Я приложу свой ум к своей беде...

Я приложу свой ум к своей беде, очередной беде – и конгруэнтность так далека. В которой слободе жил и работал тот великий этнос, которому я что-нибудь должна, воздать, отдать, осуществить надежды, хочу – определенного – рожна, хочу – определенности. Невежда, учусь, учусь (Съезд Третий – реверанс:)), и кто-то справедливо сплюнет: дурой помрет, я каждый день впадаю в транс от недоговоренности с натурой, но если бы чужой – все со своей, который год идут переговоры, каких еще ей надобно словей, и если бы он был  великим вором, забрал бы все, что впору, – мне куда бы легче было строиться сначала, вслед недомерку, ночью, в никуда, во сне я так пронзительно кричала, проснулись бы соседи, если бы в ту пору у меня соседи были… Где мог, оставил он свои следы, а как еще удостоверюсь в были, что не приму за вымысел все то, что там произошло, в тех закоулках, в извилинах, что это не в лото, не в карты и не в подсадную утку, не в червяка, а в Бога, только с чьей подачи он решил, что дело вора не выбрать, что побольше, посочней, и унести, сорвать переговоры, нахаосить, так толком и не взяв из ценного хоть сколько да прилично, и мнение, что этаких раззяв, как я, оставить, обращаясь лично, пора всех исповедать, что творят, однако, гениальная подача, где лагерь мой и где он, мой отряд, и где оно, окно для передачи из жизни мне, чего-нибудь, из той, которой век живи, живи и только, и никого, чтоб на ветру не стой, и столько нет, не боли, столько, столько отчаянья…