Ярослав Сейферт. Удар

Светозатемнение наше полно дыр
И насквозь просвечивает.
Столь же медленно тянутся дни,
как мед с деревянной ложки.
Ну и пусть, но только надежде
непоседливой нечем дышать.
Уж скорей бы войне проклятой
наступил конец,
Уж скорей бы!

Для шестой военной зимы он настал.
Уж успела сбросить трава
белье снежное,
потерявшее давно свежесть,
и уже вся обнажена.

В день весеннего равноденствия,
Когда лето астрономическое
вступает в свои права,
еду в Кралупы,
к полузабытой могиле.

Мои близкие все
давно умерли.
Только девушка в той могиле
продолжает жить для меня.

Она первая из вдохнувших
яркий свет любви мне в лицо,
и притом упорно хранившая
утреннюю прохладу
предо мной, еще не решавшимся
на насилие полюбовное.
В первый весенний день
скончавшаяся в девятнадцать лет.
Покорна, тиха, нежна,
она боялась любви
и не боялась смерти.
И умирала с улыбкой –
спокойной в горячечном взоре.

Когда взвыли сирены,
я стоял у ее могилы.
Теперь только осознаю,
Почему на день позже приехал.
Просто должен был сделать так!

Пан Фердинанд Жебро,
могильщик, звал задержавшихся.
Самолеты-разведчики близились.
Почти полдень настал, когда
на запястье секундная стрелка
подходила к часу судьбы.

Возле кладбища находилась
одна из многих цистерн
с рафинированной нефтью.
Нефть высоким пламенем вспыхнула
и застлал город едкий дым.

Раскаленные брызги железа
полетели между крестами,
а новые бомбы падали
россыпью уж наобум
в черный дым,
застилавший город.

Мне хотелось убежать с кладбища,
но могильщик заставил
остаться
и укрыться за низкой могилой.


Я лег к той, кого так любил,
головой к ее изголовью,
и покойница подала
руку мне
и лежим мы с ней рядом,
как любовники
в крепких объятьях,
от обилия поцелуев утомленные,
за руки взявшись.

И один вслед другому из города
взрывы громкие нам слышны,
как удары в большой барабан,
черным крепом покрытый.
Небо огненными ключами
среди кралупских улиц тем временем
отворяло за кратером кратер.
Длилась бомбардировка лишь час,
но конца ей не было видно.
Взрывы смолкли внезапно
и разбросанные самолеты, построившись,
улетели куда-то к Кладно.
Собирались в Кралупах дать
сигнал отбоя тревоги,
но оказалось нечем.
Еще минуту я всматриваюсь
в смертоносные небеса
и тихонечко поднимаюсь,
полумертвый, и к полумертвому
тащусь городу
в ужасе перед тем, что увижу.
Лишь один костел с его шпилем
остался стоять нетронутым
меж руинами городскими.
К его стенам сносили мертвых –
католиков, евангелистов
и неверующих.
Храм принимал их всех
под свой милостивый кров.
Я не знаю, могу ль наконец
Изречь то, что пришло мне в голову
При виде мертвых людей?
Мысль шокирующая!
Их укладывали рядами
на земле, как застреленных зайцев
при параде по завершении
проведенной удачно охоты.