Чернобыльское
Тогда
Гомель. Площадь. Девятое мая.
Ветер южный, чернобыльский – влёт.
Облаком вьётся над головами
Свирепый сто тридцать первый йод.
Нам не сказали – преступно! цинично! –
Дабы без паники… Знаем резоны.
Только детишек – не всех, только личных –
Срочно вывезли в чистую зону.
Громче, оркестры! Флаги – повыше!
Нету сегодня причин для волненья!
…И затыкали пробоину в крыше
Массой дешёвого населенья.
Это чуть позже – тяжёлые смерти
От лучевой. Но диагноз лукавит –
Грипп, ОРЗ... И – потише – «не верьте:
Не было, чтобы графит – и руками!»
Официально – всё под контролем.
Здесь совпаденье причин уникально –
Больше не может случиться такое,
Верьте газетам официальным.
Что? Говорите – десятками тысяч?
Вы ещё скажете – миллионы!
Золотом буквы на мраморе высечь.
Но – это позже. И лишь утверждённым.
Теперь
Вы не представите этого чувства –
Город пустой. Ни машин, ни людей.
И на душе так безжалостно пусто,
И ощущение всё тяжелей.
Я проходил перспективами улиц –
Время застыло там без перемен.
Там провода, что остались – прогнулись,
Ветер холодный гуляет меж стен.
Дико, пустынно… Серьёзно. Опасно.
Зона. Не книжная – та посветлей.
Серый дозиметр со стрелкою красной,
И после циферки горстка нулей.
Жёлтое солнце. Красиво, как в сказке –
Память не враз отзовётся бедой.
Только на вывесках лупится краска,
И зарастают дворы лебедой.
Высохли слёзы. Да кто их считает!
Проще не видеть и не замечать.
Мёртвые умерли. Их почитают.
Смерды усердствуют. Царствует знать.
Щёлкает счётчиков Гейгера стая –
Им не смолкать ещё тысячи лет.
… Гомель. Площадь. Девятое мая.
Проще представить, что этого нет.
Свидетельство о публикации №113093006847
Всё еще попадались экстраординарные случаи, но все понимали ещё немного — и свобода от сумасшествия этих дней. Они уедут, и больше их, разумеется, никто из врачей не встретит, вспоминать об этом не хотелось. Все забудется — на то и память, что бы помнить только то, что человеку нужно в жизни. А это никому не нужно. Что там у них случилось со временем, разумеется, прояснится, думали медики, но тогда, возможно, оно будет уже никому и не интересно. Короче казалось сбыть бы их с рук, и всё станет на свои места. Женщины тоже рвались домой. У каждой было свое горе и своё счастье в этой истории. Кто хотел ребенка, кто не хотел — а всё для всех закончилось одинаково.
Какая-то дурёха всё рыдала в ночном коридоре: что у неё парень в армии, как она ему напишет, что убила ребёнка, ведь в письме всё не объяснишь, они, ведь, только потому и побежали расписываться перед самым призывом, чтоб её в деревне не засмеяли, что нагуляла мальца. Ира, как умела, пыталась, рассказать, что и она в таком же положении, то же парень в армии: ты жди — там видно будет.
— В таком, да не в таком, — не унималась девчонка, — вдруг он, что с собой сделает? Он же нервный - страх.
Но Ирина всё понимала, и думала: «Не дай бог в таком.»
А потом она пошла перед рассветом немного поспать в процедурной, Эмилия уже прекрасно могла обойтись без неё. И Ирине даже как будто начал сниться сон, кто-то в белом вёл её за руку по тёмному-тёмному пространству, вел, крепко держа за руку, было спокойно и хорошо, как вдруг, заговорило не выключенное на ночь радио, и на всех этажах зазвучал женский голос: «Говорит, Москва. Передаем сигналы точного времени.» Потом его сменил мужской: «С Первым мая вас, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся».
отрывок из моего рассказа "Три дня, которые потрясли Мир"
© Copyright: Волна Поль Домби, 2011
с уважением к Вашему произведению
кстати, памяти парня передавшего позывные (его уже тоже нет в живых)
Татьяна Ульянина-Васта 30.09.2013 18:00 Заявить о нарушении
Федорович Дмитрий 30.09.2013 18:28 Заявить о нарушении