Тамбовский Волк Тебе Раб Божий

Мимо церкви, спокойно дыша,
Шёл я осенью солнечным днём.
«Мерседес» подкатил не спеша -
Преподобный отец сидел в нём.
 
Посмотрел сквозь стекло на меня,
Пригласил жестом на разговор,
Дверь открыл и, надрывно кряхтя,
Выбрался из машины во двор.
 
В удивлении бровь изогнув
Я секунду в раздумье стоял,
Но кивнул, обреченно вздохнув,
И тогда он с одышкой сказал:
 
«Я смекнул, добрый ты человек,
Честный взгляд и прилично одет -
Чую будешь ты жить долгий век,
Не побрезгуй, прими мой совет.
 
Видит Бог, я тебе помогу -
Десятину для храма мне дай.
Коль наличными - быстро смогу
После смерти послать тебя в рай.
 
Нынче нужды церквей велики...
Припасти в прок свечей и кадил...
Список вот набросал от руки,
В нём подробно я всё изложил.»
 
На протянутый лист я взглянул
И в усмешке не смог сдержать губ.
«С этим, старче, ты явно загнул,
Уж прости, коль сейчас буду груб.
 
Я смотрю - ты мастак людям врать,
Как ты можешь в глаза им глядеть?
Руки чешутся в лоб тебе дать
За ту ложь, что ты хочешь втереть.
 
Ты бы крест свой златой заложил,
Он же весит на вид с килограмм,
Купишь сотни свечей да кадил,
Остальное дашь божьим рабам.
 
Нарядился, все в кольцах перста,
Камни, платина - в золоте весь,
Ох и жаль, что в живых нет Христа,
Его вид бы с тебя сбил всю спесь.
 
Пожалей стариков у ворот,
Да у них ни гроша за душой.
Обобрал ты до нитки их, жмот,
Не Приход тут, а чистый разбой.
 
Где смирение? Где простота?
Ты ж богаче иных королей.
Вижу жадность, а где доброта?
Сам Иуда и тот был скромней.
 
Лицемерия высший предел
Для тебя исповедать других.
Раз прощение Божий удел
Их грехи в руках не твоих.
 
Не отец ты им, не святой,
Ты в пороках по горло застрял
Знаю шлюх я, что чище душой,
А свою ты давно променял.»
 
Вот закончил я бисер метать
И продолжил неспешный свой путь,
А он принялся бороду рвать,
Призывал мне на голову жуть.
 
«Отлучу! Прокляну я тебя!
Богохульник! Охальник! Подлец!
Черти спляшут тебя хороня,
Да накажет тебя наш Творец!»
 
Его голос вдали затихал,
А я шёл предаваясь мечтам,
О свободе людской размышлял,
Чей порыв неподвластен попам!