Я шёл с небесной ратью!

Металась на ветру листва и осень, пожелтев до жути
Напредавала дохрена деревьев, трав и водной мути.
Она, стукачка, всех сдала. Всех лютой смерти заложила.
Наверно, проклятой была? Сама себя она убила.

Все лета бабьего хотят, но, говорят, его не будет.
На трассе столбовой и вряд стоят сто баб, их день не чуден.
То дождик хлещет им в лицо, то грязь из-под колёс машины,
В тойотах сотни подлецов, на электричках херувимы.

Тех первых пробка забрала, а эти с мощными крылами
До срока прибыли - пора и нам общаться с небесами.
Вдруг неожиданно с небес! Явилось мощное светило
И всё согрело: дол и лес, но вскоре заново отбыло.

Летать и ангелам не в мочь, когда дожди и крылья мокнут.
Когда день мрачен, словно ночь, и листья на дороге сохнут.
Я с ними нынче шёл пешком по взгорке прямо от вокзала.
А с неба Серафим платком махал. О чём мне то сказало?

Я, право, это не пойму, когда кругом такая слякоть,
К чему махать и почему, дождь хлещет и не надо плакать.
Потом уставился, друзья, на ту, на беленькую тучку.
А это ж бабушка моя - умершую сбирает внучку.

Георгий был отец её - её назвали Серафима.
А дед твердил всегда своё: "Не Серафима, просто Сима"
Я на автобус посадил всех Херувимов мокрых всё же.
Пошёл домой, да чай попил - быть может он душе поможет?

Зачем приехали они - моё ли дело лезть в такое?
Я слышу, колокол звонит - попа, наверно, беспокоя?
А тем, так в пробках и стоять в извечном в городе запоре.
А впрочем, люди, благодать идти с крылатыми горою.

Не надо зонтика, крыла от струй холодных закрывают.
От них не холод, а жара - они что рядом согревают.
Я буду электрички ждать из Раевки, иль поезд с Кстово.
Намереваюсь их встречать, когда они приедут снова.

Я свечи, ладан прикуплю, просвирок где нибудь сготовлю.
А кто не с нами, пусть идут в барыги, так сказать, в торговлю.
Ещё мы встретимся не раз с отрядами небесной рати.
Такие новшества у нас - здесь даже злая осень кстати!