Двадцать шесть лет четвертого октября 1993 г

   
Очередная дата о кровавом октябре 1993 года уже не за горами               


               

                ПИСЬМО ДАЛЕКОМУ ДРУГУ.
                ОПЫТ ЭПИСТОЛЯРНОГО ПАМФЛЕТА

                Эрлен Вакк

(этот политический памфлет впервые был полностью опубликован в моём сборнике
статей и эссе "Записки любознательного человека", Москва, 2006 г. Но написан
был по горячим следам в октябре-ноябре 1993 г. Частично публиковался в интернете
уже в самом конце 90-х. Перечитав его ещё раз я не стал ничего менять (кроме
небольших редакторских правок и устранения опечаток).
Это подлинные суждения очевидца тех трагических и трагикомических событий, потрясших не  только Россию, но и весь цивилизованный мир).

I.
Привет, мой дорогой! Не успел оглянуться, а вы уже третий год за океаном. Мистика какая-то. Тогда, семнадцатого августа 1991 года, мы вас проводили за сутки до попытки повернуть оглобли государственной телеги в сторону старой конюшни, да лошади в той телеге заупрямились, привередливые. И слава богу! А спустя два года, которые, в трудах торопливых историков непременно будут названы антрактом между двумя поллюциями большевиков, Красный Октябрь всё-таки повторился. Ирония российской истории не имеет себе равных. В октябре 1917 года, в день, переворота погибло, может, несколько десятков человек, а в октябре 1993 года при попытке фарса, иначе и не назовёшь, погибли, сотни людей. Из них, если верить официальной статистике, более половины мирные гражданские люди: женщины, подростки, дети.
За последние два года накопилась в моей частной жизни свинцовая усталость. Причём, чем серьёзней воспринимаешь происходящее, тем меньше сил остаётся на отторжение этой усталости. Вот поёрничаешь, посмешишь себя и честной народ, увидев всю бессмыслицу и трагедию нашей жизни, как отражение её в кривых зеркалах под непотребный гогот зевак, случайно заглянувших в этот деформированный мир, – глядишь, и полегчает.
Заскучал я, пенсионер ты мой США-тский. Всё наши юные годы вспоминаю: шашлычную на Тверском бульваре, балабеков с бубнами, какой харчо там подавали, а шашлыки… Нет, брат, таких тебе за океаном не подадут. Да и здесь они перевелись покуда. Помню, насмешил ты меня одним рассказом, ещё в студенческие годы. Как на Сахалине, где ты служил в конце войны, вам своих лошадей на лютом морозе чистить приходилось. Когда пальцы совсем немели, вы свои ладони лошадям между горячих ляжек вставляли, чтобы пальцы не отморозить.
 

II.
У меня часто такое ощущение – окоченела душа. Ничем не отогреешь, сиротинушку. Вот и думаешь, куда бы её к теплу пристроить? Пожалуй, только литературными занятиями и оттаиваю. Хотя сейчас тратить на это время – роскошь непозволительная А дети... постоянное состояние тревоги. Вот, что такое дети. А они этого не пони мают, или нам так кажется. Как-то, месяца два назад, побывали мы с Витей на  интересном сборище в Доме кино. Была попытка организовать движение в защиту культуры и информации. Савва Кулиш это затеял. Много там именитого народа собралось: Ростропович пожаловал, Ульянов, Марк Захаров,Александр Яковлев, журналистов много, академики какие-то из гуманитариев. Ростроповича хотели председателем сделать. Заупрямился – мол, вся жизнь до двухтысячного года расписана. Но Витя наш чётко оценил ситуацию, «В почётные председатели!» – крикнул. Народ оживился. Всё-таки не их, а добрейшего Ростроповича подставили. Дружно проголосовали. Заодно и рабо чую группу впопыхах сколотили – работать кому-то надо же. На том и разошлись. Витя ушёл восторженный: как же, в таком бомонде себя оказал.
Затосковал я тут. Думаю, почему жить неинтересно стало? Да, как же, догадался. Прикрыл Президент нашу кунсткамеру. Какого телесериала лишил интеллигентные слои общества! Ах, какие там архетипы были! Какой результат совковой политической селекции! Какое роскошество нравов! Именины сердца, право слово. Были бы живы наши мудрецы от Михайлы Ломоносова до Гоголя и Достоевского, думаю, грохнулись бы они на колени перед Президентом, мол, «не погуби, кормилец, не распускай  парламент! Дай насладиться зрелищем убогости и мерзости человеческой. Мы тебе за это сорок сороков "Преступлениев и наказаниев" напишем, разобъясним, как может "соб ственных питонов, тарантулов и скорпионов российская земля рождать", да чего там, обессмертим эпоху первого российского Президента. То-то славно будет»!
А и то сказать, ну, где ты, покажи на милость, найдёшь в одном лице соединение Иудушки Головлёва с д'Артаньяном Омского уезда или Ноздрёва и Скалозуба с Адамом Смитом за компанию? А результат скрещивания Смердякова с Петром Великим не видел? А как тебе матрос Железняк в поповской рясе? А Жанну д'Арк с кратким курсом КПСС подмышкой вместо Требника, не встречал?! Что ты! Райское наслаждение.
Вот присказке и конец. Пора уже и за сказку приниматься. Так я понимаю или не так, что все наши непотребства вам СNN показала с подробностями? Если показала, моя задача становится намного проще. Думаю, деталь, её величество, вам скажут намного больше.

III.
Всё началось второго октября. Приехал я в центр, оставил машину во дворе дома на Чайковского, против посольства США. Надо было продуктов по случаю субботнего дня запасти. Но только успел я ведро антоновки с борта заезжего ЗИЛа купить, как тут всё и началось. Услышал я грохот и рёв со стороны Нового Арбата. Через дворы вышел к «Октябрю», думал РНФ; во главе с Константиновым очередную манифестацию затеял, ан нет,– это День Арбата начали отмечать. С эстрады, установленной рядом с кинотеатром, такой ор и визг идёт: там Алегрова, девушка не моей мечты, надрывается, и Градский измывается над своими голосовыми связками, фальцетом заходится. Мальчики-попрыгунчики всякие дёргаются. Ладно, думаю, пусть орут, всё не война. Выхожу, значит, на угол Садового, глянул в сторону Смоленской площади, так всё и оборвалось…
Тут эти с эстрады воем воют, а там дым коромыслом от горящего битума поднимается, стяги красные колышутся вперемежку с жёлто-бело-черными. Народу – видимо-невидимо Каски и щиты ОМОНовцев шпалерами на солнце блестят. Прямо римские фаланги окружили лагерь гладиаторов. Сел я в машину, сделал несколько несложных маневров –район то мой, все проезжие и непроезжие проулки знаю. Оставил машину у «Руслана», подхожу к подземному переходу перед зданием МИДа. А представление полным ходом идёт, ещё одну серию про большевиков прямо на пленэре показывают. ОМОН стоит себе спокойненько – мальчишки, в основном, молодые. Милицейские начальнички по рации переговариваются, ситуацию отслеживают. С эстрады, установленной по случаю Дня Арбата рядом со Смоленским гастрономом, кто-то своим анпиловцам орёт, подбадривает. А команда ихних мужиков дружно так и споро таскает на площадь трубы, доски, кровельное железо. Стройплощадку разорили, что как раз на месте бывшего хозяйственного магазинчика, да вы помните;;. Эти строят баррикады, плацдарм захватывают при полном попустительстве властей. А в толпе сочувствующих много, – сами не строят, а мужиков этих подначивают. Пошёл я посмотреть, чего они там ломают. Зашёл во двор позади углового дома, где всегда обувной магазин был. Я его ещё мальчишкой с 1946 года помню. А во дворе тётки какие-то копошатся. Подошёл поближе. Вона, чего удумали. Весь строительный мусор, кирпич битый, куски асфальта, складывают в бумажные мешки, мужики помоложе и парни таскают эти «боеприпасы» на баррикаду. Смотрю, одна совсем пожилая женщина мешок набивает камнями, веришь, чистая Ниловна из известного пролетарского романа "Мать"не менее известного пролетарского писателя Максима Горького. Глянула на меня выжидающе агрессивно, и давай дальше мешок свой камнями набивать. На руки её посмотрел, всю жизнь, поди, стряпала да стирала, детишек нянчила, неподъёмные сумки с провизией таскала, надрывалась. А теперь этими самыми руками камни для баркашовцев и анпиловцев собирает. До чего надо было так её унизить и озлобить, чтобы она дала натравить себя на какую никакую, а законную власть. «Ну, а власть бьёт не в масть, вот такая наша власть».

IV.
Тошно стало от всего этого действа. Понимаешь, чем-то воровским отдавало,  ненастоящим. Да и людей жалко оболваненных. Уехал я. Дома включил телевизор, а там, на тебе, третий акт действа, апофеоз, так сказать. Анпилов орёт в матюгальник – «Товарищи, больше организованности!», а молодчики в пятнистой форме, блондинистые и аккуратно подстриженные, как на тренировке, стали в ряд и давай камнями по ОМОНу лупить. Сгодились-таки тёткины «боеприпасы». Сделаю я тут, пожалуй, одно важное заявление по поводу роли электронных средств информации, правда, несколько забегая вперёд. А суть моего заявления сводится к следующему: было бы в 1917 году в Петрограде телевидение с прямым показом событий – не произошла бы, как её в учебниках называли, Великая Октябрьская революция, а на самом деле государственный переворот, выразившийся в аресте почти никем не управляющего и почти никем не охраняемого Временного правительства «группой хулиганствующих граждан», как справедливо написали тогда некоторые газеты.
Но вернёмся в «горячую точку» на Смоленской площади. Кого же напомнил мне этот боевой клич под грохот камней – «Больше организованности, товарищи!»? Что за интонация такая знакомая, правда. А текст там другой был, уникальный текст.
Вспомнил-таки. То ли друг твой ещё в хорошей антисклеротической форме, то ли по немощи только ретроградная память и работает. Но всё точно припомнилось, как кадры кинохроники, тем более что дело происходило на съёмочной площадке, страшно сказать, – тридцать лет назад, в августе 1963 года. И было всё это на Дону, в станице Раздорской, на съёмках «Донской повести» по ранним рассказам Шолохова. И снимал фильм Фетин. Так вот. Была у нас под вечер небольшая режимная съёмка. Всего-то надо было одну лихую проскачку сделать. Группа у нас была спортивная, из Москвы вывезенная. Так что и всадники, и лошади хоть куда. Да только не идёт дело, и всё тут. То ли лошади приустали, то ли грунт слишком рыхлый. А может, и нам «до фени» было: за день на жаре выматывались вусмерть. Вот и получалось, кто кентером, кто дохлым манежным галопом. Какая там лихость! Подскакивает к нам на тёмно-гнедом красавчике военный консультант, бывший кавалерийский полковник, и, показывая плетью в сторону площадки, где камера стоит и режиссёр икру мечет, кричит на донском суржике: «Воны хотять, штоб в этом дупеле было побольше живности!».*) Обрати внимание на этот шедевр. Для слависта такая находка то же, что для энтомолога редкостное насекомое, а для представителя наблюдательной астрономии – никем дотоле не замеченный спутник Юпитера.
Возвращаясь к новому изданию кинодрамы о большевизме, нужно сказать, что именно такой «живности» и таких "дупелей" добивался Анпилов от своей вымуштрованной массовки. Ничего не попишешь – законы жанра!

V.
Но тут в пору отступление сделать про другую живность, без кавычек. Открытие я одно сделал. Правда, не без помощи твоего тёзки, извини уж, Константинова из НРФ, ну и других таких же крутых специалистов по национальному вопросу. Нагляделся я на них, наслушался и думаю: это как же такое получается, если матёрого уральского мужика в БЭНЮ ЭЛЬЦИНА превратили, так как же быть «русскоязычным нерусской национальности»? Они что же? Макаки бесхвостые, лупоглазые? Вот тут меня и осенило! Ты посмотри, какая научная схема получается: этическую проблему они переводят в этническую, всего одну буковку добавляют. Представляешь? Ну, а дальше больше – этническую проблему переводят в зоологическую. Сам посуди, чем отличает ся бесхвостая макака от бездомной собаки? С зоологической точки зрения – ничем! А раз так – удавку на шею и на живодёрню. А сало собачье или там обезьянье, оно и в косметику, и в медицину, только подавай. Опять же почки и гениталии можно транс трансплантировать стареющим представителям вечно живого учения. Вона куда закидывают! Нет, ты понял, мужик ты мой заокеанский?! А живности "киношной"
и 2-го, и 3-го и 4-го и даже 5-го октября было, хоть отбавляй. Но давай по порядку. Про 3-е число рассказывать не буду. В центре не был. Только вечером за Лялькой помчался на машине, забрать её из костёла на Малой Лубянке. Москва, как вымерла. Всё началось после десяти вечера. Когда мы приехали, а был десятый час, возле нас, на Вернадского, колонны военных грузовиков уже стояли. Видать ждали команды. Ну, вот, 4-го сижу дома, разговор у меня с Ферганой на утро был заказан. Договор заключили, а деньги никак перевести не могут. Сижу, значит, одним глазом в телевизор посматриваю. Начинается штурм БэДэ. Дай, думаю, досижу, успею на работу: не идиоты же там, в БэДэ, не самоубийцы. Покуражатся час, другой и пойдут на мировую. Куда там. Видать, крутые понабежали в БэДэ, которые в разных местах попили кровушки человечьей, попривыкли. А это, говорят, для крутых самый сильный наркотик.

VI.
Помню в то лето, когда наши войска, слава богу, вышли из Афганистана, был я в командировке в Чирчике под Ташкентом. Как раз в те дни дивизия с марша в город вошла. Как их встречали  цветами и хлебом-солью, митинг закатили часа на два. Походил я вдоль колонны, посмотрел. Хорошие ребята, молодые, а смурные какие-то, не по возрасту серьёзные. В гостинице офицеров много остановилось, к ним жёны заранее с севера прилетели. Разговорился я с одним офицером. Звания не скажу, в тренировочном костюме он был.
– Наконец ваши мытарства окончились, – говорю. – Домой теперь, отдыхать?
А он мне знаешь, что в ответ?
– Я, – говорит, – ещё бы годика два, а то и три повоевал. Тут что, гражданка. А там себя человеком чувствуешь, настоящая мужская работа.
Вот и подумал, уставившись в экран телевизора, на котором война крупным планом начинается, сколько же их там собралось, истосковавшихся по «настоящей мужской работе?!!». Сижу, смотрю, как танки на мост втягиваются, а ОМОН сгоняет сотни зевак, облепив ших перила. Голова тяжеленная, ночь бессонная у нас была: от ящика не отрывались до самого утра. Это всё вы тоже видели. Досиделся, насмотрелся на эту войну. Дождался, когда Грачёв на мост приехал, капитуляцию принимать. Ну, и правильно, думаю, постреляли и будя. Сел я в машину – вниз по Ломоносовскому, направо на Кутузовский, подлетаю к «Украине», а там тихо, солнечно. Танки, которые отстрелялись по БэДэ, всё ещё на боевой позиции. Припарковался к магазину «Молоко», справа, подхожу к мосту. Спрашиваю у людей: «Ну, что, мол, уже вылазят из БэДэ с белыми флагами?» «Куда там, – отвечают, уехал Грачёв несолоно хлебавши. Не желают сдаваться, и всё тут». Потом понял я, всё ждали в БэДэ подмогу от мятежных частей – не дождались. Посмотрел вокруг – молодёжи полно, да и в возрасте людей хватает. И у моста, и на набережной, и с этой стороны реки народу – тысячи. И на той стороне полно людей, вверх и вниз по течению.
Солнышко светит, небо голубое, голубое. У кооперативного ларька, как раз напротив «Украины», белые столики и креслица под открытым небом стоят. Сидят за ними какие-то пижоны, с девками флиртуют, баночное пиво потягивают, с видом на войну, значит. БэДэ знай, горит себе, фасад уже совсем чёрным стал. Вдруг от него автоматная очередь: тa-та-та... И сразу все БТРы на той и на этой стороне реки: бу-бу-бу... И тут два танка, к-а-а-а-к еб…… залпом по окнам БэДэ. И пошло, и  поехало. Народ со страху и от неожиданности шарахнулся к домам, под деревья. Но в целом, было солнечно, весело и не страшно. То ли уверенность у всех, такая, что это ненадолго. То ли полное отсутствие присутствия понимания того, что трагедия это, да такая, что и в страшном сне не снилась нормальным людям. Я думаю, это тот самый случай, когда можно говорить о феномене фантастического реализма в
психологии. Когда реально происходящее событие настолько далеко от норм коллективного поведения, что воспринимается, как некая абстракция, не вызывающая немедленную бурную реакцию со знаком плюс или минус. Даже вблизи прямого обстрела рядом со смертью, имеет место некая отрешённость от реальности. Когда рядом   падали сражённые автоматной очередью люди, стоящие рядом вели себя так, будто им пока зывают нечто страшно любопытное и особенной опасности лично для них не представляющее. Поэтому так много случайных жертв оказалось. Странные эти перепады настроения у толпы. Помнишь, как в 1953 году (сорок лет ведь пролетело) хоронили мы нашего, прости Господи, дорогого и любимого. Сколько лет ты хранил потом статью Шолохова «Прощай, отец», как некий исторический анахронизм. Вот в тот день я впервые понял, что толпа и отдельный человек – это, на самом деле, две большие разницы.

VII.
Итак, после лихого залпа танков, кстати, самого последнего в этой войне, сел я в машину, рванул вниз и направо на набережную. Вылетел с разворотом на Бородинский мост, а там, как в ложе бенуара. Полно иномарок и пеших граждан. Красота: и пули не долетают, и всё видно, как на ладони. Вот, родной мой, какое кино было.
Незадолго до этих событий произошла со мной жуткая история. Это потом до меня дошло, в чём дело. Ночью мы с Витей моим наблюдаем сцену: толпы народа лезут в гору, а тут ещё сырость, слякоть, ветер промозглый такой – просквозил до костей. Я Витю и спрашиваю, куда, мол, все подались? А он: «Ты что, забыл, как мы на митинги последние пять лет бегали за наше, значит, человеческое существование в условиях, ну, прямо невозможного плюрализма и демократии? Вот и дождались
пресветлого "праздника».
А тут БТРы, как заревут на подъёме, а один, чтобы никого не задавить невзначай, включил прожектора. Я глянул вверх, ну, веришь, прямо ослепило! Одни голые   задницы через драные штаны светят. Я не суеверный, всю жизнь положил на постижение научной картины мира, а и то заорал: «Чур, меня, чур!». Тут Витя мой на меня удивляться стал. Ты что, говорит, народ свой не признал? Гляди, паря, вся социальная картина налицо. Вон те, лядащенькие такие да худосочненькие, ну, это участковые врачи всякие, опять же инженеришки, народное просвещение с библиотечными работниками. А вон те, средней упитанности, это всё из распущенных органов Советской власти. Торопятся понравиться новому хозяину, работёнку непыльную заиметь. А вон те твердокаменные зады видишь? Это, говорит, верные коммунисты-ленинцы, которые в парламентскую оппозицию торопятся. Смотри, они, как БТРы, прут, на ходу совершенствуют тактику перманентной мировой революции. Я спрашиваю, – а это кто: то посредине высветит, то слева, то справа покажется? Витя мой совсем изумился: «Ты что, – говорит, – свою собственную задницу не признал?». Вот тут меня холодный пот и прошиб. Проснулся я, поверишь, лежу и думаю, а если и в самом деле?! Руку засунул под одеяло, осторожно так себя обследую. Фу, ты, отлегло. На месте всё, значит. Нет, думаю, робяты, хватит с меня: забодала меня эта политика. И стал за собой замечать – в суеверия потянуло, в приметы разные. Да, нет, Лонго там всякие шаманы, зомби ихние на меня никакого воздействия не оказывают. Тут считай, серьёзней дело обстоит, начал я обобщения делать.

VIII.
Hе даёт мне покоя известный бестселлер Николая Васильевича про то, как
поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Диалог там один происходит. Витя наш этот диалог в незабвенные студенческие годы ни к селу, ни к городу любил повторять. Там, значит, так. Стоит Иван Иванович на церковном крылечке после службы, добрый такой, даже из себя весь расслабленный, и так, по-дружески, нищего спрашивает, – и чего, мол, мил человек тебе хочется? А тот вполне резонно, – да уж чего вашей милости угодно будет. Ну, а всё-таки, – спрашивает вконец подобревший Иван Иванович, – может ты и хлеба хочешь? – Да, уж чего изволите, кормильцы вы наши, век за вас молиться будем! Ну ладно, пошёл вон, дурак, – благодушно так ему Иван Иванович напоследок говорит. И была у Ивана Ивановича голова редькой вверх. Нет, вниз. Нет, это у Ивана Никифоровича вниз. Или вверх? Вот если с нашим вице-премьером сравнить, а? Вроде вверх. Ну, так вот, мой далекий и близкий друг из Арлингтона (округ Колумбия). Всё же капитулировали наши БэДэшники, второго разлива путчисты-реваншисты доморощенные. И чего им ещё надо было от жизни? Убрать Президента, а потом уже глотку перегрызть друг другу? Пустой трон – соблазн великий. Первым вышел Макашов в берете «а ля Франко», ну, просто испанский гранд на променаде. Потом экс-спикер (который у живого и, заметь, законного Президента, хотел власть экспроприировать), И был Хасбулатов весь какой-то поблекший в одночасье, худущий и мёртвенно-бледный, как тот водяной, который отлетался. Даже усмешечка его кривая куда-то подевалась. Хорошо бы – навсегда. Потом уже Руцкой   - экс-вице-президент в пёстром комбинезоне, презлющий, морда красная от препохабного мата и ора. И того ЭКСа, и другого в своё время именно Ельцин за уши вытянул. Особенно Хазбулатова. Как редьку в огороде, тянул, тянул, еле вытянул. Отблагодарил спикер. Ничего не скажешь. Эх, ма! Помощнички, мать-перемать! А сраму! Сраму великого и стыдобищи на весь мир.

IX.
И тут я тебе должен ещё один сон описать, правда, тут всё чисто: я сразу догадал ся – сон. Ну, как же! Но уж больно посмотреть хотелось. Всё же продукт
собственного, хоть и затемнённого сознания.  Два мужика приснились. Один в усах, значит, и с птичками в петличках. А другой, такой осанистый, самостоятельный мужчина. И вот сидят они на корточках под коровой: один за один сосок тянет, а второй за другой сосок хвать и тоже свой подойник прилаживает. И один другого норовит из под коровы выпихнуть. Который степенный такой, говорит, у меня, мол, полный порядок будет, то есть все сытые и довольные. А другой ему: да ты кто такой? Ты, говорит, со спикером вопрос согласовал, из какой титьки народ кормить, из правой, или из левой? А первый ему, – я сам решу из какой, на основании, говорит, своей полной и безоговорочной легитимности. А спикер мне не указ. Решу, говорит, – прямо из двух кормить буду, – пей, не хочу! Сцепились, чуть не в драку. Титьки коровьи рвут друг у дружки, а она, сердешная, орёт нечеловеческим голосом cо страху, то исть, лягается. Чуть подойник, наполовину надоенный, не перевернула. Смотрю, на её костлявых рёбрах выпирающих что-то важное написано. По ассоциативному стечению наших рекламных пауз, решил, было, что там типа «Му-Му – нас знают все». Да нет, вроде два слова написаны. Тут корова, как даст задней ногой, лампу керосиновую опрокинула, солома и занялась, светло стало в том сараюшке. Прочёл я, чего у неё на рёбрах: «Российская Федерация». После таких снов, говорю тебе, как на духу, тянет на обобщения, ясновидение и возникает такое желание рвануть по-дальше от нашей замечательной российской действительности. Но сам понимаю, оставаться надо. Да и не может всё сознательное и бессознательное население за кордон выехать. Во-первых, и ты со мной согласишься, что никому мы там не нужны: своих убогих и несчастненьких хватает, А во-вторых, как это можно всем враз уехать и начальство без подданных оставить? Какой никакой Президент, или канцлер, или Хусейн, к примеру, а без народа ему не обойтиться. Ни тебе суверенитета, ни прав человека, ни кредитов. Тут уж демократия ли, плутократия, а электорат вынь да положь.

X.
И ещё хотел я тебе про нашу замечательную любознательность прописать. Это тоже «что-то особеннова», как говорят в Одессе. Одни, ну, совсем, понимаешь, любознательные, раздали другим любознательным автоматы с боеприпасами, а им, которым выдали, многим ещё и восемнадцати лет не стукнуло. Вот эти-то просочились после боя по всей Пресненской округе, на крыши повылазили и давай по живым людям лупить. Интересно ведь, как это, живой, а после твоей очереди – мертвый. А многие любознательные, которые поближе захотели на войну посмотреть, тоже получили удо влетворение. Володя, бывший слесарь из Видного (Расторгуево) нам рассказывал, как у них после четвёртого октября хоронили совсем молоденьких жениха и невесту. Поехали они на войну поближе посмотреть и попали куда-то в зону интенсивного обстрела у БэДэ. Их одной очередью и скосило. Во дворе дома, где я второго машину ставил, четвёртого вечером какой-то гад стал с крыши стрелять и прямо в живот шестнадцатилетнюю девчушку подстрелил.

XI.
Пятого утром, поскольку я тоже из любознательных, подъехал на Рочдельскую улицу, которая от Трёхгорки прямо в БэДэ упирается. Там несколько сожжённых и искорёжен ных поливочных машин из прежнего оцепления осталось. На перекрёстке Рочдельской у самого БэДэ полно БТРов. Много военных. Милиция в оцеплении вместе с солдатами стоит. Гляжу, а сбоку, в окнах высотной части, ещё языки пламени видны. Спрашиваю, почему пожарные недогасили, техника подвела? А мне один солдатик из оцепления говорит, – полезли было пожарные в это место, а по ним стрелять начали, оттуда, из БэДэ. Представляешь? Даже в ночь на пятое, после капитуляции, кто-то из самых любознательных в БэДэ остался. Потому и горело изнутри. На земле, где я стоял, веришь, сотни стрелянных пулемётных гильз. Парни и мужики практичные – откуда ни возьмись, набивают ими кейсы и портфели. Солдатам на это наплевать, они в своих БТРах копаются, материальную часть после боя в порядок приводят. Видать, эти гильзы и выгребли наружу. Нагнулся я, взял горсть, покатал на ладони… Прикидываю: вот из этой пуля мимо прошла, и из этой тоже, а вот из этой, поди, в живое шмякнула. Эх, ма! Доигрались. Сунул я гильзы в карман и уехал.
Наверное, трагедия и трагикомедия если не родные сёстры, то кузины, это уж точно. Тогда же, пятого утром, подъехал я вначале к «Украине». Смотрю, телевидение (не наше) уже к работе приступило. Из микроавтобуса вывели параболу на кронштейне, настраивают на спутник, а на рабочем дисплейчике картиночка: Белый Дом с чёрной отметиной – отметина во весь фасад высотной части.
На крыльце гостиницы возбужденная компания мужиков обсуждает вчерашние события. Услышал я историю про одного полковника, у которого жена в гостинице работает. Приехали они с ней утром четвёртого числа, поднялись на один из верхних этажей. Жена ему номер открыла с видом на БэДэ и ушла по делам. А он вышел на балкон, окинул командирским взглядом диспозицию, а в это время – привет, полковник, пуля снайперская, бац в шею – и готов! В другое время не поверил бы, подумал, что байку, мужики сочиняют. Но когда люди гибнут сотнями и в самых нелепых и неожидан ных, ситуациях – всё может быть. Думал, пройду в буфет, в холл сока стаканчик выпить или кофе чашку. Нет, не пущают.
Смотрю, а моряки-десантники, которые перед отелем на командном пункте вчерашнего сражения дислоцированы, несут откуда-то пакеты с «Тампико». Я – за угол. Магазин там, нет – закрыто. А тут мальчишки у кооперативного ларька толкутся, в руках импортные баночки с орешками. Смотрю, средняя витрина ларька начисто высажена какими-то бомбардирами. Вон откуда у пацанов трофеи. Мужички шустрые подкатили и тоже в ларёк уткнулись, пыхтят, ногами переступают. Ага, нашли! Вытягивают оттуда по нескольку бутылок коньяка и шампанского и ходу. Один замешкался, запихивает бутылки по карманам. Ну, пьянь московская, и тут не растерялись. Виват, халява! А у него одна бутылка с серебряным горлышком зажата между ног и эротически так смотрит в сторону ларька. Выкуси, мол, кооператор х….. Нет, без мародёрства мы тоже не можем. Страна такая... Ну да это из полузабытой совковой песни: «На свете есть страна такая, где нет ни рабства, ни оков...», – и там, что-то такое освещая, «горит звезда большевиков...». Догорела, однако.

XII.
Мучительно пытаюсь я разобраться, что же со страной происходит? Какие ведьмы теперь готовят ей дурманное пойло? И нехорошее предчувствие охватывает. Чудится мне посреди шабаша мелких честолюбий, воровской беготни и лязга (пока приглушён ного) ножей и вилок, трагическое одиночество Президента. Как же его подставили под эту кровь – все вместе: и правые, и левые. (Какой никакой, а Президент – сами выбирали!) Чтобы не отмылся, чтобы, в случае чего, откреститься от него легче было. Мол, он приказ подписывал, а мы что – простые люди-человеки, значит.
Но бывают у меня приступы почти непреодолимого желания заорать на всю страну: «Чума на оба ваши дома!..». И вот, представь, только подумал, не орал ещё, чума – вот она, на дворе. И без меня, накликали. Это я о выборах наших разъе….. в пятую, что ли, Государственную Думу.
А выборы эти переполоху наделали… У всей демократической прессы медвежья болезнь приключилась. Запаниковали, забегали. Одна только «МК» разразилась бранью в адрес властей. И Президенту досталось там. А радикалы от демократов в истерике начали колотиться: подавай им национальную гвардию. Больше всех завелась мадам
Новодрамская, то есть, прошу прощения, Новодумская, а, чёрт подери, – Новодворская, ну, конечно, кому ещё взбрендит в голову перестрелять немедленно всю ЛДПР, бесноватого её лидера, а заодно и чернь (словечко упомянутой мадам), которая за ЛДПР проголосовала. Ахти, беда. Мало нам РНФ, Баркашова, может нам воссоздать «Молодую гвардию» для борьбы с фашистским агрессором, а упомянутую мадам определить в Олеги Кошевые? Ну, не можем без истерики. Не можем, и всё тут. А почему собственно шум и гам? Да по весьма уважительней причине. «Выбор России» так бездарно провёл избирательную компанию, а до того правительство столько ляпов понаделало и с ценами, и с налогами, и с задержкой на два-три месяца зарплаты, что те пятнадцать или около того, процентов, что получили «выбороссы», – не совсем заслуженный приз на бегах. Вроде умные, вроде молодые, вроде все делом занимаются, а в социальной психологии разбираются, как я в китайском балете. Вот Жириновский и показал им наглядно, что такое социальная психология, и как ею можно крутить как по, так и против часовой стрелки Российской истории. Он чётко, как в преферансе, сначала свои взятки отобрал, а потом минимум без двух на десятерной оставил эту команду. А что значит без двух? Да это те озлобленные и униженные люди, загнанные в угол, те самые Ниловны-Даниловны, которые камни в октябре анпиловцам и баркашов цам собирали. Да беженцы, да армия. Так что неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Всё в точности и получилось. А что до Жириновского, так он в своё время, как ласковый телёнок, который сразу двух мамок сосёт, социальную психологию эту и на Лубянке изучал, и на Старой, ещё той, совсем Старой площади. А уж там по этой науке такие ассы сидели. Господин Полторанин по сравнению с ними, что твой выпускник трёх классов церковно-приходской школы супротив того же Михаилы Ломоносова.
«Ой, люли, да ой, люли, вот и ж.…. на мели…».
Да, деликатная эта наука – социальная психология. Помню, моё пронзительное
удивление лет эдак пятнадцать назад, когда узнал, что работы АН СССР по социальной психологии идут под таким же грифом секретности, что и документация оборонки.
Аналитики некоторые петуха дали на пределе своих голосовых связок: мол, это Кашпировский всему гипнофильному населению России комплекс привил такой в 1989 году, чтобы, значит, в декабре 1993 года они все, влюбимшись во Владимира
Вольфовича, побежали за ЛДПР голосовать. Дай-ка, вспомню, отчего там Кашпировский трудя щиеся болезные массы лечил? Чтобы в постельку под себя не мочиться, лысина чтобы побыстрей зарастала шерстяным покровом, чтобы сексуально озабоченные дамы спали спокойнее в своих холостых кроватках. Так это они «Выбор России» провалили? Ну, дела.
Я то сам тоже не за «выбороссов» голосовал, но и у Кашпировского не лечился. Мне яблочко больше по душе, «Эх, яблочко да цвета ясного, бей справа белого, а слева – красного»... Правда, господин Явлинский чрезмерно озабочен ослепительной белизной своего крахмального пластрона, чтобы ни одна капелька тёмная на него не попала невзначай.

XIII.
Однако, не вдаваясь в подробности программы господина Жириновского, которая отли чается от программы любого демократического блока, как надутый презерватив от предмета, для которого он предназначен, интересно проследить генеалогию явления. Как сказал бы ведущий рубрики «Русские вопросы» господин Парамонов из Свободы": «Обнажить корни явления, их почвеническую сущность»,  или что-то в этом роде. Мне, например, нравится слушать его язвительно убедительную аргументацию, за которой угадывается, плохо скрываемая за океаном, любовь к отеческим гробам.
Так что же это за явление на пасмурном небосклоне нашей по-литической жизни – господин Жириновский? И у КГБ, и у ЦК КПСС всегда были свои «короли» и своя "капу ста». В эту-то колыбель потенциальных политических бойскаутов приносили младенцев грязно-серые аисты провинциальной глубинки. Младенцы, как правило, закомплексован ные, с унаследованной генетически или в силу ранней «социальной озабоченности» (термин господина Жириновского) жаждой реванша и уже запрограммированной
ненавистью к мальчикам в крахмальных манжетах, въехавших в питомник
цековско-кэгэбэшных недорослей в папиных или дядиных персональных машинах. Эти провинциальные парве ню, до времени смиренно затаившие своё необузданное и всё более распаляемо честолюбие, ради своего личного социального реванша готовы на всё. На самое заурядное филёрство, на работу в махровых провокаторских организациях типа «Шалом»,
а может, и «Русского собора». Это люди без прошлого (если говорить о корнях, о культуре, о самосознании), в сущности, без национальности, а значит, без языка (опять же в культурно-нравственном аспекте), с очень специфическим понятием о чести и достоинстве. Изначальная люмпенизированностъ, аморальность убеждений, примитивный цинизм, наглость, позволяет спецам с Лубянки штамповать из этих нравственных зомби новых пророков, политических демагогов и убийц, словом, марионеток на любой вкус и на любую политическую потребу. Это куклы, но куклы весьма коварные. Зазевавшийся кукловод, ещё вчерашний «король», может получить такую подножку от своей марионетки... Достаточно вспомнить такую сладкую парочку: Горбачёв – Янаев. Вот откуда берутся наши Растиньяки и Максимы де Траи, авантюристы и руководители новоявленных политических бандитов.
В наше смутное время, чем наглее данный парвеню, чем старательней он усвоил
немудрящую науку обольщения наиболее материально обделённой и наименее интеллектуально защищённой части электората, тем больше шансов на успех. Что господину Жириновскому, признаем это, с блеском удалось показать. До омерзения повторяющаяся ситуация из века в век, из страны в страну. Пойми правильно, под выскочками-пар
веню я имею ввиду не только лидера уже пресловутой ЛДПР, но и из демократических и любых других политических блоков. Внешняя разница весьма обманчива. Причём большинство блоков – это кратковременные, во многом случайные образования. Просто не хочется зоологических аналогий. Так вот, дорогой мой, при наличии в обществе социального дефицита ядовитый цветок фашизма может расцвести на выгребной яме любой политической доктрины. Главное – побольше демагогии и точно знать, кого и какими посулами обольщать. Как это ни позорно, но некоторая часть интеллигенции подвержена фашизации в большей даже степени, чем, скажем, обнищавшие низы обще ства. И Россия, конечно же, не исключение.


XIV.
Поговорим немного и о нашей интеллигенции, российской. Совсем недавно слушал я интересный диалог по телевидению в рубрике «Уходящая натура» Льва Аннинского. Беседовал он с Даниилом Граниным. Содержание беседы: что случилось с российской интеллигенцией, куда она подевалась и есть ли в будущем собственное будущее у этой самой интеллигенции. Вопрос не простой. Изменилось общество, задачи и цели не то что изменились – размыты. Извечная тема «Вишнёвого сада». Ведь порубят, уже порубили, подрубили и покорчевали изрядно. Их разговор передавать бессмысленно, он тоже, как попытка прицелиться по блуждающей в тумане мишени.
Бабушка моя, по отцу родом из Курской губернии, рассказывала мне, мальчишке, как курянки разговаривают. Одна спрашивает у подруги: «Кае идешь?» А та ей отвечает: «Датые-е-е...» Вот и мы ищем себе места в этом новом для нас мире и топаем «датые», а где оно, это «тые» находится одному Господу богу ведомо да нам дуракам не указано.
Всё же позволю себе в нескольких словах изложить предысторию вопроса без особых уточнений и с одной оптимистической идеей.
Первое. В устоявшейся «совковой» системе, как в тихом омуте, разместились
последовательно сверху вниз правящая партийно-бюрократическая элита, наука и промышленность, просто граждане – рабочие и служащие, ещё ниже – частично перемешанные с предпоследним слоем крестьяне. Представители собственно культурной элиты, включающей фрагменты интеллектуальной сферы от астрофизики и молекулярной биологии до театра и кинематографа, размещались преимущественно в верхних слоях нашего уютно го омута. Средства массовой информации – телевидение, прежде всего, также тяготе ли к верхним слоям, но частично исполняли роль некой коммутации между верхом и низом.
Второе. Катаклизмы, социальные и политические, начатые по инициативе верха,
перемешали верхние слои иерархии с самыми глубинными, захватив даже часть донных отложений в виде люмпенов, выпавших в осадок ещё раньше из всех верхних слоёв. Вот и обнаружилась весьма неприятная картина: концентрация культурного подслоя оказалась в тысячи раз разбавленной. Одичание и оскотинение жизни стало более заметно. И оказалось, что всё, чем  гордились: наша литература, наша высокая музыкальная и театральная культура, кинематограф, изобразитель ное искусство, – просто катастрофически малЫ. И близка к той критической массе совокупного интеллекта, которая предотвращает необратимую деградацию общества.
Третье. Отсюда однозначно следует вывод. Интеллектуальная среда – она пока
количественно мала для такой, ещё не определившейся России, но мала небезнадёжно – должна, обрести свою зону обитания в более концентрированном виде.
Центростремительные силы должны уравновесить центробежные. В противном случае культура диссипирует во вне. По аналогии с космосом останется следовым, реликтовым излучением Большого взрыва. Это катастрофа для нации: лишённая концентрации культуры она деградирует окончательно.

XV.
Возвращаясь к «Уходящей натуре» Аннинского, должен сказать: я с удовольствием мысленно поучаствовал в разговоре умных и всерьёз озабоченных судьбами
интеллигенции людей. Но вот по манере полной неизъяснимого обаяния беседы, я невольно вспомнил двух гоголевских, мужичков, которые, сидя при дороге, всерьёз озаботились «чи доедет то колесо, до Казани, чи не доедет». Славные мои, родные, самим ехать нужно да поспешать. Не то (какое там колесо или телегу) лошадёнку нашу сивую, прямо из стойла уведут злые дяди с калашниковыми подмышкой.
А вот куда ехать, где собраться, под чьим мощным крылом, давайте вместе решать, пока не поздно. Не то останутся на этом ристалище жизни только две фигуры – господин Жириновский и мадам Новодворская. Неужто им доверим судьбу российской культуры и российской интеллигенции определять?
Тут мне недавно не совсем чёрствый анекдот рассказали.   Решили какие-то  культуртрегеры озаботиться просвещением наших бугров из бесчисленных кооперативных ларьков, усыпавших Москву, как тифозная сыпь. Организовали такой компании поездку в Ясную Поляну. Приехали, плотно пообедали в дорогом кабаке. Вот ходят по музею. Один мордоворот шестидесятого размера уставился на большой портрет и удивляется, «А это что за старый хрен в толстовке?» Полный абзац, как нынче принято в народе выражаться.

XVI.
Ох, не даёт мне покою Жириновский, ну, никуда от его богатых идей не упрячешься. Например, с папиной юридической национальностью насмешил. Я тоже по началу смеялся, смеялся да призадумался. Ведь вон куда метит. Посмотри на наших национал патриотов типа Константинова или Васильева. Носятся со своим жидовско-зоологическим комплексом, как с грыжей, которая уже в промежности провалилась. И им неудобно в раскоряку ходить, и люду, который поумнее, обрыдло их жалостливые причитания о погубителях русского народа выслушивать. Так вот, если следовать принципу реформации пятой графы, гениально угаданному Владимиром Вольфовичем, мы с нашим шовинизмом, провинциально-почвенным, заскорузлым, где только и слышишь: жиды, татарва, хохлы, черномазые чурки, чукчи… и прочая, и прочая, – распрощаемся раз и навсегда. И появятся у нас на вполне интернациональной основе такие национальные меньшинства, как проститутки, гомосексуалисты, щипачи, киллеры, политики, журналисты, чиновники-взяточники,.. и им же несть числа. Не верите ещё в господина Жириновского? Вот послушайте из Иоанна: «Не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасён был через Него». И через него третий Рим обретёт свои прежние колониальные границы. Не даром же МИД Республики Казахстан сделал представление МИДу России, а прибалты все разом рванули поступать в НАТО.
Ну и что? Да ничего. На то и щука в море, чтобы карась не дремал. Может, оно и к лучшему. Трусцой, трусцой «выбороссам» бегать придётся, лишний жирок сбрасывать, да почаще прислушиваться к народу своему, страстотерпцу, богом позабытому.
А на месте нашего Президента я бы сделал очень просто. Вместо пятого пункта ввёл бы поголовное дворянское, даже, я бы ска-зал, графское звание всему населению Российской Федерации, то есть ГээРэФ-ми сделал – Гражданами Российской Федерации. Вот тут тебе и социальная психология, и национальный вопрос. Всего в трёх словах.
Вот какие непричёсанные мысли навеяла на меня избирательная компания в очередную Государственную Думу.
Наговорил, наёрничал тебе на целый авторский лист. Надо же хоть раз за два года выговориться: после всех этих апокалиптических сцен и видений голова, как с крепкого похмелья. А главное – покоя нет, и никакое зубоскальство успокоения не приносит.

XVII.
Я ведь не просто четверть века прожил на Пресне. Некая аура легенды жила в нашем поколении. Вообще говоря, романтика – вещь обоюдоострая. Если помнишь знаменитые вечера в Политех-ническом музее в самом начале шестидесятых. Тогда Булат пел: «И комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной». Ведь и отвоевал уже, крови насмотрелся, самого ранило, а всё чудилось, что должен погибнуть он «на той единственной гражданской». Мол, единственной, самой справедливей, где помереть – великое счастье. И по культу уже Никита проехался, и много чего из запрещённой литературы в народе ходило.
Спадала уже пелена с глаз, спадала. Нет, дались ему комиссары в пыльных шлемах. И это – Окуджава! А что тогда об остальных говорить, да и обо мне – образца пятидесятых.
Совсем не так гражданская война у нерусского русского писателя Исаака Бабеля выглядит. Когда я перечитываю «Конармию» у меня остаётся ощущение ожога.
Да, это тебе не комиссары в пыльных шлемах. Однако память на историческое зло в ауре романтических иллюзий даёт возможность в нашей ситуации спекулировать на настроении людей. Я подозреваю, что Руцкой и компания, сами или по чьей-либо подсказке, внедрили в сознание своих сторонников, что они являются продолжателями революционных традиций Красной Пресни, расстрелянной в 1905 году. Помнишь? – «Патронов не жалеть!» Тут ещё аналогия с августом I991 года. Так, ни в чём не повинные люди, стали заложниками романтических реминисценций. Действительно, всё бы хорошо с этой романтической точки зрения, да что-то нехорошо. А нехорошо то, что – затесались сюда молодчики со свастиками, профессиональные убийцы,
понабежавшие в Белый Дом со всех концов бывшей империи, и политические люмпены, бывшие партийные бонзы, бонзочки и бонзята, не успевшие, в отличие от «старших товариищей», вовремя отхватить кус от партийного пирога и заняться организацией различных фондов, коммерцией и комфортабельным обустройством своего нового образа жизни. Главное преступление наших «бешеных» из БэДэ даже не в том, что они спровацировали в Москве вооружённый конфликт, в котором погибли сотни людей, как бы это ни было ужасным само по себе. Они хотели и могли разжечь пожар по всей России ,перетянуть огромную страну за ту черту, за которой тысячи сапог будут чавкать по кровавым лужам на местах массовых расстрелов. Нет, туда мы не полезем. Хотя и к нынешним властям я отношусь без особого пиетета. Да это и не нужно. Пусть дело делают да вовремя, вовремя социальные язвы лечат.
На фоне экономического кризиса три фактора накалили обстановку в парламенте: патологическая жажда власти Хазбулатовым; патологическая ненависть Руцкого к Ельцину; оружие, много оружия и людей, умеющих с ним обращаться, в Белом Доме.
Не будь хотя бы одного из этих факторов, всё бы свелось к мирной и бесславной, но не позорной кончине Парламента эСэСэСэРовского созыва. Однако без позорного конца и принесения кровавых жертв в честь своей кончины тот парламент уйти со сцены не мог. А говорят, что мёртвые сраму не имут. Оказывается, мёртвый мёртвому – рознь, да ещё какая.

XVIII.
Но представим, что из-за полной несостоятельности властей в первые числа октября I993 года Россия сваливается в пропасть большой гражданской войны. Это значит, один военный округ против другого, это паралич систем управления, хаотическое образование республик: дальневосточных, сибирских, уральских и северокавказских, приполярных и заполярных. Паралич транспортных систем. Крах энергетики. Холод, голод, эпидемии и разгул уголовщины в городах, драка за оружие, растаскивание ядерных арсеналов. Война Черноморского флата с Украиной. Гражданские войны и бунты в русскоязычных диаспорах Прибалтики, Украины и Казахстана. Взрыв исламского фундаментализма в среднеазиатских республиках, и резня, резня, резня. Ужас блокады Ленинграда померк бы по сравнению с этим апокалипсисом. В этих условиях становится возможной интервенция Китая в Сибирь и на Дальний Восток. Только наивные люди могут полагать, что в этой ситуации США и Западная Европа останутся сторонними наблюдателями. Не ожидая, когда наши ультра начнут кидать ядерные боеголовки в их сторону, они сами, во имя спасения человеческой цивилизации, обрушат на нас всю мощь своих ядерных арсеналов. И эхо крушения Великой России будет ужасом отдаваться в сердцах чудом уцелевших потомков на протяжении веков. Вот, что готовили нам безумцы из Белого Дома.
Население Пресни и в моём сознании присутствовало, как некая историческая избранность. Если бы не это, не стал бы я в первые дни после четвёртого октября приезжать по вечерам к стадиону, который примыкает к территории вблизи Белого Дома со стороны метро «Краснопресненская». Не стоял бы у поздних костров подле разбросанных цветов и свечей, зажжённых на тех
местах, где погибли люди, где приходили почтить их память друзья и родственники. Многие из тех, что были на стороне Белого Дома, до сих пор считают, что они выступали за правое дело. Наша, российская ирония, да кровавая притом. Страшная и, увы, банальная истина. Из тех ста миллионов бывшего СССР уже со-считанных, погибших в войнах, сгинувших в лагерях, заморенных голодом и эпидемиями, сколько на самом деле погибло за правое дело? Если даже победа над фашистской Германией – это победа во Второй мировой войне, которую готовил Сталин, но сценарий которой был нарушен Гитлером, опередившим нападение СССР на Германию всего на несколько недель. Вот почему, размышляя о безумии, охватившем Москву в те страшные дни, я с таким тягостным чувством рассматривал стреляные гильзы.

               ...О, я не знал, что в этом бытии,
              В мятежных криках и бессилья стонах,
              Когда идут тяжёлые бои,
              Лишь слепки мыслей прячутся в патронах...

И никто, повторяю ,никто, не был осуждён за гибель ни в чём не повинных
сотен гражданских лиц - женщин, детей, стариков, молодых людей, случайно попавших
в эту мясорубку!

XIX.
Странности нашего отравленного сознания ещё долго будут нас преследовать. На бетонном заборе стадиона написано: «Здесь погибли русские», а потом какой-то блюститель расовой чистоты сверху приписал маленькими буквами «настоящие». Ну, дела. Значит, те пацаны в шинелях, которые вышибали крутых из Белого Дома, не настоящие? И, погибнув ради того, чтобы этот кровавый шабаш не залил всю Россию, они не достойны светлой памяти нашей? Я там встретил одного питерского. Тоже пришёл поскорбеть у позднего костра. И как завёлся о несчастных и бесправных русских, так и остановиться не мог. Смотрел я на его гладкую морду в очках и на весьма приличный костюм и всё прикидывал: давно ли он у себя в горкоме или в райкоме комсомола витийствовал на тему нерушимой дружбы народов СССР? Вот и попробуй переубедить пресненских коренных, когда их эти эмиссары обихаживают, сволочи.
Слышал я такое расхожее мнение, кстати небезосновательное. Мол, разделились большевики на красно-коричневых и красно-бело-синих и лупят друг друга, чем попадя. А наши Ниловны-даниловны путаются: кому камни таскать? Тем или этим? Там, на Пресне, подошла ко мне одна женщина и говорит: «После того ужаса, который здесь был, мне уже ни пенсия хорошая не нужна, ни зарплата. Жить не хочется». Вот так. И объяснять ей, кто виноват, я лично не берусь. Одно могу сказать: соединение практики красных кхмеров с национальной русской идеей по Константинову, Баркашову и генералу Стерлигову всё же не состоялось. А это само по себе дорогого стоит.
Классик Бэдэшного движения, бывший вице-президент, ещё до октябрьских событий в частной доверительной беседе на кремлёв-ском крылечке так сказал Главе президент ский администрации Филатову: «Скоро мы вас за ноги на столбах вешать будем». Потом уже, после наших красных дней, которые потрясли мир, в передаче «Момент истины» Филатов признался господину Караулову, что после этих слов ему впервые стало страшно. Вот и несостоявшийся Малюта Скуратов посидел в Лефортово. Больно
жалостливый президент, не пожалел Хазбулатову квартиру бывшего генсека Брежнева, что напротив Дома архитектора. По этим всем делам частушка у меня образовалась:

                ...От Грозного до Ильича
                И Лаврушки Павлыча,
                С Феликсом и Яшею,
                И Хомейни не нашею,
                Вейся ты, верёвочка,
                Стреляй, моя винтовочка...

XX.
Как, всё-таки, историческая повторимость – эта завораживающая диалектика
метаморфоз, гипнотизирует сознание. Ходим по кругу, как кривые клячи, ходим, ходим. У графика Стасиса Красаускаса есть мощный образ – птица, рвущаяся в небо. А лапы у неё – вовсе и не лапы, а корни дерева, глубоко вросшие в землю. Вот образ России. Как ей взлететь, если эти корни – наше прошлое, которое ещё держит нас мёртвой хваткой.
Всё, брат, заканчиваю сию повесть невесёлую. Очень неприлично себя цитировать, моветоном это называется в обществе, однако рискну ещё раз. Давно, давно написал я «Репризы при смене декораций» – так удивила меня авантюрная биография любимого Анри Бейля. Не думал и не гадал, что и мы доживём до реприз при смене наших декораций. Вот тебе фрагмент напоследок:

                Меняются цвета,
                Меняются привычки,
                И времени пята
                Нас всех берёт в кавычки.
                Не дёргайся, дружок,
                Не будет ведь иначе:
                Трёхцветия флажок
                По красному не плачет.
                Хватайте же, бог мой,
                Сановные мундиры!
                В атаку! За деньгой,
                Уланы, кирасиры...

                Бретёры, буржуа, бонапартисты
                В банкиры лезут и в контрабандисты.
                Линяет красный в белый цвет,
                Пленяет жёлтый цвет монет,
                Опять балы, банкеты и приёмы,
                Мон шер ами – кредиты и заёмы.
                В салонах на живца идёт поклёвка,
                Ах, дамы, дамы, вот уж, где сноровка,
                Бальзаковское время на дворе,
                Аристократы вяжут макроме.
                Вы знаете! Узоры-то не плохи,
                Вмерзают мамонты во льды своей эпохи…


XXI.
Так что же, спросишь ты, реставрация у нас начинается? Не знаю. Во-первых, если реставрация, то чего? И, во-вторых, для кого? Устали мы ждать многажды обещанной манны небесной, дайте же самим о себе позаботиться.

P.S. В последний раз был я у Белого дома, когда начали гото-вить его к ремонту. Стояло ещё оцепление. Обратил я внимание на солдатика, молоденького совсем. Шинелью его два раза обернуть можно было. Поверх шинели бронежилет, беременный какой-то, автомат на ремне.
– Сколько годков тебе? – спрашиваю.
– Девятнадцать, – отвечает.
– Сам то откуда?
– С Алтая, из посёлка одного.
– Ну и как тебе воевалось?
– Да стоял я в ночь на четвёртое в оцеплении позади Белого дома, в детском парке. Вот слышу, вроде дверь со скрипом открывается. Темнотища. Оборачиваюсь, а там земля вместе с листьями поднимается. Выходят трое. Дал я предупредительную очередь поверх голов, старший по команде с солдатами прибежал, увели этих.
Ну и ну, подумал я, были бы хорошо петли смазаны у того тайного люка, может, и не стоял бы ты живой и здоровый. Счастливая мамка твоя.

                Эрлен Вакк.   4-5 ноября 1993 г.
____________________
*) А спустя 26 лет нам эту "живность" демонстрируют в Донбассе украинские
добробаты и регулярные войска. Так и крутится без остановки этот ненасытный
кровавый волчок истории.   Июль 2019 г.      


Фото из инета. Обугленный Белый дом.
На первом плане памятник героическим
защитникам Красной Пресни в революцию
              1905