Силентиум Осипу Манделштаму

в подхват Тане Осинцевой

Ты слово в музыку вернул:
омыл, живО, в груди - и буде.
Есть клавиши в любой посуде,
в ресничках - вечность, что лазурь.

Дивятся ласточки на небе:
комдив потопит все суда...
Ну что ж, что каравай - не хлебен:
здесь всем - по кругу - та зима.

Ну что ж, что лесоспилкой косит.
Одна игла, как воздух жжет.
Ну что ж, что все твои угодья
питают только черный рот

широт неведомых, их -солнцем
выносят с заднего двора,
а ласточкам на лапку - кольца -
подарок кузни, топора.

Какая тишь! - солёней соли,
дряхлее плах, синей песца..
- Какой тебе еще тут доли?
- Водицу б тиши сбить с лица...

И списки до конца прочтёны,
и намозолила всем боль
в пяте ахилла. - Уязвленный!
Пусть кандалами - колоколь!

Силентиум? - Кричал охране
по телефону шум музЫк,
советчику в его наганьи...
Силентиум! Молчи старик!

Колись уже! Здесь правый судит!
Кричишь под пыткой, и в окно?
А под окном все добры люди...
Они не смыслят ничего

в твоей латынной литургии...
ни в ласточке. За ширмой - взвод
всех адских воинств, вой Валькирий.
Силентиума - черный ход.

татьяна осинцева

Силентиум-15. Ворованный воздух для Мандельштама.
Насильно мил не будешь – не моли,
Ничто насильно не растёт из почки.
Хоть Парка и хранит свои заточки,
Но в Переменах на путях болит.
О, пресная вода свободы – дай…
Дай продышаться над судьбою рода,
Зерно и клетка гения – свобода
И тот магнит, неведомый, как рай.
О, воздух, дли ответ! И так прости.
И отпусти. Насильно мил не будешь.
И Родину, и ласточку забудешь,
И семена из поля отпусти,
Чтоб накормить голодный тот эфир,
Взыскующий и хлеба, и кагора,
И капли солнца на спине у моря,
Лазурный брег и неподкупный пир.
Молчание. Зачем тебе твой дом?
Вся жизнь – страда и Неба пуповина,
И бесконечная зима – равнина.
Сто тысяч га. Мы бьёмся подо льдом.