27. 01. 1756

Чарующая синева, чернеющий гребень в дали.
Покаяние веков, неприступное царство вершины.
Серый свод и слабеющие фонари.
Мертвый хор из лощины.
Узость улиц. Тупой, неотесанный камень.
Он зияет тоской - этот город под гнетом небес.
Вырывает кусками, разрывая так жадно клыками
Замерзающий лес.
У подножья гряды, где пронырливо бился исток,
Что широкие земли сплетал словно змей - кругами.
Его цель не ясна, но он строго ведет на восток.
Мановенный Богами.
Неприступный правитель венчает хромую корону.
Его стражи - заря и струящийся лунный свет.
Где с последней молитвой стихающий звон колокольный
Укрепляет обет.
Как скрипит черепица на треснувших, красных крышах.
Ночь латает вуаль и неспешно плетет эмпирей.
Долгожданный покой просочился в палаты чуть слышно
Из открытых дверей.
Бессердечный январь нагнетает и злит стихию.
Леденящие кровь порывы стремятся сорвать одежду.
Обессилено мать поднимает глаза "слепые"
На младенца. С надеждой...
Стук подков за окном и осипшая брань ямщика.
Спотыкается лошадь наткнувшись на острый булыжник.
Сотрясаются ставни от ветра, колышется свет ночника,
Воссылая чуть слышно.
За последним двором притупился настырный Зальцах.
Усыпленный зимою и холодом смертным гнетя.
В тесной комнате Гетрайдегассе в кому одеяльцев
Надрывисто плачет дитя.
Обезумевший в ожидании, но настойчивый, сильный отец.
Низко голову клонит не по годам седую.
Восхваляя Тому - даровавшему жизнь наконец,
Чуть не отняв другую.
И в глазах посветлевших от счастья искрится печаль.
Он целует жену. Он встает и уходит в глубины своих рассуждений.
Ведь никто и не знает, что в этот холодный январь
В бедном доме родился Гений.