***
Нет, не в гестаповских застенках;
Как в спину, в дверь, из-за угла...
Раскрытой книгою была
Расстрелянная жизнь Гиренко.
За что? Увы, грехов не счесть:
За поиск истины в науке,
За незапятнанную честь,
За совесть чистую и руки.
Они сквозь щели не видны,
Но не уйти от символизма:
В канун начала той войны -
Акт воскрешения фашизма.
А память бережёт штрихи:
Вот Невель. «Голубая дача».*
В его руках мои стихи...
Да разве мог он жить иначе?
* Место расстрела и захоронений сотен еврейских семей в Невеле.
Узники.
Там, где гонят людей, как скот
полупьяный фашистский сброд,
там, где окрик: «Шаг - влево, шаг - вправо»,-
непокорного ждёт расстрел...
На войне не царствует право,
на войне царит беспредел.
Сколько наших угнали на Запад?
А из труб чёрный дым валил.
А из труб - сладковатый запах;
У сожжённых нет даже могил...
Ах, забыть бы её всем просто нам,
и прогнать как кошмарный сон,
если б вновь - ни Кавказ, ни Косово,
если б снова ни кровь и стон...
Ах, война, смертоносною кузницей
до сих пор в наши входит сны.
Все мы - узники, все мы - узники,
и заложники той войны.
Памяти Александра Матвеевича Нестеренко
А мне приснился Нестеренко:
По Школьной улице летит:
«Наш - господину президенту -
Физкульт!» - мне весело кричит.
Не сочинял я этих строчек,
Они послышались во сне,
Знакомы до последней точки:
Матвеич говорил их мне.
Вот небо звёздное алмазово,
Вот снег идёт иль дождь - потоками,
Брожу я вечером по Хазова
Под гипнотическими окнами.
Потом шагаю к электричке.
На 21-й километр.
А на углу на том привычном
Матвеич смотрит мне во след.
6 октября 2004 г.
Свидетельство о публикации №113100304058