О, миг мой!

О
миг мой,
тысяча и одна любовь!
Тот самый,
на который отсрочено
рожденье мира нового.
Тот самый,
в котором опухшие железы воды
в движении исходят
рыбьей кровью,
а в центре –
водный пьедестал
посланника
в рутину искупленья…

Время
меняет последовательность
табунных чисел:

сейчас
настанет чинквеченто,
сейчас 
кентавр последний
взоврется вдребезги  в ладье Харона,
сейчас
от пули обернется юный Байрон
и Тютчев отвлечется от бумаг
с унылым дипломатическим подобьем,
и станет Мандельштам
под дуло века,
будут камни говорить
и доплетутся кружевные раги.

Я стану змее- или богоборцем плоти.
Рассыплет ветро-семя
зрелый мак
и избежит завьюженного тленья.

В сей миг любви
на краю звездной бездны
кружат слепцы
под сон аплодисментов,
и всё былое – иже откровенье,
гримаса рта
испитой кем-то ночи
на ложе черно-мраморном
надгробий.

Повремени, мгновенье!
Тихой лаской
лучатся в золотой оправе неба
рябиновые грозди

перед тем,
как ринуться в пучину электронов
в извечном поиске Эльбруса света,
перед тем,
как мне –
                безглазому,
                безвестному
                и захлебнувшемуся ртом,
любимая
прикосновеньем тела
не возвратит
простую форму форм

и излученье
опадающей листвы
не освятит меня
своим правдоподобьем!..



*** ***