Обман

(небольшой рассказ)

Разбитная, энергичная секретарша начальника отдела Танечка обзванивала начальников и сотрудников лабораторий:
- Николай Борисович, обеспечьте явку сотрудников на торжественное собрание... Да, в конференц-зале... нет, ровно в шестнадцать ноль-ноль... Пожалуйста...
- Виктор Владимирович, не забыли -- Вам сегодня сидеть в президиуме?.. Всех, всех в конференц-зал... Не получится?.. Надо постараться успеть...
- Это шестая? Девочки, всем в шестнадцать ноль-ноль быть  быть на торжестве... Нет, всем, без исключения. Валерий Юрич сам лично проверит перед началом... Да, Таня... Не узнали?!. Крысы! (последнее слово она кидает уже не в телефонную трубку, а Наде, сидящей напротив, и ухмыляется).
- Ой, умаялась!.. Надоело всем напоминать. Ничего в памяти не держат, как дети малые... И, главное, не желают помнить. Они считают, что есть Татьяна, она и обязана помнить, звонить, увещевать... Слабаки! Работяги несчастные!.. У них, видите ли, ум на науку повёрнут! А я за них хлещись!.. У одних -- отчёт, у других -- запуск, у третьих -- совещание по браку... А я потом отвечай за неявку!

Слова звучали весело, беззаботно, с наигранной ворчливостью. Молодая женщина, сидя за столом, беспрестанно передвигала своё молодое, упругое тело. Глаза её, обычно жёлто-зелёные, как у ласковой сытой кошки, сейчас приобрели коричневый оттенок и весело, задорно блестели. Эти глаза всегда удивительно подлаживались под цвет волос хозяйки. Сегодня волосы были свежевыкрашенные хной, надо лбом сияла осветлённая прядка. И вся женщина в нарядной гипюровой блузке и узенькой, обтягивающей животик и ягодицы тёмно-зелёной юбочке с нахальным (как выражалась сама Татьяна) разрезом сзади, в лакированных туфельках излучала сияние и торжество.
- Ну, а твои старушенции пойдут? -- это вопрос Наде.
- А кто их знает!.. "Мать"-то должны награждать. Поди, пойдёт.
- А она, по-моему, как всегда, не в форме. Я её утром видела.
- Точно. Как старуха нарядилась. Мука с ней.
- О, господи! Люди получают кучу денег, а на работу ходят, будто нищие. И куда -- в институт! Нет, Надя, ты как хочешь, а я таких баб не только не понимаю, я их презираю. Я -- лаборант, временно на должности секретаря отдела. Мои деньги и её... Сравниваешь? А теперь сравни её одежду и мою!.. Может, я глупа, и моему уму ЭТО не под силу?..
- Я нередко тоже удивляюсь. Ведь умная женщина... Старший научный сотрудник... Кандидат наук... Ну и что, что тебе стукнуло сорок?! Наоборот, пора подумать о своей внешности. Правда же, Тань?
- Э-эх!.. Если б я была кандидат наук и столько получала, сколько она, я бы... мать-перемать!.. Дала бы всем по мозгам!..
Татьяна мечтательно потянулась, озорно рассмеялась, заряжая своим настроением Надежду.
- Представляю -- все б от зависти передохли!..
- Ой, Владиславу забыла позвонить!
- Да до него два шага шагнуть!..
- Если бы! Он же на стройке. Надо было от каждой лаборатории по мужику послать, только где их взять? Валерий Юрич не хотел его отправлять. Вчера весь день начлабы перепирались. Халин наотрез отказался дать. Брычагин, например, так заартачился! Говорит, пошлите вы со своей стройкой знаете куда? У меня, говорит, серьёзный план-график сорвётся... В общем, послал... в эту самую... Ну, сама понимаешь. И пришлось топать самому Владу... Вот и помощник начальника отдела!.. Золотой мужик, а для отдела что-то вроде палочки-выручалочки. Безотказный и исполнительный.

Татьяна болтала без умолку, успевая на ходу перекладывать журналы, таблицы, отыскивать в телефонном справочнике нужные номера. Звонила, но нить разговора не теряла.
- Золотой, говорю, мужик -- наш Влад.
- От отдела он сегодня один на этой стройке?
- Сегодня один... Вчера не орал, не куражился... Спокойно пошёл и всё.
- Везёт же кому-то!..
- Кому? Да жене его везёт прежде всего. Кому же ещё?!
- Одному-то ему на стройке, наверное, тяжело (голос Нади глуховатый, тревожный).
- Ничего... Завтра дополнительно пойдут Петя-тюха и Артычёв.
- Артычёв ещё ладно, мужик, хоть и вал деревянный. Лишний раз не пошевелится. А Петю-то зачем? Тюха, так он везде тюха.
- Так решил сам Валерий Юрич. Разберутся. Не нашего ума дело.
- Владу-то звонить будешь?
- Сейчас. Уже номер нашла... Так... Мне Воронова. Какого? У вас Вороновых что ли как сосен в лесу?! С института!.. Жду... Владислав Алексеич, Вы? Наконец-то... Это Таня. Кончайте работу, к четырём -- в отдел. Даже пораньше и точнее -- в конференц-зал. Нет, нет!.. И так мало, кто пришёл? А тебе-то что -- галочку поставили, и хорош, отбыл своё... Я разрешаю (голос Татьяны покровительственно-ласковый, игривый, то сменяется повелительными нотами, то переливается, словно весело журчащая речка)... Да, я раз-ре-ша-ю... (чуточку задумывается) Владислав Алексеич, Вы --- в праздничном приказе. Срочно всё бросайте и марш домой -- вымыться, переодеться! Да чтоб выглядел женихом! Даже лучше... Ну, привет, жду.
- Он действительно в приказе?
- Конечно, нет. Кто бы его туда вписал? Он же скромняга -- ни ногой топнуть, ни голос повысить. Такие у нас на задворках. Когда нужна палочка-выручалочка, о них вспоминают.
- Зачем же ты его обманула?
- Позже извинюсь. Мне -- для численности. Вот так, шуткой да обманом, вытаскиваю людишек на общественные мероприятия.
Татьяна бросила трубку, грустно усмехнулась.
- Конечно, я тварь... Курнуть, Надька, охота!.. Пошли со мной, а?
- Да ну тебя. Ещё и вправду втянешь.
- Нет, насиловать не стану. А сама захочешь, сигареткой угощу. Привёз шеф из Москвы. Вот, смотри.
Она достала из стола красивую пачку импортных сигарет.
- Идём?..

Конференц-зал, сияющий полировкой и устланный новыми ковровыми дорожками по случаю юбилея института, постепенно заполнялся людьми.
Техник Надежда Ивановна Черепанова сидела почти в последнем ряду у стены, чтобы лучше видеть входящих в зал, и не отрывала глаз от двери. "Идёт!" -- стукнуло где-то внутри и обожгло. Владислав Алексеевич входил торжественно-спокойный, свежий, в красивом костюме, который (Надя знала) он купил совсем недавно. Её всю, от восхищённых глаз до кончиков пальцев, вдруг наполнило жаркой радостью, волнением и тревогой. Она коснулась сидящей рядом Татьяны:
- Пришёл... Господи!..
- Ты чего? Душно?
- Да что-то жарко стало.
- Правда пришёл... Ах ты, какой красавец!.. Поверил, дурашка...
И Татьяна тихо засмеялась. Владислав Алексеевич действительно вошёл так, словно уже готов был немедленно выйти на сцену.
...Торжество разгоралось с каждой минутой. Были зачитаны поздравительные телеграммы из министерства, институтов-смежников, заводов, с которыми работал коллектив в постоянной связке... Выступали гости из других городов, руководители края и города, местных предприятий и институтов. Казалось, поздравлениям не будет конца!.. По случаю юбилея вручались награды институту и его руководству.
- Скоро, скоро приказ Генерального! -- Надя волновалась с каждой минутой всё больше. Она всё чаще поглядывала на крупную голову Владислава, его аккуратно уложенные и слегка вьющиеся светлые волосы, видела чисто выбритую свежую щеку, на которой уже горел румянец ожидания, тугой и ослепительно белый воротник рубахи на упругой, загорелой шее.
- Что же будет? Как он перенесёт обман? -- с ужасом думала молодая женщина.

А Владислав Алексеевич действительно поверил в то, что его фамилия включена в праздничный приказ директора о награждении. Оснований для этого было предостаточно.
Он пришёл в институт почти тридцать лет назад, ещё совсем юным, после окончания средней школы. Получать образование в ВУЗе было не на что, семья жила слишком бедно, надо было работать, помогать матери растить младших детей. Его приняли лаборантом, многому научили. Но через какое-то время он сам понял, что учиться надо дальше, иначе на повышение зарплаты рассчитывать не придётся. И без чьей-либо подсказки поступил в химический техникум на вечернее отделение. Учился старательно, получил диплом, и у новоиспечённого техника оклад значительно повысился. Но... молодость! И Влад вскоре влюбился! Любовь была взаимной, устроили скромный свадебный ужин, но жить с семьёй было невозможно из-за тесноты, пришлось снимать частную квартиру. Не так скоро, как хотелось, он стал старшим техником, затем инженером. Это случилось после поступления на вечерний факультет политехнического института. Конечно, учёба по вечерам не давала прочных знаний, да он и не мог их приобрести, так как в семье появился ребёнок, требующий много времени и заботы. Жена тоже училась в институте, и если бы не тёща, им с Верой пришлось бы нелегко. Но Владислав характером был добр, великодушен, никогда не повышал голоса и чаще раздражительности или недовольства на его широком голубоглазом лице сияла улыбка.
И работал он всегда спокойно, не высовывался, ни с кем в пререкания не вступал, был готов безоговорочно выполнять любые указания начальства. А начальниками его почти все годы были женщины: "инженер" -- когда он был лаборантом или техником; "руководитель группы" -- когда он стал инженером. И если Воронов делал что-то не так, эти руководители-женщины ему зло выговаривали, а он густо краснел и не находил слов в своё оправдание или защиту. А уж все работы, требующие большой физической силы, были только его. Не сразу, но семья получила в порядке очереди двухкомнатную квартиру, так как и Владислав Алексеевич, и Вера Григорьевна работали инженерами и имели двоих детей.

Наконец, начальник отдела понял, что "старший инженер" -- это высшая точка движения Воронова по служебной лестнице. Поступать в аспирантуру ему было поздно, да и знаний недоставало. А быть ему под пятой у "остепенённых" баб (в основном, кандидатов наук) -- вроде, не к лицу. И с увеличением отдела появилась новая должность -- помощник начальника отдела, который бы отвечал не за науку, нет. В его обязанности входили: контроль за состоянием лабораторных и складских помещений, за исправностью всех приборов, противопожарная профилактика, обеспечение сотрудников одеждой и всеми необходимыми принадлежностями для работы и многое другое. Это Владиславу Алексеевичу подходило вполне: он знал в лицо каждого сотрудника, каждый реактив и место его нахождения, каждый закуток в здании, тем более, оклад его стал значительно выше прежнего.
Он был всегда готов выполнить любое распоряжение начальника, был благодарен ему, что освободил от надоевшей работы, в которой не видел никаких перспектив и не любил написание отчётов, подготовку материалов для научных статей и их оформление, не умел выступать на научных конференциях. Всё это ему просто не давалось!.. А на новой должности всё было ясно, просто, по уму и опыту. И всё шло отлично, здесь он чувствовал себя на месте.

И вот -- 35-летие института! Воронов сидел в зале и перебирал в памяти события своей жизни одно за другим. Один диплом. С отличием!.. Вся лаборатория его, совсем зелёного, поздравляет. И его из лаборанта переводят в техники. Затем -- разговор с начлабом -- надо учиться дальше. А у них с Верой первый мальчик пошёл в детский сад! Жена уже училась в институте на дневном. И ей учёба давалась нелегко: бессонные ночи с детьми, утром она вставала раным-рано, готовила завтрак и обед на целый день, кормила семью и отправляла мужа на работу, сынишку -- в садик, малышку -- к маме, потом сама бежала на занятия... И крошечный отдых после занятий в институте... Если бы не их крепкое здоровье и могучие физические силы, неизвестно, чем бы это всё обернулось. Но... ночью обнимутся -- аж до хруста костей! -- и смеются, счастливые... Влюблённым любые испытания -- по плечу!

После защиты диплома Вера тоже была принята в одну из лабораторий и была на хорошем счету. В последние годы она стала всё чаще ворчать на Влада. Он окреп ещё больше и возмужал, и ей казалось, что не могут женщины, работающие рядом, не замечать его сильных рук, крепкой шеи, мощной грудной клетки!.. Может быть, так и было, но никаких сплетен о муже она не слышала.
Когда он ещё работал старшим инженером, Вера однажды вошла в его рабочую комнату и остановилась, наблюдая: он помогал  своей лаборантке установить прибор, касался осторожно её хрупких плеч, отодвигая девушку в сторону и подхватывая тяжёлую часть аппарата, улыбался ей ласковой улыбкой. Кровь бросилась Вере в лицо! Она изо всех сил хлопнула дверью и пошла по коридору. Влад догнал жену. Но она, окинув его обжигающим и насмешливым взглядом, презрительно прошипела в лицо: "Пош-шёл прочь! Шкура пога-а-ная! С мол-ло-деньки-ми за-иг-рыва-ешь!" И когда-то милое её лицо вдруг стало отталкивающе злое. В этот момент он почувствовал неприязнь к женщине, любимой многие годы. Это была первая трещина в их отношениях. Всё меньше оставалось прежней нежности между Верой и Владом, всё чаще она пронизывала его испытующим взглядом, всё чаще он заливался краской негодования и злости.

Однажды в секретариат, где оказался один Воронов, зашла техник одной из лабораторий Надежда Ивановна Черепанова. Молодая женщина с огромной копной вьющихся рыжеватых волос уставилась на него зелёными глазами и что-то спросила, а он вдруг смутился, вопроса не понял и молчал, заворожённый. Таких удивительных по красоте глаз он ещё никогда не встречал. В комнате больше не было никого, и женщина, постояв и не получив ответа, молча ушла...
Через несколько дней для работы ей понадобились реактивы, хранящиеся в одном из погребков. Она взяла ключ, но замок на двери открыть не смогла и зашла к Воронову за помощью. Погребки отдела находились в лесной зоне недалеко от рабочего корпуса. Было начало лета, дорожки утопали в кустах цветущей акации, на лесных полянах уже распускались цветы. Природа вокруг благоухала и наполнялась земной силой, её пряный запах пьянил и возбуждал.
Мужчина и женщина вошли в погребок, где очень пахло реактивами. Нужное было быстро найдено и уложено в пакет. В какой-то момент они нечаянно коснулись руками. И вдруг Владислав Алексеевич, выпрямляясь, взглянул в удивительные, сияющие завораживающим светом глаза Надежды и, не совладав с порывом, прижал её к себе. Она ойкнула и замерла, не в силах отвести взгляда от его восторженных глаз, не оттолкнула, не ударила, не вырвалась, а задрожала в его мощных объятиях...

Через несколько дней он позвонил:
- Надежда Ивановна, сегодня по графику -- срок проверки погребков отдела. С собой возьмите только журнал проверок. Эта работа нетрудная, справимся вдвоём.
Он целовал её среди полок с химическими реактивами, полуфабрикатами, окунался лицом в вырез кофточки, опуская голову всё ниже и ниже... И целовал, целовал, целовал...
- Господи! Что я делаю? -- думала Надежда, полностью отдаваясь во власть этому большому, сильному человеку с робким взглядом и кроткой улыбкой. Сейчас он был иной -- властный, нежный, решительный, отводивший её протестующие руки, предугадывающий каждое её движение и подминающий его.
Она изо всех сил сдерживалась, боясь застонать, -- вдруг кто-то пройдёт мимо погребка и услышит. Они слились в тяжёлом ритмичном дыхании, впиваясь друг в друга в двойном поцелуе, образующем замкнутый круг. Точнее, они были единым целым. Сколько это длилось? Кто знает?..
Наскоро расписавшись в журнале проверок, он ушёл. А она, постепенно успокоившись и приведя себя в порядок, заполнила нужные колонки и графы, закрыла погребок и ушла в лабораторию. У неё разболелась голова, ведь она даже не заметила, что изрядно надышалась парами реактивов. А так как лицо полыхало, глаза наполнились слезами, то начальник лаборатории отпустили её пораньше домой.

Нет, он звёзд с неба не хватал. Всё шло своим заведённым порядком и на работе, и дома.
И вот сегодня звонок Татьяны перевернул всё вверх дном -- он в приказе Генерального! Значит, годы его работы в институте не прошли незамеченными. Он будет назван. Может быть, ему дадут медаль... Нет, пожалуй, не медаль. Хотя, а почему -- нет? Он не сорвал ни одного задания, всегда был исполнительным. Разве не такие инженеры нужны? Вон, пришла одна недавно в отдел уж слишком инициативная... Житья от неё никому не стало, все сразу заговорили: "Лезет в руководители, не иначе. И долезет! И наломает дров! И наживёт врагов! И нам всем жизнь превратит в ад!.."
Нет, ему враги не нужны. И свою работу он выполняет хорошо.
А Вера, как услышала от него, что он в приказе, заволновалась: "Наконец-то!" -- и с нежностью взглянула на мужа. Окинула взглядом Влада в костюме: "Красивый ты у меня... И умный."
- Неужели? -- улыбнулся он.
- Вот и неужели... Раз попал в приказ, значит, заслужил. Иди. Я тоже приду порадоваться.

Татьяна занервничала:
- Что-то мне нехорошо.
- Что с тобой? -- шепнула Надежда.
- Живот заболел... Однако, мы с тобой, слегка шутя, дров наломали...
Она поднялась, пригнувшись, пошла к проходу и исчезла из зала.
Надя съёжилась, вдавила тело в спинку кресла. А мысли летели одна за другой. Что же будет? Но ведь на последнем собрании отдела говорили, что Воронов -- старожил отдела, пришёл в коллектив мальчишкой... Недаром же он, начав лаборантом, дошёл до  должности помощника начальника отдела. Большого отдела, в котором семь лабораторий! И за последние, его годы, никаких ЧП. Это его заслуга... Не может быть, чтобы в праздничном юбилейном приказе его не отметили. Он достоин этого!.. Он лучше всех. Он добрее всех. Он... ласковее всех! Господи, прости меня и помоги, сверши чудо...
А если -- нет? Если его не назовут? А он сидит, такой торжественный, и верит, что его фамилия есть в той драгоценной бумаге. А вдруг её там нет? Тогда это жестоко! Он достоин добрых слов, он добросовестный работник. Он честный, добрый человек... Честный?.. Но... Ах, Надя, Надя! Успокойся...
Она беспомощно взглянула в ту сторону, где сидел Воронов, и увидела позади него Веру Григорьевну, жену. Крупная, полная, с быстрым взглядом тёмных глаз, с большим румяным лицом, она также была напряжена и полна ожидания.
Начали читать праздничный приказ. Некоторые фамилии встречали бурей аплодисментов, другие -- робкими, одиночными хлопками. Вот звучат имена ветеранов их отдела: Дроздова, Фомина, Дуванова, Тукаев, Михайлов... Всё! Далее -- незнакомые...
Нет, нет... не в приказе! -- загудело в голове Нади и отозвалось болью под ложечкой. Но... может ещё быть! Может!..
Надя с ужасом взглянула на Владислава Алексеевича. Он по-прежнему сидел спокойный, строгий, но какой-то напружиненный, готовый немедленно вскочить. Оторвать от него глаз уже не было сил. И Надя заметила, что постепенно его уши начали краснеть, а шея под тугим белоснежным воротником стала малиновой...

По ряду пробралась Татьяна и села рядом. Тихонько, еле слышно, прошептала:
- В секретариате ещё один список подготовлен -- на вручение подарков. Кажется, Воронов нём есть. Должен быть...
Она чуть заметно улыбнулась и легонько пожала подруге руку. Надежда заметила в ней перемену: лицо из очень бледного постепенно приобретало розоватый оттенок, жёлтая прядка волос, уложенная утром игривым завитком, рассыпалась по лбу, полные губы собрались в довольную, спокойную улыбку.
Прошло ещё некоторое время. Поздравляли группы сотрудников, победивших в конкурсах различных направлений. Столько радостных возгласов, аплодисментов звучало вокруг! И было очень много цветов.
Но вот приносят новый список, в нём -- фамилии тех, кому будут вручены памятные подарки.
И уже по проходу между креслами походкой укротительницы диких зверей идёт маленькая женщина. Туфли на низком каблуке делают её ещё ниже, она неряшливо одета, коротко, "под горшок" острижена. На лице нет даже намёка на макияж. Сухие губы плотно сжаты, глаза еле видны под нависшей надо лбом чёлкой. Женщины смотрят на неё с жалостью, мужчины -- чуточку насмешливо, и тут же отводят взгляд.  Она несёт большой свёрток так, словно в нём хрустальная люстра изысканной, тонкой работы. А награждение подарками продолжается.
- Ну, вот и "мать-руководительница" нашей группы. Как всегда, выглядит лет на десять старше, -- шепчет Татьяна и предлагает:
- Уйдём?
- Да.
Сидеть и ждать окончания праздника Надежда уже не в силах. В ушах звенит: "Как же мы могли ТАКОЕ придумать? Бессовестные, злые дуры!.."
- Тань, минутку подожди. Есть ручка?
- Зачем тебе?
- Надо.
Надежда пишет Воронову записку, передаёт по ряду и вместе с Татьяной выходит из зала. Ей бы провалиться сквозь землю, ничто не радует, не хочется жить... Отвратительна сама себе, противно всё вокруг, её бьёт нервная дрожь. В коридоре Татьяна трясёт её за плечи:
- Надька, да успокойся ты! Я уже всё исправила. Всё будет о-кей!
- Что исправила?
- Сходила в секретариат, упала Люсеньке в ножки. Хорошо, что список был ещё у неё.
- Так значит...
- Это значит, что с секретарём Генерального надо крепко дружить. Но... рот -- на замок! Смотри, не подведи...

- Владислав Алексеевич Воронов! -- звучит на весь огромный зал.
И, уже почти окончательно потерявший надежду, он поднимается на сцену. И кто-то жмёт ему руку, кто-то подаёт цветы, какой-то значительный свёрток оказывается в руках, он прижимает всё это к груди. Неужели это не сон? А ведь он уже потерял всякую надежду на выход сюда, на награду. Улыбка, немного растерянная, плещется сейчас по его широкому румяному лицу, ещё больше залитому краской смущения и радости. Кто-то тянет к нему руки для поздравления, он роняет цветы, ему тут же их подают и кладут поверх большого свёртка. И, наконец, он садится на своё место... Вера оказывается рядом. Она счастливо улыбается. Сзади подают вчетверо сложенный листок бумаги -- "Воронову". Вера сама берёт и разворачивает. "Владислав Алексеевич! Простите за ужасную, глупую шутку. Понимаю, что это жестоко, но ничего уже не изменить. Просто очень хотелось увидеть Вас. Н." Вера, ничего не понимая, прячем записку в карман -- потом разберусь.

- Надо вернуться в рабочую комнату за пропуском, потом -- в раздевалку за одеждой, -- решает Надежда. Подходя, слышит за дверью, внутри комнаты, крики:
- Этот подарок не для меня! Он мне не нужен!..
Входя в комнату, видит, как "мать-руководительница" швыряет в начальника лаборатории Брычагина распотрошённый свёрток. Красивый кожаный красно-коричневый портфель летит по столу, едва не падая на пол. Брычагин успевает подхватить его. Он молча и вопросительно смотрит на разбушевавшуюся женщину.
- Кто это сделал? Кто, я Вас спрашиваю? Что за чушь -- дарить мне портфель?! Мне обещали сервиз! Я вчера в шутку сказала, что сервиз у меня есть. И кто-то уже донёс?! Кому отдали мой сервиз, хотела бы я знать? Кому так хотелось сделать мне гадость?..
- Успокойтесь, Инна Сергеевна, я сейчас разузнаю, кому достался Ваш сервиз. Сидите здесь и никуда не отлучайтесь.
И начлаб вышел. Он отправился в секретариат...

Вера Григорьевна чуть раздвинула плотную бумагу. Красивый набор изящных тарелок и тарелочек блеснул в щёлку. Сервиз! Как давно она мечтала о нём! И вот -- это чудо! -- подарок мужу за долгую и безупречную службу у неё на рабочем столе. Его надо бы ещё аккуратней завернуть, чтобы без урона донести до квартиры. И сегодня же воспользоваться обновкой!..
В рабочей комнате уже никого не было. Поскорее бы приходил Влад. И куда он запропастился? Но ничто не могло испортить ей ликования!.. Вспомнилась весёлая песенка Юрия Антонова:
Мечты сбываются и не сбываются.
Любовь приходит к нам порой не та.
Но всё хорошее не забывается.
А всё хорошее и есть мечта...
И Вера потихоньку запела, чего с ней давно не было.

...Надежда долго не могла уснуть. События последних часов прошедшего дня проходили чередой в её памяти и по-прежнему волновали. Случилось ли так, как сказала в коридоре Татьяна? Не обманула ли? Не ушёл ли Владислав Алексеевич домой растерянный и униженный ложным обещанием? Если да, то он её, Надю, будет презирать и считать ничтожной, подлой женщиной. Хотя, разве она обманула его? Она просто сидела рядом с Татьяной, когда та разговаривала по телефону. Но ведь не отговорила... А записка... Понял ли он, простил ли?..
Сонно почмокивали маленькие дети, с кем-то разговаривал во сне братишка, недавно привезённый из деревни пожить, похрапывал неласковый, грубоватый муж. В другой комнате тяжело дышала больная свекровь. А Наде было душно и горько. Никак не могла заставить себя уснуть.
- Подлая я, подлая... Как завтра... буду... в глаза..., -- думала бедная женщина, проваливаясь, наконец, в сон.