раз,
Иль, отменял свои поездки,
Вниманье обратив в тот час,
На «что-то». И решал тут резко.

Если слуга,  вдруг, принесёт,
Им, вещь, забытую в дорогу,
И – всё! Решает сразу, тот,
Дурной приметой. Всё – «не в ногу»

Но, если честно,  говоря,
Как-то спасла его, «примета»,
И это было всё не зря,
Может, спасла  в тот миг поэта.

Век восемнадцатый  настал,
Год двадцать пятый. После смерти,
(Не стало Александра, там,
Первого). У престола – смута.

А Пушкин в ссылке тогда был,
В селе в Михайловском.  На встречу,
Он съездить в Петербург решил,
Друзей наведать в этот вечер.

Заехать, там,  сперва решил,
К Рылееву, к другу - поэту,
Главой, тот,  «Декабристов» был,
Опасная поездка, эта.

Он, попрощаться, захотел,
С соседями. Решил, так, Пушкин,
И на повозке полетел,
Чтоб погостить у них немножко.

И вот  там  на пути, ему,
Перебежал дорогу - заяц…
Назад, как ехал, вновь тому,
Опять путь перебёг  - «мерзавец».

От этих,  же тут  двух примет,
Поэт сник в настроенье сразу,
Тут на слугу «болезнь» придёт,
«Горячка белая». Вот казус.

Отправился  всё ж Пушкин в путь,
Навстречу, как назло - священник…
Поэт решает повернуть,
Приметы для него ж - священны.

Поэт к Рылееву б попал,
В канун восстанья декабристов.
На площади б Сенатской был,
Чтоб было, угадать  тут просто.

Сестре Ольге, он говорил,
«Благо, что обратил вниманье,
На зайца. Ибо, наскочил б,
Не на него, а на восстанье»

Четырнадцатого, то – декабря.
А это же был - понедельник!
Знать, это было всё не зря,
День несчастливый, то, недели.

Пушкин же признавался всем,
«В невероятность, очень верит».
В непостижимость, вместе с тем»
То, суеверие – не вера.

А тут  уже рукой подать,
От суеверий - до гаданий,
В те годы стало процветать,
Гадалок разных всех, старанье.

Заканчивал поэт лицей,
И хиромантка в Петербурге,
Тому предскажет, уж, в лицо,
Насильственную смерть, в муке.

Так же приятелю его,
Который, с ним пришёл к гадалке,
Тоже предскажет смерть легко,
Заколот будет  утром. Жалко.

После того,  всерьёз  уже,
Возникнет интерес, наверно,
К «пророчицам»  И раз, зашёл,
Уже к пророчице - «кофейной».

Два предсказания сбылись,
Про встречу с другом, и про деньги,
Третье, про смерть.  Хоть – удивись,
Насильственную. Рок, тут, некий.

Пушкин  всем говорить начнёт: 
«Теперь уже надо и сбыться,
Третьему предсказанью, тут,
В этом, уверен». Сам - смеётся.

В Одессе, в  ссылке побывав,
Оракул- грек, там, смерть предскажет,
О том всегда не забывал,
О том своим друзьям расскажет.

И Пушкину, кроме того,
Предскажут ещё два изгнанья.
Славу народную, его,
Ведь, сбудутся, те, предсказанья.

Впрочем, насильственную смерть,
Пророчили и без гадалок,
Для этого причины есть,
Дуэли частые, тут, ждали.

Уж в Кишинёве он имел,
Несколько поединков «чести»,
Конец счастливый, этих дел,
Так что уж преуспел он в этом.

Он балансировал не раз,
На грани жизни, даже смерти,
Из за  бравады, каждый час,
По пустякам бывало это.

И в предсказаниях,  во всех,
Смерти насильственной, поэта,
От «белой головы»,  других,
Иль «белой лошади». От – этих.

Порою было, как конфуз,
Он на балу однажды встретил,
Блондина. Светлый глаз.
На Пушкина  глазел,  всё, этот.

Пушкин из зала, тот за ним,
Весь вечер ходят друг за другом.
Признался Пушкин после, всем:
«Струхнул порядком я, однако»

В Польше восстание пошло,
России, Та, была подвластна.
Отбыть туда,  вдруг, мысль  пришла,
Но, объяснил друзьям ,он, страстно:

«Там у врага  служит Вейскопф,
«Белая голова», в немецком.
Убить меня будет готов,
Решил, что этот довод веский.

Жениться Пушкин захотел,
И он отправился к гадалке.
Пророчества  там  «углядел»,
«Из- за жены умрёт, однако».

Голову вскоре потерял,
Он, от  Натальи Гончаровой.
Рукой махнув, совсем - не вняв,
Всем предсказаниям. Жил браво.

«Тёща» согласие дала,
На свадьбу. Пушкин, сразу в гости.…
Прийти во фраке пожелал,
Тот, у Нащокина попросит.

Удачным будет сватовство,
Во фраке, в том, и - обвенчался.
В удаче  «обвинил» его,
Чтоб подарил,  сам напросился.

А перед свадьбой наш поэт,
Зашёл к Нащокину,  раз, в гости,
Застал цыганок в тот момент,
Певунья Таня выпить вносит.

«На  счастье» - просит Пушкин спеть,
В тоске цыганка пребывала.
Невесело, та, стала петь,
«Про, тот, как - «кони  разыгрались»

«Про коней» Пушкина, петь став,
Разбередив поэту душу,
Тот, во весь голос  зарыдал,
К нему Нащокин  сразу, тут же.

Друг спросит  его: «Что с тобой?»
«Ах, эта песня… –  всплакнул, он
И простонав, сказал с тоской
Мне всё внутри перевернула. 

Песня  эта, не радость, мне,
Потерю  только предвещает,
Большую. И сомнений нет!»
Не попрощавшись – уезжает…

И вот венчание идёт,
Задев аналой, крест уронит…
Кольцо его, вдруг, упадёт,
Когда обмен, их, происходит.

Погасла так же и свеча…
У Пушкина  в душе ж  страданья.
 И он, тут, другу замечал:
«Дурные – предзнаменованья…»

И вот с супругой, в свете, он.
Глядя на них все замечают,
Семья - как  «дремлющий вулкан»,
.Что, в том скрывается – не знают.

У Натали, его, жены,
Со  временем, от восхищений,
Много поклонников. Они,
Привыкшие все к обольщенью.

Средь них  был Жорж Дантес – француз,
Настойчивый был ухажёр, однако,
Упорным был. Совсем – не трус,
От Пушкина уж ожидал и – «драки»

Но Пушкин странно себя вёл,
К поклоннику был дружелюбным,
Дантес возил жены, сестёр,
Обедал с ним поэт прилюдно.

Но, ведь Дантес - весь «белым» был,
Глаза, волосы, одеянье…
Кавалергардов марш носил,
«Белая дама», же, названье.

Целый сундук плохих примет,
Но, Пушкин не глядел на это,
Доволен был, тому, поэт,
Тот отвлекал жену  тут, где-то.

Пока гулял он и кутил,
Спускал большие суммы в карты,
С другими дамами «крутил»,
Слышны,  «грома» уже  раскаты.

И Пушкин, вдруг, глаза открыл,
Питает сплетни, страсть Дантеса,
Тут с анонимкой груз прибыл,
Письмо с дипломом – рогоносца.

Правда, с намёком – на царя,
Однако, в свете  уже знали,
Главный герой Дантес. Не зря.
О нём кругом все намекали.

В голову тут ударит кровь:
«Дуэль!»  Одна лишь мысль забила.
О «белой голове» забыв,
Не до гадалок  тут уж было.

Друзья тут всполошились все,
Дуэль замяли под предлогом,
Что сватался  к сестре, Дантес,
Натальи. К Катерине, долго.

Хоть свадьба состоялась, но,
Всё ж, ничего,  тут, не решила.
Однако,  Пушкин,  всё равно,
Против Дантеса точит «шило».

Несколько месяцев уже,
До смерти Пушкина осталось…
Мистика снова вошла в жизнь,
Событие одно случилось.

Пушкин по комнате бродил,
Охваченный, смутною тревогой.
Не раз к зеркалу подходил,
И в него всматривался долго.

Он, вдруг, жену свою позвал,
Сдавленным голосом: «Наташа!
Что значит? Что я увидал?
Мужчина рядом с тобой, так же!

Тёмноволосый,  средних лет.
Одетый. В генеральской форме.
Он не дурён. Стройный брюнет.
Глядит с любовью!»  Пушкин обмер.

Наталья к зеркалу бежит,
Но,  ничего  - не увидала.
А Пушкин долго всё стоит,
Глядя, картина,  где предстала.

Уже потом через семь лет.
Когда уж Пушкина не станет,
Наталья вспомнит тот момент,
Как, новый муж пред ней предстанет.

Муж новый  - генерал Ланской,
Приметы все его совпали.
Был образ в зеркале, такой,
Когда видение предстало.

Но, до брюнета ж  - далеко,
Блондин же рядом находился,
И уж на  действия его,
Поэт наш сильно обозлился.

Дантес Наталье угрожал:
С собой, он, обещал покончить.
Может он так уже решил,
С поэтом « кончить», между прочим.

Ту, на свиданье заманил,
Ей,  удалось сбежать, однако.
Так, честь Натальи уронил,
Всё это было дурным знаком.

Пушкин узнавши, враз вскипел,
Взбешённым был. Взорвался тут же,
Решил: «Кровавая дуэль,
Смыть оскорбление лишь сможет».

Перед дуэлью  смог сказать:
Старой подруге, баронессе:
«Намерен смерти,  я, искать»,
Случилось, что, потом известно.

…Нащокин  как-то заказал,
Два одинаковых колечка.
Из золота и с бирюзой:
«От смерти, талисман, конечно».

Одно - Пушкину подарил,
Другое сам носил всё время.
«То, от насильственной» - он говорил,
Раз существует, та, проблема.
 
Нащокин, вдруг, аж из Москвы,
Беду почувствовал,  в то время,
Когда дуль была… Увы…
Между обидчиками, теми.

Он  в это время  задремал,
Вдруг, голос Пушкина услышал:
«Нащокин - дома?» тот сказал,
Павел вскочил и  слугу ищет.

«Пушкин тут был?» его спросил,
Слуга на это удивился.
«То не к добру! - и загрустил.
С Пушкиным что-то там случилось!»

И вот на следующий день,
Известие – о роковой дуэли…
О том уж разговор везде,
Не верят. Недоумевали.

Лёжа на смертном уж одре,
Пушкин позвал,  вдруг, секунданта,
Данзаса.  Ему говоря:
«Подарок ему сделать надо…»

Тут Пушкин снял  с руки кольцо,
Отдал он со словами: «Это,
«Твой талисман. Его носи.
Он от насильственной смерти…»

Странно поистине всё тут,
Что происходит так на свете,
Должен  понять теперь поэт,
Что, не спасло кольцо от смерти.

Странное сходство во всём  есть:
Сходство - дуэльных всех фамилий.
Дантес – убийца. А Данзас,
Был секундантом  в этом деле.

Дантеса, тоже  - секундант,
Виконт Де Аршиак, С ним дружит.
Погибнет на охоте. Факт.
Судьбы тут многие похожи.

Екатерине, же, Дантес – дано:
Шесть лет прожить  лишь, только с мужем.
Как Пушкин, с Натали, с женой,
И четырёх детей  родит, та, тоже.

Мученический ореол,
Смерть создала вокруг поэта,
Все обвиненья до сих пор,
На Натали пришлись, за это.

Но, виновато ли жена?
«Кокетка» при таком  супруге.
Формально, да!  Может она.
По сути  всё же нет, однако.

Недаром перед смертью, он,
Сказал: «Безвинно  жена терпит, верно,
Бедная, та, со всех сторон…
И может потерпеть  во мнении людском, наверно…»

Но Пушкин, сам же, накликал,
Себе такую смерть всё время.
И своей жизнью приближал,
Смертно - опасные проблемы.

Гадания и предсказанья, те,
Есть «удочки», на  кои - ловит.
Тёмная сила  всех  людей,
И жизнь  порою людям гробит.

Вещания, тогда, ж к чему,
Коль избежать беды не можем?
Лишь констатируют беду,
Как избежать  не учат, тоже.

И происходит, та, беда,
Не «голова белая»  сгложет, 
А своя жизнь важна  всегда,
Никто другой тут не поможет.

И должен для себя решить:
Коль, поведенья не изменишь,
Безнравственно,  продолжишь - жить,
«Белую голову»  накличешь.

Он, получивший свыше дар,
Как гений  - явно размышляет,
Насчёт религии всегда,
И к высшим ценностям  взывает.

Признался Пушкин как-то раз,
Его важнейшие событья,
С днём Вознесения сошлись,
И не случайно было это.

К закату Пушкин сочинил,
«Мирская власть» - стихи, молитвы.
«Отцы- пустынники». Они,
Не очень в мире знамениты.

Он, пагубных страстей своих,
Увы, преодолеть – не сможет.
Заложником стал, он, всех их,
Те, отпечаток, свой наложат

Признался он,  в конце - концов,
Что жизнь достойна порицанья,
И со страдальческим лицом,
Ещё он выскажет признанье

 Недаром он писал тогда,
«Напрасно я бегу к Сионским,
Высотам. Грех алчный  по пятам,
За мною гонится…»  Напрасно.

И перед смертью уж, тогда,
Пушкин  про это, так, напишет:
«Религия нашим мыслям – чужда,
Привычкам  нашим. К счастью это».

Неисповедим  господний  путь,
Смирят предсмертные страданья.
Поэт, выявится суть.
Противнику послал прощенье.

Он исповедовался,  всё ж,
И причастился перед смертью.
Священник скажет про, то, всё:
Что, позавидовал поэту.

Что пожелал бы и себе,
Такой кончины – как, поэта.
Но, сам виновник он всех бед,
И сам признался уже в этом.

Знать покаяние его,
Что перед смертью  всё же сделал,
Было  искренне глубоко,
Душу открывшее, на деле.

       Протоиерей, религиозный философ,
Сергей Булгаков,  так сказал о нём:

«Стремясь сделать его самого  безответной
Жертвой, не замечают, что тем самым хулят
Пушкина, упраздняют его личность, умаляют его огромную духовную силу… Он достоин того, чтобы самому
Ответствовать перед Богом и людьми за свои дела!»