Осенние синицы

Из цикла "ГОДОВЫЕ КОЛЬЦА"


«ЧТО ТЫ РАНО, ОСЕНЬ,
В  ГОСТИ К НАМ ПРИШЛА?
ЕЩЕ ПРОСИТ СЕРДЦЕ
СВЕТА И ТЕПЛА!»



*     *       *

Осенние синицы на задворки
летят, перекликаясь в тишине.
Все веселей сорок скороговорки,
все неизбежнее, все ближе снег.

И все  прозрачней над равниной воздух,
все призрачнее  глушь березняка ...
И опустевшие вороньи гнезда
в сквозных ветвях видны издалека.

Все глубже гулкой осени колодец:
позвал друзей - откликнулись леса!..
И  тиной пахнут днища старых лодок,
и отдаются в небе голоса...


*     *     *

Наверно, у нас все по-старому:
к зиме заготовили дров,
и к вечеру мама усталая
с работы заходит во двор.

Успеет по дому все сделать,
сходить к роднику за водой.
А ветер тихонько застелет
крылечко листвой золотой.

Мать шалью окутает плечи
и смотрит на дождь из окна
и слушает долго, как в печке
растет бормотанье огня.

И верит с несмелой улыбкой,
что в нашем опавшем саду
скрипучая всхлипнет калитка,
и я осторожно войду.


БАБЬЕ ЛЕТО

Веет прохладой с просторов осенних,
ясные дни устоялись давно.
Листья последние тихо осели
в светлых аллеях  на темное дно.

Отшелестела пора золотая,
смолкла, погасла –  стоим средь руин.
Вкрадчивый ветер неслышно вплетает
в пряди твои седину паутин.

Что ж из любви нашей, милая, вышло?
Веря обманчивым ласкам тепла,
ты, как вот эта опавшая вишня,
всё перепутав, опять расцвела.





*    *     *

Тебя назвать бы надо Ефросиньей.               
Скажу: “Прощай, я больше не вернусь!”-
и полыхнут  глазища  синью,
а в них -  промчатся косяки гусиные,
всплеснется светлой Ладогою Русь.

Тебе бы  шли рябиновые бусы
да из бересты легкий туесок,-
и волосы твои по-русски русы
и на губах малины  алый сок.

Любимая, ты -  Лада, ты -  лебедушка...
А я... да что там обо мне!
Осталось мне сложить ладони лодочкой
и кликать свое счастье  в тишине.

Но только эхо вдалеке откликнется,
но только упадет осенний лист.
Пришла вечерняя заря-калинушка,
и лес молчит,  загадочен и мглист.

Прощай, родимая. Все песни спеты,
ушло тепло в чужбинные края,
и улетело с ласточками лето,
а с ним - и молодость веселая моя.

Прости, прощай, хорошая, любимая.
Будь счастлива. Я больше не вернусь.
Но встречусь ли с березкою, с рябиной ли,
тебе, далекой, грустно улыбнусь.



ГЕОРГИНЫ

Наступают ненастные дни,
отцветают в саду георгины,
благородные, как герцогини, -
высоки,  величавы, стройны.

Средь багряных и бархатно-красных,
не касаясь их к дому пройду.
Мало дней остается им ясных
красоваться в опавшем саду.

На комки размокающей глины
осторожно снежинки летят.
Свои лица склонив, георгины.
слез стыдясь, на меня не глядят.

Сколько горести в их доцветаньи !
На тебя так похожи они!
Я им тихо шепчу: “ До свиданье ”.
Но аллеи безмолвно грустны ...


ОСЕННЯЯ СИРЕНЬ

Легкая, счастливая усталость -
отошли тревоги и беда,
отбурлила, стихла, устоялась
в берега вошедшая вода.

Можно из реки теперь напиться -
видно каждый камешек на дне.
Стало равномерно сердце биться -
та же ясность божия во мне.

День короткий тянется так долго,
будто специально для меня,
чтобы разглядел я, как наволгла
гроздь сирени белой у плетня.

Осень - время светлого прозренья.
Прошлое пришла пора понять,
но душа изломанной сиренью
расцвести пытается опять.


*    *    *

Поспела давно облепиха.
Шагаю, сгребая листву.
Прохладно, просторно и тихо
в пустом облетевшем лесу.

Приятная, светлая осень -
гуляй, улыбайся, дыши! -
но  что-то неслышно уносит
навеки она из души.

Я  понял, о чем при дороге
молчит, облетая, ветла.
И мне стало время дороже.
Как мало осталось тепла!

Последняя бабочка в поле,
последний цветок в полусне!..
И сердце застыло от боли -
и грустно и радостно мне.

Смотрю я на  берег родимый,
куда не вернусь никогда,-
далекою струйкою дыма
ушедшие тают года...



*     *     *

Прошелестят холодные дожди,
и листопад, невидный за домами,
вздохнет и, как последнее  «прости»,
размоется и скроется в тумане.

На лес посмотришь - обомрет душа!
В прогалинах пустых гуляет ветер.
И  лист, на хлипком прутике дрожа,
еще надеется, еще во что-то верит.


*     *     *

Деревенька  дачная
стихла, опустела.
Все давно уехали –
никого не жди.
И кольцо дверное
снова поржавело,               
и приходят в гости
лишь одни  дожди.

За окном все глуше
шорохи и вздохи, -
в них я различаю
грустные слова.
И живу я вроде
на краю эпохи,
на пороге  -
горькая,
мокрая листва.


*     *     *

Ушел в тайгу я, проклятый тобой,
и заблудился – третий день блуждаю!
Бреду сквозь дождь и вдруг перед собой -
не чудится ль? - зимовье различаю.

Дверь распахнул - на полке соль,
пшено и спички мне оставил кто-то...
И отступает понемногу  боль,
а за окном  - бушует непогода.

Там ночь и смерть, а здесь - дрова поют!..
Нет, доброта людская не убудет,
хотя порою близкие не ждут
и  думают о нас чужие люди.


ПОСЛЕДНИЙ ВОЛК

Холодный дождь, холодный мрак.
Последний  волк не  рад судьбе, -
забиться б в глушь, залечь в овраг,
забыть навечно о себе.

И голод мучает, и страх.
Дохнула мгла из-под горы, -
вон там, вон там, - в шести верстах,
слышны по запаху дворы!

За полем хрипло лает пес,
дыханье слышится коров
и лошади жуют овес,
и пахнет жаркая их кровь!

Волк настораживает слух, -
он повернуть уже не прочь,
но сзади лес предзимний глух -
и волк завыл протяжно в ночь.

Завыл, завыл ... И вой летел
в провалах ночи по реке,
и страшным плачем став, слабел,
теряясь эхом вдалеке.




*     *     *

Мне кажется,
я всем в толпе мешаю.
Иду, глазами тычусь наугад.
Не до меня! -
летучими мышами
торчат зонты,
прохожие спешат.
 
И  хлещет дождь –
невыносимый, частый!
Согнуло в три погибели  ветлу!
Да что там я?
Купите, люди, астры
у  девочки, замерзшей на ветру!



ЖУРАВЛИ УЛЕТЕЛИ ...

Окончена в поле работа -
никто до весны не придет.
Лишь пугало  средь огорода.
Кого оно, глупое, ждет?

Зачем оно осенью горькой
стоит на  холме ветровом,
как сторож - в сырой гимнастерке,
и  машет пустым рукавом ...


*     *      *

Захочешь жить, а жизнь прожита.
В полях, где колосилась рожь,
теперь осталось только жниво
и никого там не найдешь.

И в доме нету ни знакомых,
ни милых женщин, ни родни –
исчезли с хором насекомых
при первом холоде они.

Проникла в сердце осень жизни:
к уюту тянет и теплу,
а если дождик мелкий брызнет, -
стекают слезы по стеклу.


*     *      *

Все в парке сорвано, раскидано,
как будто женщина ушла
в слезах, с упреками, с обидами…
И больше нет нигде тепла.

Не крылья – годы за плечами,
и тянет в тяжкий сон  берлог,
и так беспомощно печален
аллей пустынных некролог.

Среди деревьев этих черных
с любимой мы весною шли,
над головой звенели пчёлы,
и липы старые -  цвели!..


*     *     *

У осени плачевные дела,
и в парке пусто, словно в раздевалке,
с которой ты последнею ушла,
оставив номерок болтаться жалкий.

С утра темнеет. Все - теплу каюк!
Кричу в простор, как дурень на погосте:
- Эге-ге-гей! И я хочу на юг!
Хотя бы перышко мне сверху сбросьте…

Но тщетно – птицы гаснут, как во сне.
И все молчит: молчат поля, березы…
И не пойму я: то ли тает снег,
то ль по щекам моим стекают слезы.


*    *    *

Холодно.
Ночью, наверно,
первый грядет снегопад.
Как обнаженные нервы,
ветви неровно дрожат!

С радостью, с горем, с обидами
все по домам разошлись...
Брошены картами битыми
листья ...
Проиграна жизнь.

Цикл опубликован полностью в книге "Березовый терем" 1998 г. М.