в память о поездке с томом уэйтсом и лемми киллмис

Пешком в компании друзей,
Послеполуночный обход,
Трущоб и баров мокрый жар, жаровен сочный аромат,
На смуглых бедрах феромон, - медовый пот ночных пантер.

Сегодня будет все всерьез, как этот джаз, бренчащий ритм
И шулера, забыв сейчас,
 соорудить свою мишень,
не раздобудут лишний цент

Замызганных ступеней скрип, калифорнийское вино, под музыкальный автомат,
прекрасная хмельная ночь, от мира спрятана луной,
                безумный «боп».

До слез накаченный вином, смертельно бледный проповедник,
Ползет за нами словно тень,
Пока лишь ангелов толпа влечет его из бара в бар.
Всех нищих и воров собрав,
Позволит им исподтишка,
Из сердца сахарную кость, со смаком вынуть и сосать.

Пришла пора, и он ушел, разматывать дороги бинт. В брезент завернуто ружье.

Вот к горлу подкатил комок, - тот самый диксиленд!
Бежим, расталкиваем рвань, и жаль, но черт его дери, - подраться не успеть!
 
Наш музыкант, сутулый бог, дрожит. Дрожит его струна.
Под каждый сумасшедший такт, нога подскакивает вверх.
Губами шепчет: «Возлюби», Струна вопит: «Убей!»

Покинув сказочный вертеп, черпаем улицу и всех, застывших у витрин.
Стучит зубами сутенер.
Пустыня по нему прошла, застряло время, умер день.
Теперь лишь ночь в пустой груди с грошовым фонарем.   
Договориться с ними,- в масть, когда дойдет до дела. 



Вишневый Кадиллак как гроб, скользит по черному песку,
Водитель грезит наяву, и роскошь чудится ему,
                на дне канавы.



Пускай о времени в себе не сможет больше рассказать,
Ни тротуар