Кладбище девиантных мыслей

  Страх и базовые инстинкты оттого и базовые, что являются энергетической основой и триггером запускающим процесс миропознания. Следует уяснить, что в  целеполагании они только безальтернативные эпифеномены.  Почему так? Вопрос риторический.
  Если бы им предоставили возможность всегда и свободно функционировать по собственным основаниям, то человеческий вид никогда бы не смог и на йоту дистанцироваться от животного состояния. Впрочем, даже условная йота даётся нам с невероятным напряжением сил.


Сухим остатком или квинтэссенцией любой "власти" всегда оказывается человеческая беспомощность, тсс.. только держите это в строжайшей тайне.


  Отчётливое, незамутнённое восприятие действительности -  нечто труднореализуемое, но даже осторожная склонность к подобному времяпровождению изрядно демотивирует.


  Любая деятельность человека основана на стремлении уклониться от ужаса небытия. Осознание конечности и пустоты почти всегда невыносимо дли индивида. Чтобы вытеснить эту мысль из сознания (придать ей другое значение), он готов пуститься во все тяжкие. Как вариант, подняться на «недосягаемые» духовные высоты. Даже сексуальность вторична, детерминирована энергией бессознательного страха. Вообще, в этом есть кое-что забавное - работа принципа индивидуации, ложное представление о собственной значимости или уникальности.


  Осознание сущности человека заняло чрезмерно (относительно) длительный отрезок времени. Формулировка возникла, как всегда, внезапно. При этом я испытал почти эйфорию.
  Человек – это сущность, находящаяся в бесконечном поиске смысла бытия. Если бы смысл был найден, окончательный не подлежащий сомнению, то сущность  превратилась бы в нечто напоминающее непредставимое божество.  Тот же, кого такого рода искание не касается, очевидно, должен быть отнесён к другому виду живых существ.


  Объективная истина не существует, понеже не существует соответствующий ей объектив.


  Многие предпочли бы прекращение погони за удовольствием, при условии, что это не приводило бы к погоне страдания за многими.


Чтобы сломать механизм психосоматической боли необходима человеческая триада:  желание суть воля, гигиена тела в широком смысле и осознанность. Механистический модус  есть то, что заводит нас в разнообразные тупики жизни. Выход - в противоположном направлении.


  «Не хуже других» – одна из форм тщеславия.


  Идеалы «справедливости, равенства, братства» - каково их происхождение? Корневая система этих абстракций обнаруживается в осознании человеком (условной группой людей на заре цивилизации) довольно простой истины. Никто из них не в состоянии захватить единоличную власть (доминировать); сие деяние, вообще, присуще биологической особи. Хотя теоретически вероятность подобного исхода существует, на деле она связана со слишком большими издержками, рисками и неопределённостями. В сущности, здесь можно рассчитывать только на удачу, которая, как известно, не является критерием надёжности.
   Таким образом, суть этих идей биологическая, их реализация повышает шансы индивида на выживание.
   С течением времени истоки этой идеализации были забыты, но забыть их было необходимо, ибо такое знание не способствует ханжескому «одухотворению» человеческого рода. Теперь они предстают перед нашим взором в качестве неких гуманистических имманентностей (всеобщая декларация прав человека, коммунистическая мораль), или божественных откровений (религиозные учения). Dixi.


Мы должны или вынуждены симулировать человечность? Почему бы ни принять вынужденность за долженствование? Или даже за свободный выбор? В процессе эксперимента не возбраняется так же опустить недвусмысленно понятый глагол, уронить его в сингулярность какой-нибудь бесконечно удалённой космической чёрной дыры. Мы выбираем человечность.

 
 Бессознательное самообольщение, один из китов на которых держится социальный мир, является естественным и достойным приемником вербальных стимулов, в изобилии внедряемых в наш мозг первыми встреченными людьми в инфантильный период нашей жизни.


  Чтобы существовать в социальном мире, человек вынужден набивать свою голову иллюзиями. Это утверждение.  Вопрос в том, как возникают те, кто иллюзий не питают, но всячески культивируют их в других себе во биологическое благо?

 
Психическое (если угодно психологическое) «Я» не существует как независимый, самобытный феномен.  Не было, нет, и не будет. Это понятие, как и понятие душа, следствие культурной парадигмы, лицемерно возвеличенное социальной метафизикой. Оно служит условной статистической единицей, субъектом права и социальной ответственности, а точнее их объектом, овеществлением того чего, в сущности, не может быть. Конвенциональная дефиниция «Я» необходима для обуздания стихии природного в человеке, для некоторого ограничения хаоса. Но за туманностями и абстракциями кроются более приземлённые вещи.  Говорить непредвзято можно только о наличии динамической системы, пытающейся обеспечить более или менее удачное выживание и приспособление человека к окружающей среде в пространственно-временной перспективе.  «Я»  суть процесс (движение, изменение), происходящий в мозге, непрерывное ориентирование в окружающем мире посредством восприятия раздражений, стимулов, образов и установления связей между ними, функция анализа, интерпретации и синтеза информации. Причём, безразлично, что даёт "пищу" для ума: внешняя среда в широком смысле или узко специализированные научные феномены. Одним из детерминирующих факторов (в стабильных, усреднённых условиях) оказывается воздействие на эту функцию усвоенных культурно-этических, социальных рефлексов, ибо функция испытывает их влияние так, словно они непреодолимые космогонические явления.  Для стороннего наблюдателя именно сумма продуктивных способностей,  интериоризированных, социальных установок и первичных инстинктов, проявляемых индивидом в процессе жизнедеятельности, отождествляется с искомым «Я» другого.  Естественно, всегда остаётся место для неопределённости: то, что человек не решается обнаружить в социуме, и то, что спрятано от него самого.  Предметным или вещественным «Я» является, собственно, мозг, в более обобщенной трактовке всё тело.
     Следовательно, «меня» нет, моя кажущаяся субъектность проявляется исключительно при наличии объектов, в отсутствие которых «Я» не парадокс, но пустой звук. Так называемая индивидуальность – результат стечения обстоятельств и форма существования вида, бесконечное раздробление одного и того же…

 

   Мы предпочитаем любить, а не бояться то (или того), что могущественнее нас, но не стремится немедленно нас уничтожить. Это психологически выгоднее. Сублимированный страх есть любовь подданных к своему правителю, а верующих к богу.


      Существование сверхтонких энергетических полей психики, недоступных инструментальному контролю и наблюдению, представляется достаточно вероятным. Но это не означает возможность экстрасенсорного восприятия, по крайней мере, не является доказательством такой возможности. Природа идет по пути крайней экономии средств в осуществлении своих планов. Если бы люди обладали способностью читать мысли друг друга, не возникла бы речь. К тому же, учитывая биологическую основу индивида, такой инструментарий привёл бы к нескончаемым (мягко выражаясь) раздорам и насилию, или даже исчезновению человеческого рода (к не появлению его как такового).
          Безусловно, мысли основаны на  материи-энергиии, в то же время, сами являются оным субстратом,  но дальнейшей трансформации по принципу «волшебной палочки» не подлежат. Они преобразуются в энергетические процессы, непрерывно идущие в телесной субстанции. Возможен ли выход непосредственно энергии души за пределы тела? Вопрос интересный, но фактической разработки не имеющий.


Слово на заре своего существования было только слабо дифференцированным звуком, использовавшимся для привлечения внимания или устрашения, затем оно присовокупилось к указательному жесту в качестве его акустического дублёра и стало сигналом, пробуждающим в памяти некий образ предмета или действия. Со временем мы отказались от жеста и достигли такого совершенства, что многие слова, вообще, не могут ассоциироваться с какой-либо реальностью, то есть они более пусты, чем сама пустота. Однако, как много применения они находят в обществе политиков, философастеров, пустословов всех мастей. Заурядный человек, вслушиваясь в такую речь, падает ниц от соприкосновения с внушающим трепет и первобытный ужас абсолютом.


Люди предстают перед объективным (надеюсь) оком в двух ипостасях. Как вечно страждущие, бренные, обращающиеся в прах, ничего не стоящие тела. И как  бесцельно скитающиеся по земле, исчезающие в ничто тени прошлого. Лишь две вещи задерживают их на скорбном и полном горестей земном пути. Первая из них - инстинкт самосохранения - чисто биологическая. Вторая - психофизиологическая – самообман, воплощающий в себе надежды на вознаграждение: физическое, ритуальное, ментальное, посмертное (трансцендентное). Таким образом, самообольщение встраивается в систему мотивации "сознательной" жизни. Феномен самообмана имманентен человеку, является эволюционным фактором (наряду с развитием интеллекта) и основой культуры и цивилизации. По большей части его воздействие бессознательно, а значит, не подлежит критике и осмыслению, тем паче, такая критика потенциально могла бы угрожать "миропорядку".


Если человеческий род - вершина эволюционного процесса, то индивидуум его надлом.


Жизнь - это ритуал. И все предметы окружающие нас - ритуальные принадлежности.


Жалость, милосердие, христианская любовь - суть эмпатия боли, основанная на собственном опыте последней.


Если человек избавится от всех иллюзий, что останется от его «Я»?


Наше столь трудно находимое, ментальное Я - это  отображение мира, настолько индивидуальное и оригинальное, насколько мы сами готовы в это уверовать. Но в качестве отображения, оно не зеркально и пассивно, а подвержено множеству искажений и аффективных влияний.

               
Потребность или желание при атеистическом мировоззрении быть нравственным  несмотря ни на что, вопреки всем реальным условиям и неписаным правилам при более глубоком размышлении может быть приравнена к безрассудному, утопическому, опасному эксперименту. В более артистической версии - к бессознательному самообожествлению. Чем еще, как ни утопией, назвать стремление посягнуть на божественные прерогативы. Похоже, по мотивам подобных психологических экскурсов писали библейские истории. Нравственный атеист- латентный оксюморон…или глубоко законспирированный религиозный подвижник?
      В свою очередь, нравственность исходящая из теистических заповедей – не более чем добродетель, осуществляемая по инструкции, и как любая инструкция она, в действительности, не является незыблемой.


Эквивалентом того, что религиозные люди называют верой,  для человека естественно-научной парадигмы и здравого смысла является более или менее принудительное  не сведение себя к животной сущности, попытка обуздания последней, как ни парадоксально, основанная на старом добром тщеславии, т.е. на стремлении к доминированию, укоренившемся в расщеплённом Эго. Антиживотность выступает здесь как произвольно очерченный но более осмысленный идеал в отличие от канонического и навязанного...


Человек создавал Бога по образу и подобию своему. Креатура не идеальна. Но внешнего сходства нельзя отрицать.


В  метафорическом смысле идея Бога имеет отношение к картине мира. А именно, его триединство, основополагающее начало и принципиальная непознаваемость. С точки зрения науки базис универсума: материя, активность, закономерность. В некоем пределе они  оказываются в синкретичном единстве и становятся неразличимы. И это тот предел, за который человеческий разум едва ли сможет заглянуть…


Духовность, духовное – феномен, который вряд ли когда-нибудь станет самодостаточным. Он и возник, скорее всего, как следствие неудовлетворенности материального материальным. И был преподнесен одной частью сознания другой его части как альтернатива вещественного мира, позволившая человеку примириться с неизбежными ограничениями хрупкой и непродолжительной жизни. Не является ли это, своего рода, уловкой природы…


В нашем эфемерном мире, где всё зыбко и неверно, порой не на что опереться, можно рассчитывать только на стойкость духа перед лицом всевозможных невзгод.  И побольше иронии, друзья, не вредно смеяться даже над собой, да пребудет с нами остроумие во веки вечные!

 
С течением лет человек внешне всё более напоминает карикатуру на себя самого в молодости.  Словно в наказание за стремление к внешним эффектам, то есть за следование инстинктам. Скорее всего процесс старения не вызывает прилива положительных эмоций ни у кого безотносительно половой принадлежности. Отсюда и тот успех, который получила пластическая хирургия в последнее время, особенно у гламурной части человечества.


Чтобы передвигаться по городу на авто, нужно иметь последнее, деньги на бензин и нервы как стальные канаты. А ещё лучше не иметь нервов, авто и ходить пешком по тенистому парку, лесу, полю, берегу моря и т.д. и т. п.
   

Поток жизни безжалостен, точнее безэмоционален, лишён чувствительности, вектор его предопределён, хотя человеку неизвестен, невозможно вернуться в прошлое для исправления настоящего, можно лишь сожалеть об упущенных возможностях, которых, по существу, не было. Ностальгия происходит из неудовлетворённости настоящим, из бессознательного ощущения, что наши жизненные приобретения более похожи на потери. Мы приобрели опыт, материальные ценности, семьи, но потеряли молодость, свободу, здоровье, непосредственность восприятия мира.



Моя душа как выжженная земля, чтобы на ней что-нибудь выросло, требуется, по меньшей мере, чудо. Но где его взять? Чудеса нынче редки и цены на них непомерно высоки. Мир как представление опротивел, вызывает чувства горечи, разочарования, отторжения. Люди плоски, пошлы, невежественны – и это не самые сильные эпитеты.
           Практически не могу найти собеседника среди окружающих, поэтому общаюсь с мертвецами. Шопенгауэр, Ницше, Фрейд, Юнг, Гоголь, Достоевский, Маяковский. С этими парнями по-настоящему интересно…


                Путевые заметки.
 
На автозаправке очередь машин. Передо мной Жигули «классической» модели. Вокруг авто суетится провинциальное семейство: женщина примерно сорока лет, изрядных габаритов, весом под полтора центнера, двое детей подростков – девочка и мальчик – упитанные но без излишеств. Глава семьи нормальной комплекции и неброской наружности. Все сосредоточились на процессе заливки бензина в бак (заправляются под завязку). Наконец бак заполнен. Отец отправляется расплачиваться, оставшиеся занимают места в машине: дети садятся сзади, мать втискивается на переднее сиденье. Авто проседает на правую сторону градусов на пятнадцать-двадцать к горизонтальной плоскости.
                Начинаю гадать, сумеет ли вес водителя как-то компенсировать такой перекос? Вот он возвращается, садится на своё место, крен уменьшается, но не исчезает совсем, градусов десять остаётся. Они отправляются в путь, кажется, у них всё в порядке…


Вывеска: МЕБЕЛЬНЫЙ МАГАЗИН «ШМЕЛЬ». Интересно, какие ассоциации у автора вызывает это в высшей степени полезное насекомое? Как, чёрт возьми, шмель связан с мебелью? Парадоксальный полёт воображения…


Рекламный щит завода лакокрасочных материалов. И здесь, не мудрствуя лукаво. Полуобнаженная девица, испачканная, судя по всему, продукцией производителя и, тем не менее, очень довольная этим обстоятельством.
       Эротика – могучая сила! Представляю, как народ ломанулся в магазины, скупать эмаль ПФ-15 от Брянского химзавода, поди уж ни банки не осталось…




Как-то вдруг заметил, что не могу долго смотреть в глаза собеседнику (вообще абстрактному индивидууму). Попытался проанализировать это обстоятельство или, хотя бы, составить своё мнение. После некоторых раздумий появилась версия, что это не страх быть разоблачённым в безнравственности, а как раз наоборот боязнь того, что VIS-A-VIS может как в зеркале увидеть в моих глазах, что его сущность далека от совершенства и, что мне доподлинно это известно. И кому от этого будет хуже – большой вопрос…


Мысли, касающиеся проблем бытия, появляющиеся в вашем сознании, отнюдь не оригинальны. Кто-то когда-то думал так или почти так. Возможно даже пытался увековечить свои перлы с помощью пера и бумаги.


Все правительства пытаются бороться со следствиями различных неурядиц и неустроенностей, и неспособны устранить причины. Вследствие всеобщей человеческой гнусности.


Если вполне усвоить учение Фрейда и присовокупить к нему философию Ницше, то можно легко оправдать любое действие или бездействие, любую низость, любое преступление...


Дети вряд ли что-то должны родителям, разве что упрек или месть...


Когда человек не нагружает свое тело физическими упражнениями, оно довольно быстро приходит в упадок. Так же обстоит дело и с его душой. Если не давать ей постоянную работу она атрофируется и исчезает. По исходу этого процесса никакие силы не могут вернуть ее из пустоты. Потеря безвозвратна, нет ничего, что можно было бы вынести на суд божий, а в мир иной нечему переходить. Абсолютное небытие!


Есть люди(по сути не плохие) которым кажется, что они строят будущее. Но, как это ни прискорбно, будущее уже существует...(Аннушка пролила масло)


Воплощение мечты убивает ее, тем не менее...


От желаемого до действительного целая пропасть...


Если рассматривать явления жизни с философской точки зрения, то это может предотвратить разрушительное действие эмоций и аффектов, неизбежно порождаемых мнимыми успехами и явными неудачами.


Цивилизация это система, система самовоспроизводящегося безумия...


В абстрактном рассмотрении я могу отождествить себя с любым и каждым, но для  идентичности in praxis мне чего-то не хватает. То ли узости кругозора, то ли широты души...


Бесконечность есть Бог, но Бог - отнюдь не бесконечность...(для особо одарённых: трудно отрицать возможности бесконечности)


Для отрицания христианского Бога природа одарила меня всем необходимым – точнее - до некоторой степени развитым воображением.


Квазисенсация. Если не брать в расчёт собственный нарциссизм, ты нужен только для удовлетворения потребностей другого. Оные потребности не исчерпываются этическими и эстетическими исканиями...


Наибольший объём денежных знаков извлекается отнюдь не из нефти или интеллекта, а из невежества и страха...


В некотором смысле достижения культуры существуют, чтобы скрыть тщету человеческую даже от самого пристального взгляда.


Возможно, моральная правда объективно связана именно с тем, чего мы не хотим знать и с тем, что нам совсем не нравится... но кому до этого есть дело?


Как только жизнь человека становится невыносимой или абсурдной, у него тут же появляется потребность в существовании надмирной или небесной альтернативы. И он достаточно успешно реализует эту потребность, создавая в своём воображении богов и демонов, рай и ад, добродетель и грех. Затем остаётся только укоренить эти фантазии в традиции, и религия готова к употреблению. Вследствие того, что наша жизнь, в целом, есть нескончаемая цепь  лишений, несчастий, тревоги, болезней и смерти эта потребность получает постоянную подпитку. К тому же она имеет социальное значение, особенно в отношении смирения перед политической и экономической властью. Собственно религиозные поведенческие паттерны манифестируют насущную потребность человека в психологической защите, одновременно исполняя функцию церебральной экономии.


Страх именно то чувство, в наличии которого нам не приходится сомневаться. Тем не менее и одновременно, это латентный каркас психики, разветвляющийся как само древо жизни. Его деструктивная энергия метастазирует в комплексы и неврозы,  обращается Протеем конформизма, конвертируется в валюту лжи и предательства. Страх умеет с большей или меньшей интенсивностью противостоять самому себе в первичных ипостасях и сублимированных, инвертированных обличиях и масках. Мощная сублимация страха объективируется в тиране, хладнокровном убийце или эпическом герое. Страх способен на многое, например, на самопоглощение - в тот момент, когда страх пролонгированной смерти становится сильнее страха немедленной. Страх самое сильное чувство, и потому наиболее скрываемое. Фрейд был ближе всех к обнаружению истоков человеческого поведения. В работе «Неудобство культуры» он указал на вытеснение и систему запретов, формирующих «культурного» человека. Вытеснение зиждется на страхе, так же, как и действенность запрета. Конфликт либидо и сверх-Я обязан своим существованием страху и ничему более. Сама совесть порождение страха. Страх всеобъемлющ. Социальный мир держится только за счёт страха. Упорство Фрейда в отстаивании психосексуальной гипотезы, возможно, достойно лучшего применения. В «открытом» им влечении к смерти не принимает ли изрядное участие тот же самый (замкнутый сам на себя) страх смерти?


Гениальный Шопенгауэр! Концепция слепой всемогущей воли, в его эпоху максимально точно описывала суть мира. Сейчас я могу так интерпретировать его мысль. Непостижимое (Бесконечность), не обладающее имманентной системой восприятия, создаёт миры. Одним из последних (если не последним) в цепи становится человек. Это создание наделяется органами чувств и мозгом, но и этот инструментарий не позволяет вечности  постичь самое себя. Всемогущество оказывается ограниченным категорией созерцания.


Если бы ни смерть, как бы мы вообще могли узнать, что живём?


Собственно философия - это попытка окольным путём заглянуть в глаза смерти.


Фрейду, несомненно, был свойственен некоторый философский волюнтаризм. Впрочем, это утверждение не стоит квалифицировать как перфекционистский упрёк. Волновавшая его тема, в то время, была крайне мало исследована (если вообще исследовалась), да и получить объективные факты по этому предмету ввиду его чрезвычайной сложности и инструментальной недоступности не представлялось возможным.
В открытых Фрейдом бессознательных влечениях как минимум спорным, с нашей точки зрения, является влечение к смерти. Если у сексуального и агрессивного влечений мы ассоциативно находим поведенческие биологические корреляты, а скептичные и самокритичные люди способны на рефлексивное самообнаружение из латентности такого рода интенций, то в отношении влечения к смерти подобные прозрения (исходя из вышеуказанных условий) представляются проблематичными.
Мы не станем отрицать феноменологические интерпретации суицида, мазохизма, самоповреждений и т.п., но выводить из них биологическое и психическое влечение к смерти, на наш взгляд, чересчур смелое предприятие. Конечно, существуют внутриклеточные процессы самодеструкции, но они присущи любому физическому макрообъекту и не являются исключительной прерогативой биологического организма. На наш взгляд, самоубийство связано скорее со страхом смерти (с непереносимостью мыслей и реакций на представление смерти) и выступает как прямое его следствие.
Но определённые философско-антропологические соображения могут свидетельствовать о некоем бытийном феномене устремлённости к смерти.  Речь  идёт о том, что каждый человек более или менее сознаёт свою экзистенциальную ничто-жность* или способен на это при определённых условиях. Разумеется, для абсолютного большинства это малоприятное состояние. Сознавать свою подлинность – значит пребывать в ужасе оцепенения. Только в этом состоянии самость получает своё время – время бытия. Это время онтологически бесконечно, ибо самость в себе непостижима. Трансценденция непостижимого ужасает. Естественно, человек стремится сбросить с себя бремя самости, избавиться от тягостного состояния, убегая в любую доступную для него деятельность. Забота о повседневном как свинцовая плита укрывает непостижимое и ужасающее, после чего опасное излучение самости едва ли способно обеспокоить индивида. Время созерцания самости отнято у неё, наступает время неподлинности или несобственности, бытие совершает рывок к смерти, но этот рывок не осознаётся, время словно сжимается, стремится к нулю. Наверное, многие замечали это ощущение исчезновения времени, когда они сосредоточены на актуальной деятельности или увлеклись эмоционально подкрепляющим объектом. Парадоксальным образом - отклоняясь от смерти, избегая её, мы приближаем леденящий душу финал.

• * ничто как ничто из существующего или являющегося в мире


Цель человеческой жизни - переход в непостижимое (непостижимый переход). Кажется, и Будда это имел в виду.
Называть это "небытие" или "ничто" - чрезмерно упрощённый подход. Но разум не располагает средствами интерпретации непостижимого. Поэтому терминология (Бог, потусторонний мир, душа и проч.) пригодна только для спекуляций или суггестивного воздействия.


К вопросу о неразрушимости ментального бытия.

Человек* вынужден ставить перед собой вопрос собственного бытия и конечности этого бытия. Присущий ему инстинкт самосохранения распространяет своё влияние на все психические состояния и процессы, принуждая к попыткам трансценденции, спекуляции, психологической защиты, аффирмации, медитации, феноменам верования и т.п. В контексте этой проблемы проблем перед разумом предстаёт бинарная оппозиция: конечность – бесконечность. Конечность в нашей повседневности достаточно наглядна и регулярно подтверждается эмпирикой. Нечто данное нам в чувственном восприятии (люди, предметы, процессы) появляются и исчезают. Бесконечность не очевидна и является (в первом приближении) только абстрактным философским или математическим понятием. Тем не менее, в связи с тем, что разум не способен помыслить абсолютное ничто расположенное за чем-то ещё наличным, позитивным, мы аксиоматически принимаем бесконечность пространства и времени. При этом вопиющее противоречие между чувственными данными и отвлечённой мысленной моделью вселенной никак не способно пошатнуть нашу веру в постулат бесконечности. Напротив, если бы кто-то предложил нам опереться на строгие, подтверждённые опытом факты, мы не смогли бы привести таковые в защиту нашей интеллектуальной позиции. Но такие попытки были бы отнесены нами на счёт некоей детскости, неразвитости и интеллектуальной незрелости оппонента.
В физической науке относительно прогноза на будущее вселенной долгое время господствовала гипотеза необратимого нарастания хаоса, тесно связанная со вторым началом термодинамики. Но хаос – понятие антропогенное (как, впрочем, и любое другое), по сути, означающее то, что невозможно измерить. Невозможность измерений достигается, как минимум, двумя способами.
1. Отсутствие объекта измерения.
2. Отсутствие субъекта измерения.
Отсюда следует, что понятийный хаос наступит до физического, тем не менее, это будет хаос. Однако на современном этапе научный мир имеет на вооружении и гипотезу мультивселенной. способную несколько сгладить тягостное впечатление от теории хаоса. С учётом этих воззрений мы можем интерпретировать бесконечный мир, как совокупность пульсирующих вселенных, в одной из которых мы обитаем.
Как же соотнести эти метафизические выкладки и постулат бесконечности? Это возможно, если мы подвергнем рационально-чувственные способности человека определённой скептической оценке. Человек рациональный отнюдь не способен провести полную реконструкцию причинно-следственных связей мироздания, взваливая на себя такую задачу, он, явно, берётся за Сизифов труд. Поэтому в нашем стремлении к пониманию мы очень многое должны отдавать во власть аналогии, интуиции, предчувствия, инсайта. Иначе в познании дело изначально не сдвинулось бы с мёртвой точки.
Окружающий мир даёт нам наглядную картину цикличности процессов и явлений. Было бы недальновидно упускать из виду это обстоятельство применительно к развитию космогонических представлений. Мысленно совмещая понятия цикличности и бесконечности, мы приходим к возможности распространения законов возвращения на процессы возникновения материи (в более или менее привычном для нас модусе), а, следовательно, и возрождения биологического субъекта, т.е. жизни.
Для нас так же очевидным и аксиоматичным является утверждение, что всё происходящее имеет свою причину (точнее последовательность причин). Но ввиду того, что эти причины не поддаются исчислению (вследствие их необозримости для ограниченной телесности), мы вынуждены использовать понятие вероятности. Или как это было в архаичной интерпретации - судьбы, рока, фатума и.т.п. Собственно всё окружающее нас и мы сами только вероятностные феномены в непрерывном становлении. У вероятности есть и математическое выражение. А именно, формально вероятность можно определить как предел частоты наблюдений события, предполагая однородность наблюдений (то есть одинаковость всех условий наблюдения) и их независимость друг от друга. Но это понятие оперирует индуктивно полученными выводами, не принимающими во внимание бесконечность пространства-времени. Соответственно, если мы рассматриваем возможность наступления события во временной бесконечности, то приходим к мысли, заключающейся в том, что любая вероятность, даже гипотетически отличная от нулевой, способна оказаться реальностью.
Рассматривая человека как длящийся психофизический процесс (в том числе в контексте буддистской психологической традиции) мы имеем право задаться вопросом: а так ли уж наивны и фантастичны представления античных философов, брахманов, гуру, буддийских учителей? Мы, конечно же, имеем в виду концепции реинкарнации, метемпсихоза, кармы и.т.п. Материалистический бэкграунд не способствует непосредственному переносу архаичных интерпретаций в современную ментальность. Однако буддистская рекомбинация дхарм способна поколебать нашу уверенность в наличии компетенций для оценки уровня философской мысли в древнеиндийской цивилизации. Вышеизложенные соображения подталкивают нас к допущению (разумеется, не одиозного бессмертия души) возможности реинтеграции элементарных частиц на аутентичных траекториях взаимодействия. И, как следствие, рекомбинации психофизических процессов в пространственно-временном континууме. Для собирания аутентичного пазла (индивидуальной человеческой жизни) природа располагает неограниченными запасами времени и материи.
Неофит бессмертия или человек, болезненно переносящий смерть, может впасть в уныние в связи с предстоящим, на первый взгляд, чрезмерно длительным периодом небытия. В утешение можем сообщить, что для него после смерти время и пространство (мир) перестанут существовать. Сколько бы ни продолжалось отсутствие для воскресшего это абсолютно ничтожное мгновение, зеро. Человек не способный (хотя бы относительно безболезненно) ассимилировать в ментальности мысль о своей конечности, вполне может рассчитывать (в зависимости от способностей к самовнушению) на психофизическое возрождение после смерти. Вопрос коммуникативной преемственности, самоидентификации, при этом, остаётся открытым. Исходя из имеющегося понимания механизмов памяти - надежды скорее фантастичны. В качестве компенсации мы получаем неограниченный простор для фантазий, догадок, грёз и.т.п., что, само по себе, может оказаться довольно занятно и продуктивно.
 
• * Мы не можем гарантировать, что каждый индивид приходит к такому состоянию