Ничего не

…Просто в сумерках ты мне видишься до сих пор:
Босой под дождем идешь по брусчатке.
Заходишь во двор.
И раз за разом, как в фильме, стреляешь в меня в упор.

Ты первопричина меня. Ты всему основа.
И я сломлен тобой,
Моя Терра инкогнита, Терра нова.
Январь круглый год.
Январь снова и снова.
Я так неуклюже пытаюсь сказать: «Без тебя хреново».

По громкой связи. По радио. Рации.
Только я тебе не формат и по-прежнему вне ротации.
Я доехал с тобой тогда до последней станции.
Ты мне не дала ни гарантии, ни квитанции:
Боль возврату не подлежит.
Соблюдай дистанцию.

В зале ожиданья еще накануне (Я тогда дико мёрз)
Я стоял оглушенный в своем июне (Почти всерьёз)
И смотрел на табло прилёта как верный пёс.

Верный пёс, зализывавший твои раны.

Внимание. Всем встречающим рейс из Милана.
Идите домой.
Самолет разбился, никто не выжил. Еще так рано.

Никто не выжил.

Я помню, закат был хрустально-рыжим.
И мы с тобой сидим на бордюре и еле дышим.
Да что вспоминать. До тебя я был просто нищим.

А теперь я царапаю рифы днищем.
И они разрывают в ответ моё брюхо стальное.
Я научился так жить и почти не ною.

(Но иногда, затянувшись покрепче, я сладко вою.)

На мне всё заживает как на собаке, но вот это не зАжило.
Я Либерти Айленд... одинокий, сожжённый заживо.
Дом терпимости, распахнувший двери для каждого.

Обесцвеченный, обезлюдевший порт Батуми.
Ничего не случилось.
Я просто умер.