Первая часть книги К счастью долгая дорога в жизнь

                СТУПЕНЬКИ

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

                К счастье долгая дорога в жизнь...

И жизнь моя коснется жизни многих,
Пока еще не отпылал закат.
Добром и злом отметив их дороги,
И им, как солнцу, нет пути назад.
И я всегда шепчу одно желанье,
Молитвы посылая Богу в рай,
Пусть жизнь моя не будет в наказанье,
Всем тем, кого коснулся невзначай.
/Неизвестный поэт/


     8 июня 2009года поезд на Москву увозил меня в неизвестность. Когда состав начал трогать с места сын прижал свою раскрытую ладонь на окно моего купе, чтобы я оставила с другой стороны такой же отпечаток, отзеркалив своей ладонью его руку. Сердце разрывалось от боли и казалось, что наши кровеносные сосуды стучат в унисон даже через стекло вагонного окна. По губам сына я читаю: «Мама все будет хорошо, ты у меня такая сильная и умная. Я в тебя верю!

     Банкротясь и снова становясь успешной, я это состояние испытывала не один раз. Сын точно так же сейчас повторял мой путь. То взлеты, то падения. Но было не страшно, уже был иммунитет к этим падениям и взлетам. Наоборот было любопытно, что на этот раз придумал для нас Всевышний. Каким еще испытаниям подвергнется наша сила духа. Нас с сыном физически разделял только поезд. А внутри нас все было одинаково. Мы, в одно и то же время, пережили утрату, родного человека, в одно и то же время, стали банкротами. Пришел мировой кризис, и нас накрыло как волной. Я потеряла свой бизнес, он свой. Он оставался банкротом дома, а я им ехала в Россию. Но можно ли назвать полными банкротами людей, которые с виду как раненые собаки, а внутри еще чувствуют такой потенциал, что захватывает дух. Вера в то, что все будет так, как должно быть, даже если будет иначе, никогда их не покидает. И уверенность в том, что любое падение, это только передышка перед новым взлетом, звучит как приговор. А если уже чувствуется дно, то это еще лучше, даже можно сказать здорово, благо будет от чего отталкиваться.

Сын, уже взрослый женатый мужчина, стал моим другом, и компаньоном по бизнесу, а также цензором по всем, проводимым мною тренингам, и таким же, как я приверженцем позитивного отношения к жизни. Наш девиз: «Что Бог не дает, все к лучшему». Но у него уже своя семья и свой духовный путь. И живет он отдельно от мамы своей жизнью. А мама теперь без него стала кошкой гуляющей сама по себе. Он отпускал меня, понимая, что мне нужны какие то перемены, мне нужен мой путь и мой духовный опыт, чтобы снова создать, что-то новое, выйдя с минусов на нули, как и предполагает духовный маркетинг. А я уезжала с той мыслью, что сын должен выйти из кризиса сам без моего присутствия, моей поддержки и моих советов. Уж слишком много моего присутствия было в его жизни. Пришло время, когда он, получив от меня все, что могла ему дать преданная и любящая мать, стал теперь отдавать мне тем же, как любящий, понимающий и заботливый сын. Но нам обоим нужно было разорвать ту пуповину, которая не давала сыну расти и развиваться самостоятельно.

     Жизнь стала такой интересной и захватывающей игрой, что плакать от неизбежности было бы глупо. Каждый раз падая, банкротясь и снова подымаясь, я выносила прекрасные уроки жизни. Постигала еще одну ступеньку мудрости и снова становилась успешной. Делая при этом определенные выводы. И этому учила своего сына. Ибо нет человека, у которого не бывает ошибок. Есть прекрасный опыт подаренный судьбой. Даже если этот опыт негативный, зато он твой, пережитый каждой клеточкой твоего организма, прочувствованный до мозга кости выстраданный и проанализированный со всех сторон с вытекающими выводами и последствиями. Нельзя научиться на чужих ошибках. Это будет чужой опыт, а не твой.

     Успокаивало всегда, одно - духовный рост приходит только через испытания. Господь всегда уравновешивает радость со скорбями.

     За окном пронеслись последние постройки родного города, и слезы, как ни странно потекли с глаз сами по себе, капая на руки сложенные в пирамидальный замок профессионального жеста оратора. Они текли, без никаких, эмоций, просто так, как будто бы они жили своей жизнью, а мозг жил своей.

     Да, я сильная. А как бы хотелось быть вот сейчас слабой, маленькой и беззащитной. Чтобы кто-то, очень сильный, погладил тебя по головке, как это в трудные минуты делал сын, и сказал: «Моя девочка! Не плачь… Все будет хорошо!»

     Как бы хотелось забыть о том, что ты бриллиантовый директор, что еще вчера, успешная бизнес леди Украины, что за тобой стоят тысячи людей, которых ты сейчас бросаешь на произвол судьбы. Да, именно бросаешь. Это так звучит, потому что ты лидер, и за тобой идут как за путеводной звездой, и ты в ответе, как сказал Антуан де Сент-Экзюпери, за тех, кого приручила. А другой голос успокаивал и шептал внутри, нельзя «подсаживать» людей на крючок своей харизмы. Пусть теперь каждый, сам докажет, что он из себя, что-то представляет, без твоего, волшебного пенделя под зад.

     Вот сейчас, в это мгновение упасть бы сильному мужчине на руки и поплакаться. Рассказать ему, что у тебя, этот мировой кризис, забрал все, точно так же, как и в первый раз при дефолте. Что у тебя кредит на иномарку не выплачен. Что ты была вынуждена закрыть свой офис, уволив замечательных работников, а свой бизнес оставить на партнеров, реально представляя, что они его конкретно развалят. Потому, что тысячи людей шли, именно на твою харизму. Что свою любимую квартиру, ты сдала квартирантам. Что свою 78- летнюю маму, которая с тобой прожила пятнадцать лет, в счастье, согласии и гармонии. Делила с тобой радости и горести, была твоим помощником и секретарем референтом, как в шутку ее называли, ты отправила к сестре, как переходной красный вымпел, А кошку Люську, преданную и любимую отвезла родственникам в село. И, что тебя, всё, всё, всё достало. И этот бизнес с его бесконечной мотивацией, семинарами и постоянными симпозиумами и банкетами, где непременно нужно блистать в новом наряде. Все эти выступления, звания, лидерства и статусы, иногда лицемерие, а иногда и показуха…

     Что ты хочешь как страус зарыться в песок и никого не видеть и не слышать. Что твой мозг хочет перезагрузки, иначе, как в компьютере полетят все файлы.

     И, что едешь ты туда, незнамо куда, и будешь делать то, незнамо что. Но радовало одно, грядут перемены. Физический труд, который мне обещали предоставить по рекомендации знакомых, как говорят, из обезьяны сделал человека, значит и тебе повезет, думала я. Наберешься нового опыта и отдохнешь головой. Разгрузишь мысли и накачаешь мышцы, похудеешь, тоже, к стати не плохо. А потом ты снова придумаешь себе новый бизнес и обретешь новые крылья!

     Юмор! вот основной источник моего оптимизма. Главное в танке, как говорят не ...

     Поезд набирал скорость. Мелькали деревья, проплывали за окнами причудливые тучи разной конфигурации. На душе становилось тепло от воспоминаний детства. Возникла картина, как выпасая коров, мы лежали с ребятами и девчонками, или в яру на траве или на полях в хлебных колосьях ржи, где на нас смотрели синими глазами васильки, цветы нашего детства, и мы сочиняли разные сказки, смотря на облака, через сложенные руками виртуальные бинокли.

     А слезы все катились и катились, превращаясь уже в маленькое мокрое пятно, на вагонном половом коврике. Теперь уже было себя жаль как маленькую беззащитную девочку, которую некому было пожалеть. Представила сильные руки своего отца, пахнущие столярным клеем и стружкой от дерева. Он был столяром, и в его мастерской постоянно шла работа над каким-нибудь заказом односельчан. А в углу мастерской была куча деревянной стружки, на которой можно было сидеть и наблюдать, за умелыми и ловкими его руками. Он постоянно заставлял меня искать потерянный в стружке карандаш, который всегда оказывался за его ухом. Потом, когда я его находила, мы с ним долго смеялись. И он в знак благодарности, прижимал меня к себе, и когда мой нос втыкался в его немножко волосатую грудь, я с удовольствием вдыхала любимый запах его отцовского, родного, мужского пота. А еще у него была очень красивая лысина, на которой всегда был одет, в жаркую погоду, носовой платок, по четырем концам завязан узелками. Такая себе своеобразная тюбетейка. И от этих воспоминаний на лице появлялась улыбка. Захотелось расхохотаться, и тут же захотелось расплакаться одновременно. Расплакаться потому, что с отцом сразу же всплыли и другие воспоминания. Как мы с мамой убегали от него пьяного босыми ногами по снегу. Как прятали под подушку топор в ожидании его буйного прихода, для самозащиты. Как я бродила по заливным лугам с желтыми одуванчиками, никому не нужная и говорила тихо сама с собой. Мечтая, смотрела на облака и складывала для себя совершенно другую историю своей жизни, с другими, любящими меня родителями, братьями и сестрами, потому что в этой семье, как мне тогда казалось, всем на меня было наплевать. Хотя сейчас понимаю, что это были только мои детские фантазии. Я была не желанным, четвёртым в семье ребёнком и мама не хотела меня рожать, ибо кормить ещё один рот было тяжело. Я оказалась, так сказать, жертва аборта. Старшие дети держались вместе, они между собой были очень дружны, а я была всегда в семье «гадким утёнком», иногда даже поводом для насмешек, и пинков. От этого ходила как ёжик, колючая, и вредная. Мама всегда говорила, учись у Гали, старшей сестры, «Ласкаве телятко дві матки ссе, а горде не однії». Сестра всегда была любимицей у отца, когда он обедал, ей из его тарелки всегда доставалось мясо, когда он кушал яйцо, она всегда получала желток, а я была только наблюдателем всего происходящего, потому что отец меня явно недолюбливал. Маме за колхозом некогда было проявлять нежности, ей бы хоть накормить четыре рта и то хорошо.

     Во втором классе я, своровала у своей одноклассницы 70 копеек, вернее сказать перепрятала от неё к себе под парту, чтобы она не хвасталась каждый день, что ей, единственной из всего класса, дают деньги на шоколадные конфеты, и не выкладывала их специально на парту столбиком, в ложбинку из-под чернильницы. А то, как же, она ведь была доченькой завхоза, а мы, дети простых колхозников. А когда зазвенел звонок с перемены, и обнаружилась пропажа, учительница сказала: «Посмотрите, на вору и шапка горит», и я машинально схватилась за голову, и, конечно же, учительница сразу же поняла, кто их взял. Одноклассники стали обыскивать друг друга, и деньги, как и полагалось, нашли у меня под партой. Объяснять всем, что я их взяла, просто от классовой несправедливости, было уже поздно. После уроков вся начальная школа, где было четыре класса, накормила меня землей и била портфелями до самого дома. А когда узнали об этом мои родные, дома было от старших братьев и сестры тоже самое, а отец избивал меня ремнём с солдатской бляхой так, что под моими ногами образовалась лужа из мочи вперемешку с кровью. Если бы мать не оторвала, наверное, бы убил. С тех пор я затаила на отца очень сильную обиду, а возможно, где-то даже и ненависть. И эту обиду, что меня не выслушали и не поняли, почему я их перепрятала, я пронесла через всю свою жизнь. Потом, уже во взрослой жизни, на одном из тренингов, я помню, как отпускала эту ситуацию, как рыдала, навзрыд, стоя на коленях, перед мысленной картинкой детства, как просила на могиле у отца прощения за ненависть.

     Единственный позитив в этой ситуации останется в моей памяти навсегда. Это поведение моей учительницы Веры Егоровны, она говорила мне каждый день: «Людочка, ты очень хорошая и честная девочка, и помни, я тебе верю». Она всегда находила повод для того, чтобы меня похвалить. И мне так хотелось соответствовать тому, что она говорила. Когда я находила в школе на полу копейку, я бежала к учительнице и клала её на стол, а та в очередной раз меня хвалила, и мне хотелось жить и верить, что я очень хорошая и честная, ведь в семье мне никогда, никто таких слов не говорил…

И тут же всплывали обратные эмоции и другие картинки детства. Как мы всей семьей сидели при пахнущей медом, горящей свече, мама резала старые вещи на полосочки, мы с сестрой и братьями их сшивали и крутили в клубки, готовя материал на ткацкий станок, для будущих половых дорожек, а отец читал нам книги: «Чук и Гек», «Дети подземелья», «Овод». Какой же все-таки он был талантлив и не реализован одновременно.

     Он прекрасно читал стихи, и вместе с ним было одно удовольствие их учить наизусть. В нем сочеталось все. Он был замечательным рассказчиком анекдотов, политических автобиографий и библейских сказаний. Был музыкантом, артистом и оратором. Всегда участвовал в художественной самодеятельности. Прекрасно пел и играл на всех музыкальных инструментах. Он передал нам, детям и внукам, все свои таланты. Его заслуга в том, что я переняла у него весь опыт ораторского мастерства и актерского ремесла. Это он первый учил выступать меня на сцене, с расстановкой и с толком, как он любил выражаться. Когда я в четвертом классе заняла первое место на вечере чтецов стихов Т. Г. Шевченко и принесла домой подаренные мне в виде приза коробочку конфет-помадок, отец не находил себе места от счастья, повторяя маме «вот полюбуйся чья школа? А?!» Еще он любил на всех свадьбах и вечерах, куда приглашали нашу семью, а нас приглашали все односельчане и на все события, выставлять меня на танец «цыганочка с выходом», это был его коронный номер с моим участием. Все село потом три дня еще с восхищением обсуждало как Петра Ивановича дочка зажигательно танцевала цыганочку, а он от этого испытывал гордость за своих детей. Но однажды я закружилась и упала, и он не мог простить мне этого позора, и снова я стала в семье поводом для насмешек. Но, не смотря на мое детское представление об отце, он все таки, передал много хорошего своим потомкам. Мой сын, так же как и дед, прекрасно играет на гитаре, поет и сочиняет сам песни. А брат играет в селе на гармони так, что ноги сами идут в пляс.

Но сам отец, был инвалидом. От перенесенного в детстве туберкулеза костей у него одна нога была короче другой, и поэтому он ходил с палкой, и носил на одной ноге, толщиной в пятнадцать сантиметров, деревянную колодку, прибитую к обуви. При этом великолепно ездил на велосипеде и в любом пространственном положении после зарплаты приезжал на нем домой. Был потрясающе обаятелен и коммуникабелен. Общаясь с ним не возможно было заметить, что он инвалид. У него была такая внутренняя самодостаточность, что его любили и уважали все. Он даже матерился так, как будто читал стихи в образах. Он был ласковым и строгим, добрым и яростным одновременно. Мы, его четверо детей, два брата и две сестры, любили, боялись и уважали. Он имел такое прекрасное чувство юмора, что на него не возможно было обижаться. И после каждого очередного разбоя мама всегда его прощала...

     Кем бы, он хотел быть? При всех его талантах и способностях, какая была его заветная мечта? для нас это так и осталось тайной, которую он унес с собой в вечность. Но уже сейчас с точки зрения прожитых лет, я понимаю, что пил отец от своей нереализованности и от этого становилось больно. И совсем я его не ненавидела, возможно, просто боялась, и не могла ему многое простить, поэтому не шла с ним на близкий контакт. Но сейчас понимаю, что я его тоже очень любила и даже гордилась им…

Как будто бы сейчас в поезде в этом купе альфа и омега сошлись в одной точке. Скорбь и радость шли параллельно. Избавление и неизвестность снова были вместе. Счастье и горе не давали дышать полной грудью. А слезы как не странно выдавали сладостную боль. Снова и снова хотелось плакать и в этом состоянии я находила доселе неведомый, кайф...

     Одновременно работали все каналы восприятия. На уровне ума шел анализ предыдущих событий, на уровне эмоций переживались все чувства, на уровне души шла благодарность Богу за все радости и скорби, которыми он меня уравновешивал. И была вера в то, что вместе с ним мы выстоим любые испытания. Получилась такая себе духовная медитация, в соплях, слезах, и воспоминаниях.

За окнами появился тихий, ровный, летний дождик. Начало вечереть. Под шум дождя и ритмичный грохот колес было уютно плакать, возвращаться в прошлое, думать о настоящем, и мечтать о будущем.

     Я была благодарна своим соседям по купе и проводнику, что никто меня не трогал, и ничего не спрашивал, каждый на автомате занимался своим делом, и кажется, прекрасно понимал меня без слов.

     Молодые ребята, сидевшие в купе напротив, наверное, решили не мешать мне, быть наедине с самой собой. И тихонько улегшись на свои постели, как по команде, засунули наушники со своих мобильных телефонов себе в уши, таким образом, образовав в купе полную тишину.

     Я продолжала сидеть как вкопанная за столиком своего уютного купе и смотреть в окно, за которым как фильм пронеслась вся моя жизнь..