Антология встреча шеснадцатая

ПРЕДТЕЧИ. УЧИТЕЛЯ.  ЧАСТЬ 3.

НОЭЛЬ ДЖОН  ГОРДОН  БАЙРОН.

Жизнь Байрона настолько насыщена событиями и приключениями, что описывать их пришлось бы долго, всё  время попадая в неточности дат и мест пребывания мятежного представителя английской аристократии. Он был и остался самым ярким романтиком в истории европейской литературы. Интересно проследить на примере творчества Байрона возникновения последовательных метаморфоз  изначальных заимствованных сюжетов. Его творчество в известной степени питалось поэзией Востока и рыцарских романов средневековья. Его поклонник и последователь,
яркий байронист в первый период творчества Александр  Пушкин под впечатлением байронических характеров написал поэму «Цыгане». Проспер Мериме, изучавший русский язык, под  впечатлением  «Цыган» написал рассказ о контрабандисте, которого приговорили к смерти за убийство возлюбленной по имени Кармен. Затем появилась опера Шарля Бизе и далее последовал взрыв – фильмы, спектакли, балеты. И эхо этого взрыва ещё долго будет тревожить и вдохновлять последующие поколения художников. Как анекдот могу представить очередную «метаморфозу». Один музыкант скрипач, ну очень крепко не державшийся на ногах в тот день,  выдал при  мне, услышав знакомые звуки вступления к опере, «Музыка буза, опера карман». На этой весёлой ноте вернёмся к Байрону.

 
       Томасу Муру
                перевод Л. Шифферса
 
  Вот и лодка у причала,
  Скоро в море кораблю.
  Скоро в море, но сначала
  Я за Тома Мура пью.

      Вздох я шлю друзьям сердечным
      И усмешку - злым врагам.
      Не согнусь под ветром встречным
      И в бою нигде не сдам.
 
  Пусть волна ревёт в пучине,
  Я легко над ней пройду.
  Заблужусь ли я в пустыне,
  Я родник в песках найду.

      Будь хоть капля в нём живая -
      Только капля бытия, -
      Эту каплю, умирая,
      Выпью, друг мой, за тебя.

  Я наполню горсть водою,
  Как сейчас бокал - вином,
  И да будет мир с тобою, -
  За твоё здоровье, Том!   

               
  Надпись на кубке из черепа
                перевод Д. Михайловского

Не пугайся, не думай о духе моем:
    Я лишь череп - не страшное слово,
Мёртвый череп, в котором - не так, как в живом -
    Ничего не таится дурного.

Я при жизни, как ты, мог и пить и любить. -
    Пусть гниют мои кости до века!
Наливай - ты не можешь меня осквернить:
    Червь противнее губ человека.

Лучше чудную влагу в себе содержать,
    Оживляющий сок виноградин,
И ходить в виде кубка кругом, чем питать
    Копошащихся слизистых гадин.

Там где ум мой блистал, я чужому уму
    Помогу изливаться свободней;
Если мозг наш иссох, то, конечно ему
    Нет замены - вина благородней.

Пей, покуда ты жив, а умрёшь - может быть,
    И тебя из могилы достанут,
И твой череп, как я, кубком будет служить,
    Пировать с ним живущие станут.
Почему ж и не так? Голове-то иной,
    После жизни нелепой, бесплодной,
Умереть и быть кубком - ведь шанс недурной, -
    Быть к чему-нибудь путному годным.      
               
   
 В день, когда мне исполнилось
        тридцать шесть лет
                перевод К. Павловой

Пора остыть душе гонимой,
Когда остыли к ней давно;
Но пусть любить и нелюбимой
          Ей суждено!

Погибло в цвете наслажденье,
Поблекла жизнь, как дуб лесов;
И червь остался мне и тленье
          От всех плодов.

Вулкану мрачному подобный
Горит огонь в груди моей
Он не зажжёт - костёр надгробный -
        Других огней.

Нет силы чувств в душе усталой,
Нет слез в сердечной глубине:
Любви былой, любви завялой
          Лишь цепь на мне.

Но не теперь дано мне право
Грудь думой праздной волновать,
Не здесь, где осеняет слава
          Святую рать.

Гремит война, кипит Эллада,
Настал свободы новый век;
На щит, как древней Спарты чадо,
          Ложится грек.


Проснись! - не ты, уже так смело
Проснувшийся, бессмертный край! -
Проснись мой дух! живое дело
           И ты свершай!

Во прах бессмысленные страсти!
Созрелый муж! тот бред младой
Давно бы должен уж без власти
           Быть над тобой.

Иль не жалей о прежнем боле,
Иль умирай! - здесь смерть славна;
Иди! да встретит же на поле
           Тебя она!

Найти легко тебе средь боя
Солдата гроб: взгляни кругом,
И место выбери любое,
          И ляг на нем.

 
                УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
Перед этим именем я остановлюсь, чтобы прояснить одну историческую интригу.
Существует пять основных версий  о том, существовал ли один единоличный автор всех творений под именем Шекспир, был ли это псевдоним, и возможно ли что под этим именем скрываются сразу два или три автора. Лично мне кажется более вероятной следущая, так называемая ретлендианская версия. Автором наиболее обширной русскоязычной работы в этом направлении является российский шекспировед И. М. Гилилов (1924—2007), книга-исследование которого «Игра об Уильяме Шекспире или Тайна великого феникса», вышедшая в 1997 году, по оценке журнала «Знание-Сила», «вызвала интерес и резонанс среди специалистов,  вместе с тем она   
встретила ряд отрицательных рецензий в России,а после выхода английского перевода и за рубежом ряд аргументов в поддержку теории Гилилова, включая и ключевой, связанный с новой датировкой т. н. Честеровского сборника, были в ряде статей опровергнуты Б. Л. Боруховым. В качестве писавших под литературной маской шекспировские шедевры Гилилов называет супругов (с его точки зрения, состоявших в платоническом браке) Роджера Мэннерса, 5-го графа Рэтленда (Ратленда), и Елиза вету Сидни, графиню Рэтленд,  дочь английского поэта Филиппа Сидни. Гипотеза об авторстве Рэтленда ранее выдвигалась и англоязычными авторами, однако далеко не так популярна в «нестратфордианских» кругах на Западе, как «бэконианская» или «оксфордианская» гипотезы, прежде всего потому, что в отличие от философа Бэкона и поэта Оксфорда, Рэтленд не оставил каких-либо следов увлечения литературным творчеством. В России же книга Гилилова вызвала ряд продолжений и подражаний. Так, в 2008 году вышла книга Сергея Степанова «Уильям Шекспир», где на основе собственного перевода автор доказывает, что сонеты У. Шекспира — переписка Рэтленда, Пембрука и Елизаветы Сидни-Рэтленд. В 2008 году вышла книга перевод чицы Марины Литвиновой «Оправдание Шекспира», где автор отстаивает версию, что произведения Шекспира были созданы Бэконом и Рэтлендом совместно. Одним очень важным обстоятельством причастности Фрэнсиса Бэкона является факт обнаружения в его наследии, в дневниковых записях и других документах фрагментов текстов, воспроизводимых в шекспировских драмах, но датированных более ранними сроками, нежели даты постановки этих драм на сцене театра «Глобус». Литвинова указывает и на то обстоятельство, что Френсис Бекон собирался занять важную государственную должность и популярность его, как писателя и поэта в то время не была престижной для выходца из кругов высшей английской аристократии, скорее наоборот. Политиче
ское возвышение  Бэкона началось при короле Якове I, вступившем на престол в 1603 году,  в 1612 он стал генеральным прокурором, в 1617 он лорд-хранитель печати, в 1618 — лорд-канцлер. В 1620 Бэкон опубликовал одно из лучших своих произведений — «Новый Органон». Лично мне Френсис Бэкон симпатичен тем, что открыто заявил о том, что наука перестала быть служанкой богословия и что высшей мерой истины является результат эксперимента. Он один из основателей английского
эмпиризма и критиков богословия, заметим, в самом начале XVII века. А мы,
спустя 400 лет, продолжаем припадать к боженьке, да как истово!
Теперь можно перейти к сонетам загадочного, но любимого во всём мире автора (авторов?) сонетов.


УИЛЬЯМ  ШЕКСПИР


сонеты в переводах
             С. Маршака


                Сонет  22
 
Лгут зеркала - какой же я старик!
Я молодость твою делю с тобою.
Но если дни избороздят твой лик,
Я буду знать, что побеждён  судьбою.

Как в зеркало, глядясь в твои черты,
Я самому себе кажусь моложе.
Мне молодое сердце даришь ты,
И я тебе своё вручаю тоже.

Старайся же себя оберегать -
Не для себя: хранишь ты сердце друга.
А я готов, как любящая мать,
Беречь твоё от горя и недуга.

Одна судьба у наших двух сердец:
Замрёт моё - и твоему конец.



                Сонет  44

Когда бы мыслью стала эта плоть -
О, как легко, наперекор судьбе,
Я мог бы расстоянье побороть
И в тот же миг перенестись к тебе.

Будь я в любой из отдалённых стран,
Я миновал бы тридевять земель.
Пересекают мысли океан
С той быстротой, с какой наметят цель.

Пускай моя душа - огонь и дух,
Но за мечтой, родившейся в мозгу,
Я, созданный из элементов двух -
Земли с водой, - угнаться не могу.

Земля - к земле навеки я прирос,
Вода - я лью потоки горьких слез.

                Сонет  45

Другие две основы мирозданья -
Огонь и воздух - более легки.
Дыханье мысли и огонь желанья
Я шлю к тебе, пространству вопреки.

Когда они - две вольные стихии -
К тебе любви посольством улетят,
Со мною остаются остальные
И тяжестью мне душу тяготят.

Тоскую я, лишённый равновесья,
Пока стихии духа и огня
Ко мне обратно не примчатся с вестью,
Что друг здоров и помнит про меня.

Как счастлив я!. Но вновь через мгновенье
Летят к тебе и мысли и стремленья.

                Сонет  66

Зову я смерть. Мне видеть невтерпёж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,         

И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывёт,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.

Все мерзостно, что вижу я вокруг...
Но как тебя покинуть, милый друг!

                Сонет 72

Чтобы не мог тебя заставить свет
Рассказывать, что ты во мне любила, -
Забудь меня, когда на склоне лет
Иль до того возьмёт меня могила.

Так мало ты хорошего найдёшь,
Перебирая все мои заслуги,
Что поневоле, думая о друге,
Придумаешь спасительную ложь.

Чтоб истинной любви не запятнать
Каким-нибудь воспоминаньем ложным,
Меня скорей из памяти изгладь -
Иль дважды мне ответ придётся дать:

За то, что был при жизни столь ничтожным
И что потом тебя заставил лгать.


                ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ

Шелли был атеистом и демократом, отрицавшим любую религию. В том числе христиан ство.
Он яркий приверженец науки и всеобщего светского образования. Он был последова тельным продолжателем Гольбаха, автора знаменитой антиклерикальной книги Галерея святых». Бернард Шоу писал: «Шелли не только поэт, но мыслитель: не только мыслитель, но и радикальный мыслитель в религии, в политике в морали». Мы помним историю высылки Пушкина в Михайловское но, мало кто знает, что строки его письма  приятелю в Москву «об уроках чистого атеизма» послужили причиной этой ссылки: «…пишу пёстрые строфы романтической поэмы («Цыгане») и беру уроки чистого Афеизма. Здесь англичанин, глухой философ, единственный умный Афей, которого я ещё встре тил… Система не столь утешительная, но, к несчастию, более всего правдопоподобная…» Этот англичанин, доктор, с которым Пушкин  познакомился  у  Воронцовых,  был страстным поклонником идей Перси Биши Шелли. Вот такие мета морфозы истории с передачей уже не заимствованного сюжета (см. выше, Байрон). А с передачей передовой философской мысли. Благодаря Байрону появились «Цыгане», «благодаря» Шелли Пушкин отправился в ссылку прямо к своей няньке Арине Радионов не. А от общения с ней появились сказки,  с которых начина ется в России детство всё новых поколений. Никуда от этих метаморфоз не денешься, а называют их ещё диалектикой человеческих отношений. Шелли был диалектиком в самом глубоком философском смысле и он был убеждённым материалистом. К атеизму и материализму его привели, как это ни странно, античные греки, античная натурфилософия . Меня, знающего основы строения вещества на квантово-механическом уровне, о строении и эволюции звёзд, о современной космологии, астрономии, астрофизике и астрохимии, о реальных размерах вселенной, о миллиардах галактик, состоящих их миллиардов звёзд, восхищает сила ума Шелли, который путём чистого умозаключения, отталкива ясь от натурфилософии древних греков,  пришёл  к полному отрицанию бога и религи озного сознания. Он был гениальным диалектиком и он бы замечательным поэтом, это вид но даже из переводов. И погибнуть в шторм в возрасте 30 лет, успев сделать так много. Какая судьба ждала его!. Счастье, что он при жизни успел написать
прекрасную мировоззренческую книгу "Триумф жизни". Друг его Байрон на могиле поэта и философа сделал надпись «Шелли – сердце сердец»
 
            Изменчивость
                перевод  К. Чемены

  Мы облака, закрывшие луну...
Мы светимся, и кружимся, и вьёмся,
Но, поблистав минуту лишь одну,
Уйдём во мрак и больше не вернёмся.

   Мы лютни, позабытые давно...
Рассохшиеся и в неверном строе,
Мы отвечаем ветру то одно,
То миг спустя совсем уже другое.

   Мы можем спать - и мучиться во сне,
Мы можем встать - и пустяком терзаться,
Мы можем тосковать наедине,
Махнуть на все рукою, развлекаться, -

   Всего проходит краткая пора,
И все возьмёт таинственная чаща:
Сегодня не похоже на вчера,
И лишь Изменчивость непреходяща.

 Государственное величие
              перевод  К. Чемены

Без вдохновенья, боя и труда,
Без доблести, без счастья и без славы
Пасутся подъярёмные стада, -
И не звучат певучие октавы,
И, зеркало завесив от стыда,
Молчит Искусство и мельчают Нравы.

Привычка к рабству мысли их тиранит;
И, небо опоганив, точно скот,
Их род бесчисленный в забвенье канет.
А человеком станет только тот,
Кто властелином над собою станет,
Своим престолом разум стать принудит,
И свергнет страхов и мечтаний гнёт,
И лишь самим собой всегда пребудет.


               
                Музыка
            перевод  К. Бальмонта

Умолкли музыки божественные звуки,
Пленив меня на миг своим небесным сном.
Вослед моей мечте я простираю руки, -
Пусть льётся песня вновь серебряным дождём:
Как выжженная степь ждёт ливня и прохлады,
Я страстно звуков жду, исполненных отрады!

О гений музыки! Растёт тоски волна!
Пошли созвучий мне живое сочетанье:
Я свежий кубок твой не осушил до дна,
Я в сердце не убил безбрежное страданье!
Ещё, ещё, молю! Как шумный водопад,
Пошли мне звонких струй блистательный каскад!

Фиалка нежная тоскливо ждёт тумана,
Чтоб чашечку её наполнил он росой,
Так точно жажду я минутного обмана
Созвучий неземных с их дивною красой.
И вот они звенят... Я с ними вновь сливаюсь...
Я счастлив... Я дрожу... Я плачу... Задыхаюсь...


      
              Констанции
            перевод  Б. Лейтина

Росу фонтана в полдня час
     Пьёт роза без опаски,
Но глянет с неба лунный глаз -
      И сразу меркнут краски:
Холодный, злой, заёмный свет
Их выпил - и румянца нет.

Так этим сердцем, белой розой,
      Играла праздно ты.
Свело дыханием мороза
      Поникшие листы.
И без любви, живя любовью,
Оно теперь исходит кровью. 


     Завтра
                перевод  К. Бальмонта

Где завтрашний день?  Где ты, призрак  желанный! -
В богатстве, в нужде, средь утех, средь скорбей
      Напрасно мы ищем улыбки твоей,
      Покуда проходим путь жизни туманный.
Ты всюду от нас ускользаешь, как тень,
      Всегда мы встречаем, в печали,
Лишь то, от чего так тревожно бежали:
      Сегодняшний день.

          
                ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
( по-немецки правильнее произносить Хайне, он  один из классиков XIX  века. Кажется, именно  Гейне приписывают знаменитые слова «Бей в барабан и не бойся!»

Когда-то давно Гейне начался для меня с Шаляпина, с «Двух гренадёров», позже – с «Двойника», тоже в его  гениальном исполнении. По моему приличных записей Фёдора Шаляпина уже не сохранилось. Разве что в закрытых спецфондах. С Шаляпиным мы теряем огромный пласт русской культуры. Это катастрофа.


       ГЕНРИХ  ГЕЙНЕ

       Два гренадёра
 ( перевод М. Михайлова,
музыкальный вариант Фридрих Шуман)

Во Францию два гренадёра
Из русского плена брели,
И оба душой приуныли,
Дойдя до немецкой земли.

Придётся им - слышат - увидеть
В позоре родную страну...
И храброе войско разбито,
И сам император в плену!

Печальные слушая вести,
Один из них вымолвил: “Брат!
Болит моё скорбное сердце,
И старые раны горят!”

Другой отвечает: ‘Товарищ!
И мне умереть бы пора;
Но дома жена, малолетки:
У них ни кола, ни двора.

Да что мне? просить Христа-ради       
Пущу и детей и жену...
Иная на сердце забота:
В плену император! в плену!

Исполни завет мой: коль здесь я
Окончу солдатские дни,
Возьми моё тело, товарищ,
Во Францию! там схорони!

Ты орден на ленточке красной
Положишь на сердце моё,
И шпагой меня опояшешь,
И в руки мне вложишь ружье.

И смирно, и чутко я буду
Лежать, как на страже, в гробу...
Заслышу я конское ржанье,
И пушечный гром и трубу.

То он над могилою едет!
Знамёна победно шумят...
Тут выйдет к тебе, император,
Из гроба твой верный солдат!”


           Двойник

(Перевод Толстого, музыкальный
     вариант- Франц Шуберт)

Город уснул спокойно, глубоко,
Вот здесь, в этом доме, здесь она жила,
Теперь она далёко, далёко,
Но тот же, как прежде, этот старый,
                старый,  дом.
Но кто там в тени  и стонет и плачет,
Ломая руки в смертельной тоске.
Мне жутко, я взгляд его встречаю,
В лучах луны узнаю сам себя.
Кто ты, двойник мой,
Мой образ печальный,
Зачем ты повторяешь вновь,
Что пережил я здесь когда-то
Любовь мою, страдания мои.

В исполнении Шаляпина эти строки и эта музыка
погружали в бездну трагедии утраченной любви.



           Крик сердца

Нет, в безверье толку мало:
Если бога вдруг не стало,
Где ж проклятья мы возьмём, -
Разрази вас божий гром!
Без молитвы жить несложно,
Без проклятий — невозможно!
Как тогда нам быть с врагом, -
Разрази вас божий гром!
Не любви, а злобе, братья,
Нужен бог, нужны проклятья,
Или все пойдёт вверх дном, —
Разрази вас божий гром!

"Не любви, а злобе, братья, нужен бог... "  Гениально!!!


            Валькирии

На земле — война... А в тучах
Три валькирии летучих
День и ночь поют над ней,
Взмылив облачных коней.

Власти — спорят,  люди — страждут,
Короли господства жаждут.
Власть — превысшее из благ.
Добродетель — в звоне шпаг.

Гей, несчастные, поверьте:
Не спасёт броня от смерти;
Пал герой, глаза смежив,
Лучший — мёртв, а худший — жив.

Флаги. Арки. Стол накрытый.
Завтра явится со свитой
Тот, кто лучших одолел
И на всех ярмо надел.

Вот въезжает триумфатор.
Бургомистр или сенатор
Подлецу своей рукой
Ключ подносит городской.

 Гей! Венки, гирлянды, лавры!
Пушки бьют, гремят литавры,
Колокольный звон с утра.
Чернь беснуется: «Ура!»

Дамы нежные с балкона
Сыплют розы восхищённо.
И, уже высокочтим,
Новый князь кивает им.


РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ. - Творец "счастливых музыки и слова"

              СОНЕТЫ К ОРФЕЮ
     (фрагменты реквиема юной балерине
            Вере Оукама-Кнооп)

Перевод сонетов сделала Нина Кан в пору нашей совместной работы в Московском
содружестве литераторов. В антологии были приведены только пять сонетов реквиема.
Все XVIII сонетов были опубликованы в одном из альманахов нашего Содружества.

    
             I
О дерево! О чудо нарастанья!
Ты пел, Орфей! И дерево росло.
И смолкло все. Но и само молчанье
начала новый знак в себе несло.

Летели птицы, выходили звери
из чащи леса в тишине земли,
оставив норы, только слуху веря,
без хитрости, без страха шли и шли.

И слушали. Рычанье, клёкот, гам, -
все замерло, таким ничтожным стало.
Где хижина под темным сводом крова

едва-едва могла расслышать слово,
там где опора каждая дрожала, -            
ты песней в их душе воздвигнул храм.


II
Совсем дитя, она произошла
из сил счастливых музыки и слова,
весенним светом их сиять готова.
Она в душе моей гнездо свила.

Во мне уснула, мне явив из снов 
деревья, что я так любил когда-то,
и чудо то, что мило мне и свято,
и даль родную, и родство лугов.

Мир был ей сном. Какое совершенство
ты ей сумел придать, поющий Бог,
что сон ей был отраден, как блаженство?

А смерть ее? Кто выразить бы мог?
Как мне печали той слова найти? -
Совсем дитя... Зачем должна уйти?


            III
Бог может все. А нам позволит Бог
идти в теснины лиры неуклонно?
В душе разлад. И храма Аполлона
нет на распутье душ у двух дорог.

Петь не затем, чтобы в веках прослыть,
учил ты... не о том, чего достичь возможно.
Но петь, как быть. Для Бога так несложно.
А мы - когда мы есть? Иль можем быть?

Услышат ли нас звезды? Эта суть,
где горлом - речь... одна тебе награда,
певец, - и то, что спето, ты забудь.

Иссякнет песня, голос будет пуст.
Но правду петь - другим дыханьем надо.
И вдох. И ветр. Дыханье вечных уст.
               
               
                V
Не ставьте памятник. Пусть лучше розы
цветут, слагая гимн, здесь каждый год.
То есть Орфей. Его метаморфозы
невольно всюду каждый узнает.

Нам никаких других имён не надо.
Орфей опять приходит и поёт.
И слушаем... и наше сердце радо,
что розу он на день переживёт.


Но вот и он уходит тоже... сам
страшится этой горестной разлуки,
переступает грань к иным мирам,

куда не может следовать, любя...
Но лирной песней не устанут руки.
Он служит ей... Он превзойдёт себя.



             XXVIII
Вернись и вновь уйди... О ты, дитя почти,
восполни прелесть танца светом ласки.
И древнее создай созвездье Пляски,
чтоб тем - саму природу превзойти.

Тебе - земной - дана движенья милость,
ей - только слух, в ней чуда танца нет.
Ты удивись - ведь дерево решилось
идти с тобой за музыкой вослед.               

Ты помнила ещё, где пела лира,
где в вышине сомкнула песнь кольцо -
неслыханною серединой мира.

И ты хотела в танце повторяться...
И ты хотела праздника дождаться...
И к другу обратить своё лицо.



                ФЕДОР  ТЮТЧЕВ

Ну этот поэт в представлении не нуждается, как и НИКОЛАЙ НЕКРАСОВ

          Цицерон

Оратор римский говорил
Средь смут гражданских и тревоги:
     “Я поздно встал - и на дороге
      Застигнут ночью Рима был!”
Так! Но, прощаясь с римской славой,
С капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды её кровавой!..

Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые:
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир,
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил.


      29 января 1837

Из чьей руки свинец смертельный
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В “цареубийцы” заклеймён.

Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощённая со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах...
                знойной кровью.
И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил -
И осенённый опочил
Хоругвью горести народной.

Вражду твою пусть Тот осудит,
Кто слышит пролитую кровь...
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет!..

  Весенние воды

Ещё в полях белеет снег,
А воды уж весной шумят -
Бегут и будят сонный брег,
Бегут и блещут и гласят...
Они гласят во все концы:
“Весна идёт, весна идёт!
Мы молодой весны гонцы,
Она нас выслала вперёд!”
Весна идёт, весна идёт!
И тихих, тёплых, майских дней
Румяный, светлый хоровод
Толпится весело за ней.


        НИКОЛАЙ  НЕКРАСОВ

                Элегия

Пускай нам говорит изменчивая мода,
Что тема старая “страдания народа”
И что поэзия забыть её должна.
Не верьте, юноши! не стАреет она.
О, если бы её могли состарить годы!
Процвёл бы божий мир!.. Увы! пока народы
Влачатся в нищете, покорствуя бичам,
Оплакивать их рок, служить им будет муза,
И в мире нет прочней, прекраснее союза!..
Толпе напоминать, что бедствует народ
В то время как она ликует и поёт,
К народу возбуждать вниманье сильных мира -
Чему достойнее могла служить бы лира!..
А бой решит судьба...
Я видел красный день: в России нет раба!
И слезы сладкие я пролил в умиленьи...
“Довольно ликовать в наивном увлеченьи, -
Шепнула муза мне. - Пора идти вперёд:
Народ освобождён, но счастлив ли народ?..”
Внимаю ль песне жниц над нивой золотою,
Старик ли медленный шагает над сохою,
Бежит ли по лугу, играя и свистя,
С отцовским завтраком довольное дитя,
Сверкают ли серпы, звенят ли дружно косы -
Ответа я ищу на тайные вопросы,
Кипящие в уме: в последние года
Сносней ли стала ты, крестьянская страда?
И рабству долгому пришедшая на смену
Свобода, наконец, внесла ли перемену
В народные судьбы? В напевы сельских дев?
Иль так же горестен печальный их напев?..”
Уж вечер настаёт. Волнуемый мечтами,
По нивам, по лугам, уставленным стогами,
Задумчиво брожу в прохладной полутьме.
И песнь сама собой слагается в уме,
Недавних, тайных дум живое воплощенье:
На сельские труды зову благословенье,
Народному врагу проклятия сулю,
А другу у небес могущества молю.
И песнь моя громка!.. Ей вторят долы, нивы,
И эхо дальних гор ей шлёт свои отзывы,
И лес откликнулся... Природа внемлет мне,
Но тот, о ком пою в вечерней тишине,
Кому посвящены мечтания поэта,
Увы! не внемлет он и не даёт ответа...

В другом стихотворении Некрасов воскликнул:
«Я был рождён воспеть твои страданья,
 терпеньем изумляющий народ!»

До встречи