Из детства

 Дед орал. И обычный его разговор мало отличался от крика - он оглох после контузии, которую получил на Великой Отечественной. Но в этот день его крик, кажется, разрушал толстые стены дома, которые он сам же и выложил из ракушняка.
Мы с Петькой сидели в комнате на диване, прижавшись друг к другу. Бабушка собой заслонила дверь и подпирала стены, чтобы они не рухнули от дедова крика. Наш любимый пёс Рыжик тихо поскуливал в конуре. Так продолжалось несколько часов.
Приступ бешенства деда имел вполне конкретную причину - мы оборвали виноградную лозу. У деда и так нрав был буйный, что проявилось и на войне, а как проявлялось в мирной жизни, так бабушке не позавидуешь. "За волостное управление да в земский суд", - любил приговаривать он о женщинах, ни разу, правда, при мне не подняв ни на кого руку. Но нас им пугали, да и взрослые его дети были им пуганы и поговаривали, что дядю Диму он жестоко избивал даже взрослым юношей. Правда ли, не знаю. Но вспыльчив был. И трудяга, трудяга...всё своими руками....дом, печь, палисадник, виноградник...варенье бывало и пироги, когда бабушка болела...и крест отливал - себе ли, брату Мартеньяну, вернувшемуся из лагерей с туберкулёзом - не помню...и всё скорей. Бабушка, пользуясь его глухотой, ворчала: "скорей-скорей....скорей в могилу."
Виноградник был его мал, но вино получалось чудесное("скоромное не едим, а вино пием"), а сок настолько приторным без капли сахара, что приходилось его разбавлять водой.
 Получалось, оборвав лозу, мы совершили ужасное преступление. И сидели, обречённые на казнь, прижавшись друг к другу, слыша крик и не различая слов. Так продолжалось несколько часов. Потом он устал, затих. И только тогда бабушка рассказала ему, в чём дело.
 Наш пёс по имени Рыжик, прибившийся к бабушке, когда она раненько утром шла за молочком для нас на Староконный базар("чувствую, залез кто-то под пальто...смотрю, а из-под пальто хвост рыжий бубликом...оглядываюсь - будка едет"), грызанул воробышка. Мы с Петькой нашли его во дворе, отругали Рыжика хорошенько и стали раненного воробышка выхаживать.Мы поили его водичкой, давали крошки от печенья и хлеба, находили для него червяков и собирали мокриц, и не отходили ни на минуту. Но воробышек лежал на боку, тяжело дышал и через некоторое время умер.
Детское горе по силе не отличается от взрослого. Только забывается быстрее. Петька плакал. Я держалась. Мы решили всё сделать, как положено. Мы завернули воробышка в тряпочку, положили в коробочку и закопали в палисаднике. Смастерили из прутиков крест - он ничем не отличался от отлитого дедом в сарае, как нам казалось, - и воткнули в холмик.
Не хватало венков. Мы оборвали чернобривцы в палисаднике, но из них у нас венки не получились.И тогда нам на глаза попалась виноградная лоза...
Дед нас, конечно, не наказывал. Он купил нам по кулёчку инжира, мы сидели у него на коленях - каждый на своём - и делили бороду пополам. Я лично дёргала свою половину, проверяя на крепость...Крепка была борода, ни один волосок не вырвала.


Пы.Сы. к рассказу. Я собираюсь жить долго. Но кто ж его знает...Пока нахожусь в здравой памяти и крепком здоровье, хочется мне высказать свои пожелания.
Когда придёт моё время помереть - не надо венков. Подарите в этот день женщинам цветы, а детям мороженое.И инжир. Накормите в складчину голодных и доставьте друг другу массу удовольствий. И так каждую годовщину. Это будет лучшая память. И никаких слёз....и никаких памятников.
Ах, да! Если найдутся музыканты - играть джаз.