***

Время, постой! Погоди! Не спеши!
Жизнью мне дай подышать... от души...

 

Эдельвейс - цветок любви и мечты

Самой Природой возвеличен,
Ты необычно поэтичен.
Недаром, чтоб тебя добыть,
Вершины надо покорить!

    Какие все же они необыкновенные, эти высокогорные цветы!
    Чуть белесые и довольно невзрачные на вид, почти без запаха и цвета, они тем не менее удивительно живо напоминают о тех пройденных перевалах...

Кто сам в горах не побывал,
Кто головой не рисковал,
Тот жизнь свою не испытал.
Пусть даже в славе до  небес,
Но горных не видал чудес, 
И не срывал ты эдельвейс, -
Смысл бытия познал не весь!..

     Теперь же, на склоне лет, я часто под-хожу к своей картине – горы Памира, где  на склоне пастух с отарой коз; и вспоми-наю с грустью молодые годы, что позади. А впереди, на полотне, горы и этот цветок на первом плане у вершины будут стоять, как всегда, величественно и грандиозно. Ничуть не тускнея с годами.  И почему-то бывает от этого знания немного грустно...
     Воспоминания... С годами они обрета-ют удивительные качества. Дистанция времени как бы фильтрует, но никак не стирает, а порою даже проявляет яркие грани, размытые годами. Эффект припо-минания...
 
Как будто вновь стою на Крыше мира
В горах неповторимого Памира.

И снова счастлив я.
         Да только лишь с тоской:
Вершина для меня уже непокорима.
Но раз там не однажды прежде был,
То в сердце это чудо сохранил.

     И не подумай, мой читатель, что я перед вами красуюсь. Просто я каждый раз вспоминаю свои путешествия в те прекрасные места юности, когда с друзьями проводил восхождения в отрогах Тянь-шаня  на Большой Чимган. Там я впервые услышал о цветке эдельвейс, о котором ходила легенда, что если ты увидишь в горах этот очень редкий цветок, то тебе повезет и в жизни, и в любви. Причем, сорвать ты должен этот цветок только губами, затем высушить его и держать где-то в заповедном месте. И это, к счастью моему, удалось. На  высоте около трех километров, после выхода к маленькому леднику, у вершины небольшого пика довелось увидеть этот загадочный цветок, как признак жизни среди мертвых скал. Я сорвал его нежно губами, аккуратно укрыл в рюкзаке и долго, долго хранил его, постоянно думая, что он принесет мне счастье.
     Как видите, я счастлив, что еще живу. Вообще то восхождение мне запомнилось на всю жизнь, а тот цветок, эдельвейс, как символ любви к жизни и веры в свои мечты... 

Запомни все – ученый и поэт,
Все, что в тебе оставило свой след...
Мне в прошлое глядеть – не наглядеться,
Горят костры там юности и детства.
И всматриваюсь я, не отрывая взгляд:
Пока живу,  – те отблески горят.
Что ж до высот науки и искусства, -
Они оттуда – и не знают спуска... 

     Второй раз мне пришлось встретиться с этим цветком мечты почти через двадцать лет, когда я работал заместителем руководителя Гидрометеорологической службы
Узбекистана и меня назначали участником комиссии международного альпинистского восхождения на высоченный пик Памира. Учитывая мой самый молодой возраст среди членов коммисии и спортивный вид, меня включили в альпинисткий отряд сопровождения до первого высотного лагеря. Группа участников была очень большая, из 27 стран, причем большинство из них капиталистические.
     Это был мой первый альпинистский поход первой категории сложности, к которому нас готовили специалисты, ну и, конечно, спецорганы. Тщательно  прорабатывали маршрут, детали снаряжения, рацион и уровень собственной физической подготовки. Все вроде получилось! .. И даже специнструкции, представьте себе, не сумели ничего испортить.
     ...Стартовали мы из точки, которая лежит примерно посередине между селением и Песочным перевалом. Маршрут был нетрадиционным и знакомил нас с уголками, редко посещаемыми туристами, потому что в значительной своей части пролегал в стороне от нахоженных троп. Можно было в полной мере насладиться дикой природой: буквально впитывать величественные виды, разводить вечерами костры, наблюдать животных и птиц и не встречать больше никого сутками.

Бог дал глаза мне – различать цвета
И восхищаться карнавалом красок,
Чтоб волновали красота и высота
И смыслы бытия являлись там без масок.

     Первый наш вечер: особой усталости нет, поскольку накануне шли почти по горизонтальному рельефу, вдоль обмелевшой поймы змеящейся горной речки.
На севере хорошо просматривалось Памирское  плато. В высокой порыжевшей траве крупные кузнечики с шумом и треском разлетались в разные стороны при нашем появлении. После ужина мы долго и тщательно подвешивали пакеты с едой на отдаленную хвою – здесь водятся медведи и следует об этом помнить. Поначалу спалось плохо – всю ночь где-то протяжно кричал шакал, а в ногах спальника мешал и не давал полностью вытянуться мой фотоаппарат. Под утро палатка покрылась инеем и влага нашего дыхания превратилась в конденсат, который капал при малейших колебаний тента.
     ... Бредем вверх по ущелью, который называют тут сопровождающие каньоном. Но в голове упорно звучит короткое наше «сай».
     Первая встреча с пастухом, казалось бы, малоприметная, но впиталась в сознание крепко, на всю жизнь.

Нещадное солнце уходит за горы в закат,
И овцы и козы
          вразброс с облаками стоят...   
А после восходят
         светила ночные, огромна луна.
Душа с Мирозданьем и Б-гом соединена....
   
     Не поверите, тогда я сам себя почувствовал мирно и лениво пасущимся на солнечном лужке.
     ... В верховьях ущелья тропа становиться все круче. Полные еще не израс-ходованного рациона рюкзаки давят плечи. Решаем разбить лагерь пораньше.
     Остальную часть светового дня можно посвятить фотографированию окрестных пейзажей и цветов, коих довольно много на стелющихся по склонам почти альпи-йских лугах.

Так хочется мне: 
      и друзей бы привлечь к созерцанью, 
К тем чистым цветам
                и тончайшим  полутонам,
Сама красота здесь струится
                и влажно мерцает...
Ведь этого так
             не хватает порою всем нам!.

     ... И как-то  вдруг появились эдельвейсы. Целые поляны этих легендарных цве-тов раскинулись по обе стороны тропы – не просто отдельные соцветия, а большие площади, ровно покрытые колеблющимися на ветру серебристыми головками. Подобное я старался наблюдать в после-дующие годы жизни, когда меня судьба забрасывала в горы Кавказа или Памира.

Как будто бы всегда я ждал свидания, 
И вот сбылось нежданно ожидание...
И не во сне волшебном – наяву.
Как будто снизошло
             с самих небес послание.

     ... Какая удивительно вкусная вода в местных ручьях, питаемые талыми сне-гами высокогорий. Они журчат, щедро снабжая нас влагой. Сколько себя помню, если доводилась возможность, всегда пил такую воду, причем из ладоней, без каких-либо фильтров. Нет ничего вкуснее и освежающей. А смоченная жарким солнечным днем панама – удовольствие особого рода...

Как дервиш, я из горной речки пил,
В горах Памира много исходил.
И, возвращаясь в города обратно,
Священный пыл тот
             не утратил, не забыл. 

     ...С набором высоты солнце становилось более жестким, а непрекращающийся ветер усугублял его воздейстие. В ход шли мази, кремы, солнцезащитные очки и панамы, которые редко снимали, но все же уши, кисти рук и носы очень скоро обгорали.
    Здесь удивительное разнообразие дикой ягоды – малина, земляника, костеника, смородина и что-то еще незнакомое. Вкус той смородины – черной и красной чуть терпкой, но удивительно душистой до сих пор остался для меня неповторимый.
     ... Лагерь 3150 метров. Ставим палатки недалеко от озерка, имеющего форму вытянутого овала, дальний конец которого упирается в скальную стену. Тщательно натягиваем и закрепляем стропы палаток из-за сильного северозападного ветра. Поход к озеру за водой с котелками заканчивается одышкой: начинает сказываться высота. Легли чуть раньше обычного, а утром позволили себе поспать чуть дольше обычного. Пару раз, когда налетали особенно сильные порывы ветра, я просыпался и тревожно начинал прикидывать, что делать в первую очередь, если не выдержит палатка. Утром с особым удовольствием выпил чаю в прикуску с шоколадом, а вот кашу пришлось глотать, уговаривая себя необходимостью.   
     Окружающие горы, озеро, чистый воздух и чистое небо воздействуют на меня очень сильно.

Рай в горах, там скалы и лазурь.
Воздух чистый после пыльных бурь.
Оглянулся и всмотрелся я в немую даль:
Там моя любовь осталась,
                там моя печаль...

    ... Пожалуй, самый трудным для нас перевалом стал заледниковый. Это был уже второй перевал в тот же день, а послеобеденная часть перехода давалась нам намного труднее обычного. Из-за значительного превышения и крутизны подъема на последних десятках метров мы впрямь были, как загнанные лошади.
     Переваливать тогда мы не стали – граница заповедника проходила непо-далеку и по ту сторону разводить костры было нельзя. Хорошо помню громадные прямо-таки мохнатые звезды той ночи, Млечный Путь широко раскинулся по синечерному бархату небосвода, просторы которого бороздили диагоналями метеориты. Все созвездия, казалось, проступали рельефно и, отойдя от костра, хотелось надолго замереть, подняв к небу голову – да, такого в городах не увидишь!   

Снег вверху... В долинах зреет колос...
Сумрачны хребты Памирских гор.
Может, бродит там
                и до сих пор мой голос,
С небесами продолжая разговор.

     Вот имено тогда я понял музыку при-роды... Запах гор, напоенный солнцем и ветром. Пение птиц. Ленивый бег облаков. Прозрачные ореолы и тонкий серп моло-дого месяца... Поэтические чувства, рождаемые этой горной природой, раскрывали передо мной горизонты видения мира по-новому.  Мир прозрений, ярких, острых, проявляется с какой-то легендарной реальностью и звапечатлевается навсегда. 

Как закрою глаза, вижу: жизнь хороша,
В синем небе летящая птаха...
В это утро памирская жизнь так свежа,
И на сердце ни боли, ни страха.

     ... Много впечатлений принес непрос-той день восхождения на участке между двух вершин. Каждый поворот тропы дарил новые виды. Перед нами открывались скрытые сокровища тех мест – высокогорные озера. Маленькие и большие, зеленые и голубые, они лежат на большой высоте и не видны снизу, из долины. Ветер покрывает рябью их зеркала, размывая отражения вершин вокруг, а снежники нередко подступают вплотную к лежащим в тени берегам. Лишь величие гор и плеск волн разлиты вокруг. Чтобы не терять высоту, мы не стали спускаться тропами в ущелье, а пошли по горизонтали, пересекая крупные осыпи и придерживаясь верхней трети склона. Таким образом мы миновали наиболее острую часть разлома с характерным названием «Шох», кромка которого вонзалась в небо, наподобие ножа. Пройти по верхам без специального снаряжения и подготовки было бы непросто...

Подобные места – повсюду, как впервые,
Подобные места – повсюду, как родные.
И красоту впитав и мыслью, и душой,
Несу в себе ее в места совсем иные.

     Вот и достигли мы места размещения нашего постоянного лагеря, на высоте 3257 метров над уровнем моря, откуда альпинисты будут проводить свое главное  восхождение. С юго-восточной части видимая гора очень напоминает пирамиду, имея сильно скошенную заднию часть и почти вертикальную – восточную. Пологая и легко проходимая тропа тянется по верхам противоположного склона прямо к вершине.
     Вдруг распахнувшаяся перед нами круговая панорама позволяет обозреть пройденный путь последних пяти дней. Мерзнут руки и быстро остывают кружки с чаем. Совсем вроде рядом дыбятся ввысь два главные пика восхождения. Редкий ракурс – эта большая двойка видна практически от самого основания, и в лучах утреннего солнца пейзаж захватывает дух и поражает своей неземной красотой.   
     Купание в озере недалеко от места пос-тоянной стоянки оставило яркое впечат-ление об этих местах. Спустившись с гор, мы около двух часов нежились на приб-режных камнях, любуясь прозрачной голубой водой, разноцветной галькой и зеркальными отражениями вершин. Когда-то, наверно, ледник, спускающийся с гор, продавил это чашеобразное ложе своей массой и, отступив, заполнив его водой. Окружающие горы, холодная вода и брыз-жущее во все стороны солнце очень живо напомнили мне знаменитое озеро Исык-куль, где мы часто с детьми отдыхали.

Присев на камень, снова размышляю:
Что заповедному несем мы краю?
О человек, Земли неутомимый житель,
Строитель ты,
          иль только разрушитель?..

     К концу недели мы втянулись в работу, окончательно здесь акклиматизировались. Появилась легкость в движениях, и взобраться на какую-то рядом вершину ради нового вида вокруг уже не было для нас проблемой. Казалось, даже время чуть ускорило свой бег и дни быстро клонились к закату. Засыпать, особенно в конце этой необыкновенной экспедиции, в последние дни было особенно приятно, они сулили один сплошной спуск к изумрудносапфировым озерам в долине. Обидно только, что уходишь к обычному городскому ритму на пике своей спортивной формы.
     После почти месяца, проведенного высоко в горах и после концентратов и полуфабрикатов каждый кусочек свежеприготовленного мяса и овощных деликатесов вызывал богатую гамму вкусовых ощущений, а в сочетании с холодным жигулевским пивом просто возносил меня на вершину блаженства. Хотя горела кожа лица, саднило руки и  отдавались болью натруженные мышцы ног и спины. Но я знал, что все скоро пройдет, оставив лишь воспоминания и фотографии. А вот оставшиеся позади горы будут стоять, как всегда, величественны и грандиозны, ничуть не тускнея с годами на моей картине,  написанной маслом уже здесь, в Америке. И было от этого знания немного грустно...

Глубокая видна в природе связь
Всего во всем.
Все – следствие всего.
И в книге жизни слов старинных вязь
Рождает отклик сердца моего.

     И вот сегодня, когда многого достиг и, кажется, обеспечена моя творческая старость, иногда думаю:  так ли все радужно на самом деле? Неужели мы достигли счастья только через развитие высоких технологий и успехов в медицине?
     Но, видимо, счастье не измерить исключительно килобайтами, нанометрами и долларами.
     Да, мы стали жить дольше, но не счастливее. Депрессия уже болезнь номер один в развитых странах, скоро она превратиться в глобальную. Мы стали более образованными, но и, пожалуй, более аморальными, более связанными и социально вписанными, но стали, к примеру, меньше дружить. Мы стали богаче, но при этом, как ни странно, менее уверены в завтрашнем дне. Наши дети – самые обеспеченные и избалованные за всю историю, но и самые несчастные и отрезанные от своих родителей и от  девственной природы.

Немало специальностей освоил, 
Немало спроектировал, построил.
Здесь мало знания, уменья и старанья,-
Нужны жар солнца, ледников дыханье...
Нужны ветров свободных дуновенье,
Дающееся свыше вдохновенье!    

     И над этим человеку стоит подумать. Лишь Добро и Любовь к окружающему миру (людям, обществу, природе) приведут к ослаблению негативных процессов и, в итоге, к равновесию с Природой. И этот чудо-цветок с моего горного пейзажа часто напоминает мне, что мы еще можем оття-нуть катастрофу от бурно развивающего прогресса в технологиях и человеческой жизнедеятельности... .

Я рад, что не забыл в научном раже:
Наука – лишь оружье божьей  стражи.
Об этом средь садов, снегов и гор
Твердит необозримый  нам простор...

     И вот, всматриваясь в картину прошлого, в красочный строй своего полотна, вспоминаю: как тонок наш мир, какие нежные, серебристые, жемчужные переливы включены в холодные цвета неба и снежных гор, как мягко лиловые, розовые, фиолетовые тона аккомпанируют голубым и синим и насколько сложно и точно противостоят этим чистым цветам бурые, бронзовые, ржавые земляные краски прошлогодней травы...
     Удивительная свежесть растворена в самом воздухе пейзажа, напоенном ароматом талого снега и присутствия рядом цветка любви и мечты – эдельвейса.

Мне чудо красоты почувствовать дает
Души взрослеющей малейшее движенье.
И осень моя сладостно поет,
Почуяв к совершенству приближенье.

     В эти мои предзимние времена особенно приятно убеждаться в торжестве мечты и красоты, запечатленном в живописи, которая здравствует и радует постоянно меня и гостей моего дома...  Нет ничего труднее, чем осуществить на холсте большую мечту, создать симфонию, в которой бесстрашно борются силы добра и зла, в которой торжествует свет. Написать роман, – сотворить загадочный срез, где читатель встретит и запомнит (иногда на всю жизнь ) героев литературного произ-ведения, время, сам воздух, быт эпохи... Наконец, взять на себя смелость отразить свою эпоху не мелко и банально, а словно заставив себя взглянуть на нее через магический кристалл встревоженной поэтической души, души художеника. Тогда и родилась у меня эта картина, где слышен говор души, и аромат, и цвета того времени и самой вечности. 

О, видимый с высот простор,
Тобою насыщался до отказа!
Отсюда я обогащал свой кругозор,
Раскрыв пошире оба глаза...
И стоя там, у поднебесных скал
В хребтах Чимгана и Чаткала,
Себя я на духовность испытал
И мудростей познал немало.
И с краем тем себя сроднив,
Хоть и не стал я альпинистом,

Все слышу тех ручьев мотив
И бег свободный чистых мыслей...

     Думаю, пройдет много времени, когда потомок, нажимая на очередную кнопку, а возможно, лишь подумав о кнопке, вдруг увидит перед собой это полотно.
     Что он почувствует, это дитя будущего?
     Ведь он будет уже так далек от этого цветка девственной, дикой природы? Надеюсь, он услышит призыв к любви, миру и  добру...

Памир и пустыня Каракумов
Хранит истоки рода моего...
Река времен, куда ты и откуда
Течешь, не оставляя ничего?

Горы и пустыня впрям пустая -
Скалы, снег и кругом один песок...
И лишь весна, как вспышка цветовая
Все оживляет на короткий срок.

Цветы как знаки древних иудеев,
Проросшие сквозь немоту веков.
И я читаю их, почти владея
Символикой забытых языков.

А запахи цветов идут волною,
Их не забыть и не перебороть,
И прошлое встает передо мною
Не как мираж, а как живая плоть.

Любовь и мечта

Моею памятью сюда донесены,
Моею кистью надолго воспеты,
На холст ложатся, солнышком согреты,
И светят вновь – теперь уж со стены.

И я смотрю в грядущие лета,
Как в даль просторную, морскую:
Там Жизнь, Любовь, там Красота –
И я о будущем тоскую.

Друзья мои, я вымолвить боюсь.
Разумно ль будет, если маской
Прикрыв любовь, я щедрой лаской
Явлю признательность с опаской.

Любовь, любовь – она всему основа,
Я это повторяю снова, снова.
С любовью к людям трудится поэт,
Она и цель, и средство – лучше нет.

Любовь к Земле, к Вселенной и к цветку –
Я лучшие слова вам из нее сотку.


Рецензии