Комсомольский прожектор! Ч. 10 роман

Комсомольский прожектор! Ч. 10 роман
Леонид Крупатин
ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ: http://stihi.ru/2012/12/04/8739

СБОРНИК "КОМСОМОЛЬСКИЙ ПРОЖЕКТОР!" рец.0, Фрагмент романа "Неравнодушье,как диагноз!"

ЧАСТЬ  десятая, ОТВЕТ ЗА ЛЮБОВЬ БЕЗОТВЕТНУЮ!   
      Я подошёл к энергетику и сказал… именно сказал, а не попросил разрешение:
-Павел Иванович! Мне срочно нужно по делам отлучиться в Завком и в Партком на час. Постараюсь управиться.
- Я вас не отпускаю! У нас аварийная ситуация, которая грозит серьёзным простоем!- ответил он.
-Я у вас не спрашиваю! Я вас извещаю и занимаюсь именно этим вопросом! – повернувшись, я положил в шкаф инструменты перчатки и фотоаппарат. Подумав, я взял фотоаппарат назад и опять повесил на шею. Чтобы сэкономить время, я вышел  из цеха и помчался по улице, дыша морозным воздухом, раздвигая ноги пошире, чтобы не поскользнуться на накатанной транспортом  межцеховой дороге. Зайдя в здание КБ, я поднялся на третий этаж, где работала Лариса, прошёл вдоль стеклянной стенки её участка бюро до стеклянной двери. Ещё проходя вдоль стеклянной стены, я отметил, что Ларисы на рабочем месте нет. Я заглянул в дверь, приветливо поздоровался с первой девушкой-конструктором, которая повернула ко мне лицо, внутренне удивился тому, как она на меня посмотрела, подошла к другой девушке, постарше её, кивком головы указала на меня. Та неторопливо отошла от чертёжной доски «кульман», взяла со своего  рабочего стола записку и медленно пошла в мою сторону, но смотрела на меня, как-то странно.
-Здравствуйте! А Ларисы нету? – улыбаясь, приветливо заговорил я.
Девушка, не отвечая,  всё так же странно глядя на меня протянула мне записку. Я схватил её, но девушка держала её крепко и не отпускала. Я непонимающе посмотрел на неё и вдруг увидел, что она смотрит на меня просто таки уничтожающе, как на врага народа. Я растерялся, а она спросила:
-А вы, молодой человек, не знаете, почему её нет?
-Нет! – растерянно ответил я, - Она не сказала вчера, где она будет. Сказала, что возможно её не будет…
 Девушка отпустила записку и я, завладев наконец-то ею, быстро развернул и стал вникать в содержание, а девушка выжидательно стояла. Текст записки был написан незнакомым почерком, а внизу была приписка  Ларискиным почерком. Я читал и у меня от возмущения и одновременно от восторга, что я нашёл причину, расширялись глаза и отвисала челюсть: «применяется для электрической обмотки электродвигателей с повторно-кратковременным режимом работы» Я готов был расцеловать эту девушку, но глянув на неё… осёкся.
-Читайте! Читайте до конца! – грубо сказала она.
 Я опустил глаза в записку и прочитал приписку почерком Ларисы. «Лёньчик! Прости, если можешь. Не поминай лихом! Лариса.»  У меня вторично стала опускаться челюсть, а глаза я поднял на девушку. Тут я увидел, что из стеклянной двери бюро вышли все девчонки – конструктора и чертёжницы. Все они смотрели на меня так же уничтожающе, как и стоящая передо мной. Я спросил:
-А что случилось?
-А мы хотели у вас спросить, что у вас случилось? Почему она уволилась  без отработки?
-Как… уволилась? А как же…. – я хотел сказать: «А как же театр?», но понял, что это совсем глупо и сказал: - Вы меня убили!
-Вы нас тоже! – сказала девушка.
-Я-то при чём? – спросил я.
-Точно ни при чём?- дотошно спросила она, - А беременность?
  До меня туго стало доходить, о чьей беременности идёт речь и мне стало очень плохо. Я потерял дар речи и, прижав руки к своей груди, открывали закрывал рот,  глядя в глаза оппонентки с надеждой, что я что-то недопонял.
-Так я не-е-е… - промямлил я.
Точно ни при чём? –переспросила девушка.
Я развёл руки в стороны и, глядя ей в глаза, молча помотал головой из стороны в сторону и грустно опустил голову на грудь, упёршись взглядом в приписку на записке.
-Вы, милая, вот это читали? – спросил я, указывая пальцем на приписку.
 Девушка кивнула.
-Ну, вот и всё! Чего ещё вам объяснять? – сказал я и пошёл, передвигая ноги, как робот. Спускаясь по лестнице я силился вспомнить, что я сейчас должен сделать? А-а-а! Срочно в Завком комсомола! Ой! Как мне не хотелось видеть Сергея Владимировича. Однако я оказался перед его дверью, а она открылась и передо мной стоял Сергей Владимирович. Он как-то странно посмотрел на меня и попятившись в свой кабинет, неприветливо сказал:
-Зайдите, зайдите…  признаюсь, не очень хотел вас видеть, но вопрос к вам есть.
  Я подумал про себя: Какая взаимность! Видимо уже нажаловались на меня из цеха.
-Присаживайтесь! – сказал он, указывая на рядом стоящие стулья.
-Извините! Нет времени сидеть. На заводе катастрофа! Горят электромоторы, которые перематывают  проводом с грубейшим нарушением технологии. – при этом я указал на записку и он протянув руку взял её.
Прочитав её всю, он спросил:
-Вообще-то я хотел у вас спросить об авторе последней приписки. Она из-за вас уволилась? Она меня так просила в содействии увольнению без отработки, что я не смог отказать и просил начальника отдела кадров. Что случилось?
-То, что случилось,  я узнал только что со слов девушек КБ. Они  сказали, что Лариса беременна.
-Мне тоже так показалось… но я не осмелился ей задать вопрос. Сразу же у меня возникло подозрение на вас, что вы к этому причастны. Вы больше всего с нею общались, но здесь, я смотрю,  в записке она вас просит простить её… Вы не скажете, за что? Или это очень личное?
    Я не могу простить себе, что при этих словах Сергея Владимировича, которого я не уважал… навернулись  у меня слёзы и я ответил:
-Ну, личное только в том плане, что я её действительно любил, а она любила другого, но это не самое главное… Она меня подставила с «Комсомольским прожектором». У меня теперь из-за этой общественной нагрузки большие неприятности с начальством. Меня вот и сейчас пасут по часам, потому что я пошёл к вам без разрешения. Вопрос-то аварийный! Двигатели горят по всему заводу! А причина никому не известна! Вот я её только что вскрыл и надо срочно это остановить!
- Я в этом ничего не понимаю, но вам, как специалисту,  верю. Остановить не в моей власти! Пойдёмте быстро в партком! Дай Бог, чтобы шеф был на месте!
  Я про себя отметил: Интересно! Дай Бог, чтобы Секретарь Парткома был на месте!
-То, что вас пасут по часам, - сказал Сергей Владимирович, идя рядом со мной по коридору, - Это совсем неважно! Пусть они снимают штаны и замачивают розги в рассоле! Вы сделали, то, что они должны были сделать! Сейчас подключим нашу редакцию, чтобы немедленно осветили ситуацию.
-Ситуация гораздо глубже! – сказал я, - Дело в том, что наши  «передовики-маяки»  самовольно включают на станках тепловую защиту или даже загрубляют её, чтобы не отключала станок при перегреве двигателя! А им будут премии вручать за перевыполнение плана и за первое место в соцсоревновании.
- Ну, это же не докажешь! – возразил секретарь.
-Я ради этого взял фотоаппарат с собой. Двоих я сфотографировал на месте преступления. Я хочу просить вас, чтобы мне сделали срочно фотографии, потому что мне в общежитии можно этим заниматься только после того как все уснут.
-Да вы что? Это всё будет делать заводской фотограф по первому вашему требованию.
  Мы зашли в приёмную, секретарь- Сергей Владимирович спросил разрешение у секретаря приёмной зайти по срочному вопросу к шефу. Она возразила:
-Через пять минут у него начинается заседание парткома и почти все члены парткома и секретари  уже сидят у него в кабинете .
-Вопрос неотложный!- сказал Сергей Владимирович, - Аварийный в масштабах завода!
-Ну, зайдите! – дрожащими губами проговорила та.
  Мы зашли. Все действительно сидели, а один стоял перед столом партийного шефа и что-то вполголоса объяснял ему, показывая какие-то бумаги.
   Сергей Владимирович подошёл и стал перед столом, не перебивая разговор. Секретарь Парткома мельком глянул на него, потом на меня и подняв голову, спросил:
-Что случилось?
-Аварийный вопрос, Фёдор Иванович!
-Слушаю! – сказал он, а Сергей Владимирович, обернувшись, пригласил меня к столу. Тот, который стоял перед ним к нам спиной, развернулся и я увидел нашего парторга – Василия Алексеевича.
-Фёдор Иванович! По заводу горят электродвигатели  поступившие из ремонта нашего электроцеха и я выяснил причину. Оказывается недавно поступила новая партия обмоточного эмалевого провода из Германии из г. Магдебурга. Поскольку и ранее получали оттуда эмалевую проволоку, то не удосужились сделать перевод сопроводительной документации, а руководствовались только данными о сечении провода. А провод оказывается предназначен для электрообмотки двигателей, работающих не постоянно, а в повторно-кратковременном режиме. Например, для взвода пружины на высоковольтных выключателях,  где двигатель работает на полной мощности в течение 15 секунд, а потом отдыхает. А наши горе – передовики даже самовольно включают тепловую защиту и даже загрубляют её спичкой, чтобы доработать до конца смены.
      В это время Василий Алексеевич, как-то паскудненько захихикал:
- Ну, надо же! Вы посмотрите! Готов  кого угодно обвинить, лишь бы себя выгородить! Третий двигатель сгорел из-за того, что он ушёл с рабочего места. В его отсутствие сгорел, а его нет! Его не отпускал энергетик!  Сегодня этому прожектористу будет  посвящено комсомольское собрание. И пора сделать выводы, куда светит этот прожектор!
   Я подошёл к столу Фёдора Ивановича и положил записку на стол:
-То, что там написано, можете проверить сами, а то, что самовольно включают  тепловую защиту, вот здесь зафиксировано! Я прошу дать разрешение срочно проявить, то, что я сфотографировал час назад.
     Фёдор Иванович внимательно посмотрел на записку и вернул её мне:
-Там, что-то личное… - он протянул мне ножницы и дополнил, - Отрежьте, а перевод оставьте мне.
  Вздохнув, он посмотрел на Василия Алексеевича и хлопнув по столу ладонью сказал:
-Заседание Парткома отменяется! Все свободны! Завтра будет заседание в это же время, но с дополненной повесткой! Василий Алексеевич, останьтесь!
  Он, нажав кнопку на селекторном телефоне,  сказал:
-Ольга Васильевна! Фотографа нашего ко мне срочно! Подождите, Леонид Васильевич, в приёмной и вместе с фотографом зайдите ко мне,  сразу, как только он придёт.
 Я отрезал приписку Ларисы, положил в карман, а с переводом подошёл к подоконнику, положил её, разгладив и  дважды сфотографировал и вернул Фёдору Ивановичу.
-Правильно! –сказал он, принимая назад записку.
 Минут через пять примчался запыхавшийся фотограф с вытаращенными глазами и кинулся к секретарю приёмной:
-Ольга Васильевна! Вы же не сказали, что мне с собой взять! Я звоню вам, а у вас всё время занято!
   Я ответил вместо неё:
-Ничего не надо! Пойдёмте!
   Мы зашли в кабинет. Василий Алексеевич сидел перед Фёдором Ивановичем, красный, как будто только выпил стопку спирта в  бендежке нашего энергетика.
  Фёдор Иванович разговаривал по телефону с начальником электроцеха, требуя немедленно прекратить перемотку импортным проводом последнего завоза. Он положил трубку и сказал нашему парторгу:
- А выяснил это простой электрик, комсомолец, который  за это деньги не получает, а по башке вот от таких руководителей – всегда пожалуйста!
    Фёдор Иванович сразу переключился на фотографа  и сказал:
-Срочно проявите  и отпечатайте то, что у Леонида Васильевича на плёнке и отнесите ему на рабочее место до конца рабочего дня. Сколько экземпляров он вам сам скажет. Впредь, он будет к вам обращаться с подобными просьбами, поэтому имейте в виду, что их нужно  исполнять срочно.
-Ясно! – без эмоций, но по военному ответил фотограф.
 Мы вышли в приёмную. Я сказал:
-Я только начал плёнку. Жалко. Всего пять кадров из тридцати шести израсходовал.
- Я вам новую принесу в кассете, раз вы такой важный человек! – сказал фотограф и стал выяснять, как меня найти.
    Когда мы разговаривали с фотографом, Сергей Владимирович стоял рядом не вмешиваясь. Когда мы закончили разговор, он попросил меня зайти к нему в кабинет. Я взмолился:
-Я же ушёл без разрешения! Там время засекли и ещё без меня там двигатель сгорел! Вы слышали, что говорил парторг?
-Сейчас он выйдет от Фёдора Ивановича и будет другое говорить! – сказал он
  Мы зашли в его кабинет. Он пригласил меня сесть.
- Я о Ларисе хотел поговорить! – сказал он вздохнув, - Я ведь тоже был в неё «по уши», но она меня не поняла и не приняла. Я думал, что вы мой конкурент и завидовал вам, что у вас нет машины и кабинета. Я думал, что это её отталкивало. Так и вы оказались не в её вкусе? А кто же, вы не знаете?
-Лично знаком! Её однокурсник по институту, из другого города.
-Вот как? Ну,  а зачем же ей увольняться при беременности? Что же тут такого? Не всё так просто?
-Да! – ответил я, - Он женат…
-Что?! – вскричал, как от боли Сергей Владимирович, - А она, что не знала?
- Знала…
-Ла-ри-са! – простонал Сергей Владимирович, схватившись за голову.
-Можно я пойду? Мне тоже очень плохо! И про беременность я только что узнал и про увольнение и в цеху мне подарки готовят!
-Идите! У вас всё будет нормально…
   Я шёл в цех, а  голова моя шла рядом со мной. Я даже останавливался от избытка информации, идя по длиннющему коридору второго этажа, который был общим на три цеха, в котором мой был последним. Больше всего меня занимала информация о Ларисе: как теперь театр, неужели она не придёт? Как теперь мне с зэками в общаге? Они же ждут её, а не меня? А если они узнают, что в этой затее с соревнованием за лучшую комнату, главное лицо я… реакция может быть очень отрицательной, мягко говоря.
  Проходя по коридору нашего цеха я услышал сзади оклик меня по фамилии и обернулся:
-Ко мне подходил наш комсомольский секретарь Виталий. Подходил он как-то вразвалочку, завалив свою голову набок, с какой-то ехидной усмешкой. Он ко мне стал относиться как-то напряжённо, когда узнал, что я стал Начальником Штаба «КП» всего завода без его ведома и рекомендации. И вот сейчас он шёл с ухмылочкой, мол, теперь я с тобой разберусь!
  -Ну, что? Допрыгался? Сейчас будем тушить твой прожектор! Ха-ха-ха! – захохотал он над своей мудростью.- Будь на собрании без опоздания! Приглашён и начальник цеха и энергетик! А вести собрание будет сам парторг, Василий Алексеевич! Понял? Ха-ха-ха! При Сталине таких как ты в тундру отправляли! Но мы свои люди!
- При Сталине таких как ты к стенке ставили и своим ты мне никогда не будешь! Понял, да? И Василию Алексеевичу это передай!
 Я зашёл в отдел, а навстречу мне  почти бежит энергетик, показывая на часы:
-Та-ак! Вот сейчас составим акт об отсутствии на рабочем месте в течение двух часов. За это время на вашем участке по вашей вине сгорел двигатель и меняют его в ваше отсутствие ваши друзья прожектористы!
- Немедленно отдайте распоряжение снять этот двигатель и отправить назад в электроцех, если он свежей перемотки. Запускать станок с этим двигателем нельзя! Немедленно позвоните  начальнику  электроцеха и убедитесь, что я прав!
   В это время кладовщица, исполнявшая роль секретаря у нашего энергетика, позвала его к телефону. Он пошел взял трубку и слушал округляя глаза и глядя на меня всё ласковее и ласковее, как на родного. Положив трубку он подошёл ко мне и разводя руками захихикал:
-Вот! Нас благодарят, что мы обнаружили ошибку! Вот как бывает!
-Вас благодарят? – переспросил я, - Где ваш акт? Давайте подпишу!
- Ой! Да ладно! Леонид  Васильевич! Ну, всякое бывает! Вас, конечно, надо благодарить! С завтрашнего дня заступайте на новое место! Я вас на постоянно перевожу на обслуживание автоматических линий! Ну, если где запарка будет, вы уж по возможности помогайте! Но автоматические линии это постоянно ваш участок.
-Понял!  - сказал я, - Но  ребят я пойду,  заберу с участка, так как нас ждут на собрание с участием вас, начальника цеха и парторга! Моё персональное  дело будут разбирать! Ясно?
-Какое дело? Какое дело? – мямлил энергетик, разводя руками.
  Мы пришли после душа и раздевалки в Красный уголок. Явка была стопроцентная!
- Крупатин! Сюда! – приказал мне комсомольский секретарь, указывая на первый ряд прямо перед столом. Мы переглянулись с Володей и Генкой. Я подмигнув им выполнил приказ. Секретарь выглянул в коридор:
-Ага! Вот и Василий Алексеевич идёт. А начальника цеха что-то нет и энергетика нет.
   Парторг зашёл в Красный уголок всё с таким же красным лицом.
-Вот, как хорошо! Явочка у нас сегодня замечательная! – с деланной весёлостью заговорил он, - Вот и Леонид Васильевич здесь! Замечательно! Вы должны не на первом ряду сидеть, а в президиуме, как почётное лицо! Вы наш герой! Вы выдержали такой бой и вышли победителем!
    При этом наш комсомольский секретарь, стоявший у трибуны, с тупым видом,  завертелся на месте волчком, ничего абсолютно не понимая.
- Леонид Васильевич! Я вас приглашаю! Ваше место в президиуме!
-Спасибо! – ответил я, - Меня и это место устраивает!
-Лёня! Иди в президиум! – крикнул с места Володя, - Хоть раз в президиуме будет достойный человек!
 Я встал, шутливо погрозил Володе пальцем и сел в президиум.
-Ну, вот! – сказал парторг, - Если вы не против, то расскажите всем, как вам удалось предотвратить большой заводской простой! Пусть все с вас пример берут!
    В это время приоткрылась  входная дверь Красного уголка и заглянул фотограф. Я ему махнул и он зашёл:
-Я не опоздал? – спросил он, протягивая фотографии и кассету с новой плёнкой.
-Очень вовремя! Толик! Сфотографируй наше собрание по поводу добросовестного отношения  рабочих к своим обязанностям и оборудованию. Для нашей многотиражной газеты.
-С удовольствием!
 Я вынул фотографии, развернул их веером в руке, фотограф прицелился и тут парторг подбегает и пристраивается рядом со мной. Я в последний момент сдвигаю руку в сторону и закрываю его лицо.
   Щёлкнул затвор, парторг  захихикал:
-Можно повторить, а то меня фотками закрыли! Хи-хи!
-Толя! Нормально! Спасибо! – сказал я и тот,  кивнув, убежал.
 Я рассказал о том, почему горели двигатели, рассказал, что первый из моих двигателей, всё-таки сгорел не по вине электроцеха, а по вине сидящего здесь «маяка» «передовика», претендующего на заводскую премию и втыкавшего спичку в тепловую защиту двигателя. Вот он на фото! Хотя мне врал и говорил, что он не открывал электрощит. Таким рвачам не место в комсомоле! После меня опять взял слово парторг и стал расхваливать мою принципиальность, сравнивая меня с теми, кто ведёт за собой в атаку. Говорил, что даже ему захотелось последовать  моему примеру и самому приложить руку к настоящему производству, а партийной работой он будет заниматься в нерабочее время. Он вспомнил, что у него есть третий разряд электрика и он с завтрашнего дня выходит работать в наш отдел электриком. Он даже сорвал аплодисменты у присутствующих. Вова Сергеев не аплодировал. Генка захлопал, но глянув на  Вову, спрятал свои ладоши между колен. Вдруг парторг обратился с вопросом прямо ко мне:
-Леонид Васильевич! Я преклоняюсь перед вашим профессионализмом и прошу меня взять к себе подшефным, поскольку у вас четвёртый разряд. Надеюсь, не откажете? Ведь это особый случай!
   Я, признаться, растерялся, но вовремя вспомнил, что мне сказал только что энергетик о переводе на автоматические линии.
- Извиняюсь! Но откажу! Дело в том, что меня перевели на участок автоматических линий, а там по инструкции по сложности оборудования допускается персонал не ниже четвёртого разряда.
- Ну, это мы с Павлом  Ивановичем поговорим, - начал рассуждать парторг, -  Может быть в порядке исключения…
   -Наши Правила кровью написаны! Так нас учили и переучивать нас никому не дано. –сказал я твёрдо, как отрезал.- Из того, что мы сейчас на собрании разобрали, вывод надо сделать не тот, который предлагаете вы. Я бы с вами в атаку не пошёл!
     Вова Сергеев показал мне большой палец.
Когда вышли из цеха  нашей боевой троицей, Вова сказал:
-Сегодня сам Бог повелел нам зайти отметиться в кафешке!
-Я согласен, - сказал я, - С меня причитается!
-Да нет! – сказал Вова, - Это с нас причитается! Ты теперь нашего Пашку к ноге поставил! Кстати! Очень кстати тебя приметила та красавица Лариса! У тебя как с нею дела? Нормально?
  Я, увлечённый событиями на собрании, как-то забыл о том, что случилось с Ларисой. Этот вопрос меня неожиданно ударил в солнечное сплетение и я, даже остановился, как будто треснулся в стеклянную стенку.
-Ты чего? – спросили мои друзья.
-Она уволилась… - подавленно ответил я. Всё моё боевое настроение улетучилось, а выпить захотелось ещё сильнее.
- Как уволилась? –переспросили хором Вова и Генка, тоже остановившись на месте.
-Вот так! Молча!
-Не-ет! Ты подожди, друг, дорогой! Мы тебе её доверили! С тебя спрос! Мы решили, что ты её достоин и были уверены, а ты лопухом оказался? Объясни! – сказал Вова.
-Точно! Ты что же так? Наше доверие не оправдал? Я бы может сам к ней клинья подбил!- сказал с издёвкой Генка.
-Заткнись! Не до шуток! – сказал Вова.
- У неё, к сожалению,  сердце было занято! И вы и я опоздали. Уволилась она по её личным причинам!
  -Тогда я понимаю, почему она так светилась изнутри! – сказал Вова.- Так не каждая баба сияет, а только влюблённая! Ну, а ты не пытался на себя её переключить?
-Пытался,…  было уже поздно…
-Даже так? – Вова искоса, с вопросом,  посмотрел на меня, а я ему кивнул.
 Мы пошли дальше и Вова вдруг сказал:
-Так ты понял или нет, почему парторг просится к нам в отдел? Турнули его с освобождённых! Чего тут непонятного? Освобождённым парторг может быть в цеху, где есть 150 коммунистов, а у нас только 120.Его в порядке исключения освободили, хотя и не положено.  Он числился у нас электриком и зарплату получал. А теперь его кинули на производство, а он делает вид, что в нём совесть проснулась,  и он решил с нами в атаку! Правильно Лёня сказал! С такими в атаку ходить нельзя!   
  Мы выпили бутылку водки с пивом. Я хотел взять ещё бутылку, но Вова не согласился:
-Я бы не против, но Генка закосел, его уже надо провожать, а если ещё одну… то я двоих вас не дотащу! Всё суши вёсла!
  Ведя с двух сторон под руки Генку, мы шли к нашим общежитиям и Вова мне в полголоса говорил:
-У тебя, я чувствую, есть вопрос ко мне, почему я к вашей партии отношусь… ну, скажем с недоверием? Да потому что из вышестоящих в партии я редко видел порядочных. Да и живётся этим порядочным в вашей партии не сладко. Они должны безропотно пахать на других вышестоящих, терпеть  рядом тех недоумков-лизожопов, которые имеют больше, но не пашут и молчать должны порядочные, когда ими дыры затыкают. Я насмотрелся на это ещё до армии на гражданке и в армии выше крыши и здесь ты видишь, что творится. Поэтому запомни, Лёня! Если пойдёшь в партию, то скурвишься! Если не скурвишься, тяжкая судьба у тебя будет!
  -А  ты знаешь, Вова! Ты сейчас повторил те слова, которые я запомнил с шести лет! Мне это сказал священник, который меня крестил.
-Это хорошо, что ты крещённый! Значит, освящённый! С Богом лучше, чем с партией! Я читал Моральный  кодекс строителя коммунизма! Красиво написано, но для дураков! Для тех, кто ниже стоит, но не для тех, кто над ними!
   Вова говорил это негромко, но твёрдо и выстраданно.
-То, что я тебе говорю! Никогда и нигде громко не говори! КГБ у нас не дремлет! И даже вот таких охламонов! – он кивнул на Генку, - Не гнушаются брать в стукачи! А вот тебя не возьмут! Почему? Да потому что у тебя в глазах всю твою душу насквозь до самого дна видно и даже до самого копчика! А вот этот прогнётся под кого хочешь! Правда, Генка? – засмеялся Вова.
-Угу! – кивнул Генка.
  В общежитие я пришёл в начале девятого вечера. Все «сокамерники» были дома. Ужинать  я  не стал. Предложил кому-нибудь доесть остатки супа, чтобы освободить кастрюлю, так как запланировал сварить новый суп. Эдик спросил, не составит ли кто-нибудь ему компанию и поскольку все промолчали, вылил суп в миску и пошёл на кухню разогревать. Я следом пошёл с кастрюлей, чтобы помыть, но Эдик сказал, что сам помоет.  Я сходил на первый этаж в  морозильник за супнабором, пошёл на кухню за водой, а Эдик отдавая мне помытую кастрюлю спросил:
-Что случилось? С горя или с радости  «вмазал»?
   Я, вздохнув, помедлил, не зная, что ответить и ответил:
-Лариска уволилась…
   Эдик выпрямился, как по стойке смирно, опустил руки и стоял как загипнотизированный:
- Це як же? – наконец вымолвил он.
-Суп закипает! – сказал я и пошёл в комнату с миской воды для картошки.
     Эдик зашёл в комнату следом за мной без разогретого супа, с полотенцем на шее.
-Почему  уволилась? – спросил он.
     Юра и Коля заинтересованно посмотрели на него, на меня и спросили:
-Кто уволился?
-Я спрашиваю, почему уволилась? – требовательно повторил Эдик, как бы обвиняя меня в этом и взглядом испепеляя меня. – Мия земэля? Уволилась? Як же ж?
-Лариска?! – вскочив со своих коек спросили Юра и Коля.
-Вы шо, поругалысь? – строго спросил Эдик.
-Нет! – ответил я, - Я вообще узнал об этом от посторонних. От её сотрудников узнал.
-Коммунист! Брэшешь! Колы б вы не поругалысь, она б молча не уволилась!
-Точно!- сказал Юра и ему поддакнул Коля.
  Я вынужден был достать из записной книжки отрезанный клочок от записки и предъявить им. Они каждый по несколько раз её перечитали,  пока  я   почистил картошку.
- У баб такие закидоны бывают… - сказал, вздохнув, Коля.
-Без причины ничего не бывает. – сказал Юра и, помолчав,  добавил, -  Если бы мне такая девка встретилась, я бы может быть и от мечты своей отказался. – и откинулся на койку, закрыв глаза.
  Я пошёл на кухню, поставил варить супнабор и вернулся с миской супа, которую оставил на кухне Эдик.
-Ты про суп забыл? – спросил я его, - Ешь, ещё не остыл!
-Не хочу! Мишка придёт со второй смены и съест. У меня пропал аппетит! Я ж земелю потерял!
-Да не только ты потерял! – сказал Юра, - Четыре общаги ложились спать вместе с нею, держась за свои мачты! Как ты теперь собираешься итоги подводить на лучшую комнату? – обратился он ко мне, - Да тебя же с говном смешают зэки! Это ж они перед Лариской такие смирные были!
   Я задумался. Мало того, что в театре у нас теперь без Ларисы неизвестно что будет в пятницу, так ещё в субботу итоги подводить… Без концерта не попрёт! Юра прав. Надо идти в «Пятьсотвесёлый» к девчонкам, просить помощи.

       На утро на работе пришлось менять три  электродвигателя, на новые, доставленные за ночь из мастерских Волгоградэнерго. С нами наравне, измазав новую спецовочку, «пахал» наш парторг. Показал он себя полным «неумехой». Третий разряд для него был слишком высоким. А он ещё и на автоматическую линию просился! Ха!
    В электроцехе нашего завода поменяли руководство. Ко мне прибежал корреспондент нашей многотиражки, брать интервью. Я сказал, что Секретарь Завкома комсомола в курсе всей ситуации и может с высоты своего полёта это обрисовать лучше, так как это касается и руководства Парткома. Мне, как-то не с руки отсюда кукарекать! Через полчаса меня позвали к телефону. Я догадался, что звонит Секретарь  ЗК комсомола Сергей Владимирович, так как он, конечно, не мог растолковать корреспонденту специфику случившегося. Так как я в это время менял двигатель, то сказал «гонцу»:
-Скажите, пусть позвонят позже! Я на вызове!
 Парторг при этом покосился на меня и сказал:
-Да,  пойдите расскажите о вашем подвиге! Мы тут пока управимся! Страна должна знать героев!
-А о вашем подвиге им рассказывать или не надо? – спросил я, тоже покосившись на него.
  Он  не ответил.
 
    Я мимоходом  подошёл к девушке  по имени Татьяна с автоматической линии, которая жила в «Пятьсотвесёлом» и спросил её, не сможет ли она организовать девчонок, группой не меньше трёх, к нам в гости, но с небольшим концертом, чтобы кто-то на чём-то играл и чтобы кто-то был со слухом, чтоб запевать и правильно вести. Она сказала, что подумает. Я сказал, что пусть не боятся «зэковского» контингента, обстановка у нас вполне нормальная. Она сказала, что у них девочки есть такие, что и нашим зэкам «фору» дадут - палец в рот не клади. Я попросил её, если можно, пусть девчонки споют «Несе Галя воду!» и «Маричку».С юмором сказал, что «Марш коммунистических бригад!» петь не надо, не поймут. Она засмеялась:
-Наши такие песни не поют! Не волнуйся!
     Вечером я зашёл в общагу, поужинал и пошёл в театр. Я зашёл в студию и сразу увидел режиссёра, сидящего за своим столом с понурой головой и,  через стол перед ним, так же сидящую с очень печальным видом Елену Николаевну. Увидев меня, режиссёр кивком поздоровался и рукой пригласил подойти. Я подошёл, он пригласил присесть на ближайший к нему стул. Он посмотрел на меня и тихо, убитым голосом спросил:
-Вы не объясните, что случилось с Ларисой? Вы очевидно с нею сошлись не только на театральной почве?
   Я почувствовал подковырку в его вопросе, хотя он её вуалировал.
 -Уволилась. – ответил я, - Мне не объясняла ничего и я узнал об этом случайно. Сегодня узнал, когда зашёл к ней на работу по комсомольскому делу. Вчера разговаривал с нею по телефону по делу и она ничего мне не сказала.
-Вы считаете, что она беспричинно вас не известила об этом многозначительном шаге в её жизни?
   Я опустил глаза, не зная,  что ответить,  и молчал.
Режиссёр вздохнул и сказал:
-Раз не хотите говорить, значит,  причина в вас и вы её скрываете. Когда вы пришли к нам в театр, у меня поначалу было какое-то беспокойство по поводу вашего появления, потому что вы слишком легко к нам вписались. Я чувствовал, что это не к добру. Ну, что ж? Так, значит так!
   У меня перехватило дыхание. В лицо мне бросилась кровь и я дрожащим голосом сказал:
-Спасибо за признание, Яков Захарыч! Я знаю причину увольнения Ларисы, но она не связана со мной. А говорить, то что я знаю, имеет право только Лариса. – резко поднявшись, я  добавил,-  Что причина не во мне, вам и Елена Николаевна  может подтвердить! - встал и  ушёл не прощаясь.
    Когда я подходил к общежитиям, мне встретились «зэка» - жильцы соседнего дома, поздоровались, я ответил, а один в спину мне спросил:
-Завтра итоги подводим?
-Конечно! – ответил я. За последнее время со мной стали здороваться поголовно все «зэка». Я  не успевал отвечать на приветствия. А Юра сказал, наверное,  правду, - подумал я. Моя известность очень сильно обязана Лариске. Как-то завтра у нас пройдёт? Мы уже вручали по итогам месяца переходящую радиолу – за первое место  в лучшую комнату каждого  дома, ковровую дорожку в постоянное пользование – за второе место, по одной на каждый дом  и за третье место на жильцов комнаты - бесплатные билеты в наш театр на наш с Лариской спектакль… Стоп! Я же билеты не взял на спектакль! Какие билеты? Какой спектакль? А что же теперь  вручать за третье  место? А ведь многие «зэка», узнав, что мы с Лариской… Да не мы с Лариской! А Лариска играет в нашем заводском драмтеатре, сами пошли в театр за свой счёт  и хлопали до одурения! Ей, конечно, хлопали!
     В десять утра в Красном уголке нашего дома стали собираться  «зэка». Я всё же  минут за пятнадцать до начала прошёл по  вахтёрам четырёх наших общежитий с просьбой напомнить по комнатам о нашем мероприятии. Звонил на вахту «Пятьсотвесёлого» - меня успокоили, что девчата к нам вышли всей компанией.
   Я зашёл в Красный уголок, обдумывая вопрос премирования третьего места. За мной зашли группой и шли следом ещё «зэка». Я обернулся через плечо и увидел сокамерников «блатного» и во главе с ним. Меня грубо подтолкнули в спину:
-Шкинделяй, коммунист! Базар есть! Пока не пускайте там никого!- крикнул блатной назад ко входу.
   Я вышел на середину к «президиуму», хотя стол под красной скатертью был убран в угол, спросил:
- В чём дело?
-А вот ты нам и растолкуй! – сказал блатной с наколками на всех пальцах, усаживаясь на первый ряд. Ему последовали его «сокамерники».
-Лариска, будет сегодня тута? – продолжил блатной.
-Нет. Не будет… - ответил я.
-А чё так? – переспросил блатной, а его сокамерники сидели  и смотрели на меня с угрожающими ухмылками.
-Она уволилась. – ответил я.
-Не-е-е!  Это не ответ! Ты тута  так не отделаисси! Говорят,  ты украл у нас Лариску! Мы четырьмя общагами на неё др…ли! А ты обрюхатил девку и в кусты? А мы из тебя Лариску сделаем! Ага?
-Га-га! Гы-гы! –  злобно заржали его сокамерники.
  У двери произошла какая-то заварушка и, оттолкнув кого-то,  в зал зашёл Эдик.
-Я кому сказал? Не пускать! – заорал блатной.
- А ну,  я побачу, хто тама сказал! – ответил Эдик, стремительно направляясь в нашу сторону. Двое из блатных,  охранявших вход, шли за Эдиком сзади.
-Взять его! – скомандовал блатной, - Базар не окончен!
  Один из блатных вскочил с места и встал с ножом на пути Эдика, двое подпёрли его ножами сзади.
- Об чём базар? Блатняга? – спросил Эдик.
-О том, что он у нас украл любовь! А мы из него сделаем замену! Он без нас обрюхатил нашу Лариску, а мы его!- грязно погигикивая говорил блатной.
-Разведка ваша брехню на хвосте припёрла! – сказал Эдик, - Он такой же потерпевший, как и мы!
 Обрюхатил другой, а нашему коммунисту от него даже фингал достался! Он доказать может! Она ему на прощанье маляву оставила и испарилась! Покажи, коммунист!
-Она не со мной! – соврал я.
-Лёня! Сгоняй за малявой! Надо! Ей богу, не пожалеешь! – обратился Эдик ко мне по имени.
  Я, вздохнув, полез в нагрудный карман, достал записную книжку, из неё достал кусочек Ларискиной записки и протянул Эдику, так как не считал возможным это читать при всех, тем более, что зашли  приглашённые девчонки и стояли в проходе позади Эдика и блатных, вникая в суть происходящего.
-Читай! – сказал Эдик.
  Я, помедлив, расправил записку и прочитал:
-  «Лёньчик! Прости, если можешь. Не поминай лихом! Лариса.»  - и тишина в зале…
  Блатной подошёл ко мне, взял у меня из рук записку, стал читать. Тот, что блокировал Эдика спереди, тоже подошёл и заглянул в записку. Эдик подошёл и спросил:
-Дак шо?
- Выходит так!
-Выходит так же как заходит! – сказал Эдик, - Но ты бабий секрет заставил обнародить! Дак ты хуже бабы! – и резко треснул блатного в лоб. Тот отлетел в угол и сидел, будто удивляясь скорости,  с какой он там оказался.
   Одна из девчонок с удовольствием сказала:
-Вот спасибочко! А то я хотела ему свою гитару на бошку одеть! Цел остался мамочкин подарок!
   Она чмокнула в бочок свою гитару и звонко ударила по струнам цыганским перебором, резко заглушив  аккорд на высокой ноте.
 Девки! Начали! – заиграла она  под песню Эдиты Пьехи «Возможно» и сама запела её:
-Возможно, что где-то на улочке тихой…
 Все «зэка» заскрипели креслами, рассаживаясь по местам, а блатной, поднявшись из угла, пошёл к свободным в первом ряду трём местам, рядом с усевшимся Эдиком. Тот слегка развернувшись, не глядя, положил на эти места  свою ногу и указал блатному большим пальцем правой руки за спину, назад. Блатной, молча пошёл…
   Девчонки пели очень душевно! Первые две строчки пела сама играющая на гитаре девушка, а потом подхватывали остальные  три девушки:

Возможно, что где-то на улочке тихой
Грустит вечерами, мечту затая,
Возможно, кассирша, возможно, ткачиха,
Возможно, студентка, возможно, швея!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Резкая перемена с нервного напряжения на милый душевный лад, на  меня подействовала очень чувствительно до самых слёз. Мне так пришлось напрячься, чтобы не опозориться перед девчонками, но  слеза всё же скатилась у меня по щеке, которую я смахнул, не поднимая голову.
Возможно, что есть замечательный парень,
Бродить одиноко он тоже не рад.
Возможно, механик, возможно, полярник,
Возможно, строитель, возможно, солдат!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Девушка, которая играла и запевала была внешне мне знакома, но где я её видел, я не мог вспомнить. Она была с виду несколько постарше других. Смелая! Сказала, что хотела блатному надеть гитару на голову или, как она сказала, «одеть»! А она, чувствуется – «одела бы»!
И очень возможно, пути их сойдутся, -
Что часто бывает на этой земле, -
Возможно, в Одессе, возможно, в Иркутске,
Возможно, в Тамбове, возможно, в Орле!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!

И сразу же сердце забьется тревожно,
И звезды подарят им ласковый свет…
Возможно, возможно, конечно, возможно, -
В любви ничего невозможного нет!

Та-ра-ра, та-ра-ра!
Ра-ра-ра, ра-ра-ра!

Ра-ра-ра, ра-ра-ра!
Как только заиграли «Несе Галя воду», Эдик хлопнул меня по коленке и, улыбаясь с удовольствием поднявшись  с  места вышел перед девчонками, пройдясь «гоголем» и они посторонились, понимая, что он будет плясать. Но он, вдруг,  пошёл между рядами назад и я, оглянувшись, с удивлением увидел, что он тащит блатного в наколках на площадку перед девчонками, танцевать. Тот неохотно, но шёл следом за ним, не споря с  силой и массой Эдика, так как был на треть меньше его. Девчонки ещё посторонились, понимая, что  «бой» будет не на шутку.
 Эдик, отпустив руку блатного, ещё рас прошёлся «гоголем» по кругу,   сделал лихое коленце в несколько приёмов и освободил место блатному, сам приплясывая. Блатной, тоже, хотя в иной манере, прошёлся по кругу и сделал красивую «зэковскую» чечётку с полной выкладкой примерно на минуту и тоже освободил место Эдику, а Эдик, как большой циркуль, медленно, размашисто, но невероятно красиво, прошёлся, лихо обхлопывая себя с  верху до низу и даже по полу! И так эти плясуны удивляли нас до конца этой ласковой песни, настроившей всех на мирный лад. В начале у меня было страшное желание уйти, но потом  это желание у меня пропало и вдруг созрела идея, чем заменить премию комнате, занявшей третье место. Приглашением в гости к девчонкам в  «Пятьсотвесёлый» на концерт художественной самодеятельности,  а так же и тех, кто заняли первое и второе места.
    После концерта мы пошли с девчонками по комнатам, осматривая состояние и порядок. К моему удивлению, даже у блатных был создан такой уют, что наша комната по сравнению с ними отставала. В прошлом месяце при подведении итогов можно было присвоить первое место нашей комнате, но я подал свой голос за другую и радиола досталась тем. Мои  «сокамерники» на меня обиделись, но я убедил их, что нам и так хорошо, так как у нас есть мой магнитофон и мой проигрыватель, а у других ничего  нет. И потом! Эта радиола переходящая, а  коврик половой дают насовсем. Они успокоились. Я устранился  от участия в комиссии по подведению итогов и предложил это делать нашим гостям, тем более, что их было нечётное число – пятеро. Радиола осталась в той комнате, которой её дали в прошлом месяце. Ребята постарались на славу, чтобы не упустить радиолу. Но за то, как преобразили свою комнату блатные, я бы тоже дал радиолу, если бы была вторая. А это говорило о том, что у них был свой «зэковский» порядок, в отличие от других, которые  - кто в лес, а кто по дрова. Когда зашли к ним в комнату, я остался за входом, а ко мне подошёл их «шишкарь» в наколках и спросил:
-Ну, а ты, коммунист, тому за фингал ответил?
   Эдик, стоявший рядом сказал за меня:
-Вин свой пятак оставил на стенке двенадцатого дома!
-А! Ну, тады годится! А откеда он?
-Приезжий!
-Ну, хрен с ним! А всё же? Откеда?
-Из Астрахани! Учится он с Лариской! Не трогайте его! Она любит его уже три года и тем более, ребёнка носит его! Не надо!
 «Зэка» переглянулись и с пониманием покачали  головами. Как мне показалось, это была их «игра». Во взглядах я заметил издёвку.
-А мы-то думали,  она так вся светится для тебя. А она оказывается вон для кого светилась!
-Светилась она для всех! А горела для него! Потому что открытая душа подлянки не  ожидала.
-А по соревнованию у нас вопрос есть! Выходит нам не видать  радиолы, как своих ушей? Ведь кадры из той комнаты из шкуры выскочат, но не отдадут первое место!
-У меня есть идея и, думаю,  меня поддержит Завком комсомола перед Парткомом, чтобы занявшие второе место в течение трёх месяцев, тоже получали, как переходящую, радиолу или что-нибудь ещё.
-Не надо, «что-нибудь ещё». Нам радиолу хочется получить! Лады, коммунист?
-Лады! – ответил я.   
  После подведения итогов девчонок пошли провожать такой толпой, что они от счастья просто выскакивали из себя. Не прошли мимо кафе «Темп» и зашли туда всей толпой. Опять пели песни, в том числе и блатные,  тюремные. По дороге к общежитию Татьяна с автоматической линии спросила у меня:
-А что нужно, чтобы у нас такое соревнование организовать?
-Ну, соберите комсомольцев, выберите три человечка, а лучше пять, которые будут у вас членами Поста «Комсомольского прожектора», соберём общее собрание жильцов, пригласите нас, мы расскажем, как у нас это проходит и какой результат. Я доложу в Завком комсомола, представим протокол  вашего собрания и к подведению итогов выделим вам призы.
   Возвращаясь в общежитие,  я опять пал духом. Ведь завтра надо идти к Вовке Карелину в больницу. А тот с меня спросит за Лариску по полной программе! Надо, кроме гостинцев,  бутылку портвейна взять с собой…
(Продолжение следует, ЧАСТЬ одиннадцатая. «РАССТАВАНИЕ С ВОВКОЙ!»)http://stihi.ru/2012/12/04/8784