Охотница

                Она бесшумно мелькнула в лесном просвете и также бесшумно села в полдерева в десяти шагах от меня. Крепко обхватив сухую ветку своими цепкими когтями, она прислушалась. Большие глаза птицы, окаймленные лучистым перистым кольцом, смотрели прямо. Перед ней на сухих травах белел иней. Лес готовился к зиме, но к молодым березовым побегам еще густо липли муравьи и, видно, с успехом доставали нужное своими тонкими хоботками.

                В ворохе опавшей листвы послышался шорох. Сова вздрогнула и покрутила головой. Чем темней становилось вокруг, тем чаще раздавались в лесном хламе мышиные шорохи.

                Птица была голодна. С нетерпеливой решительностью она вдруг сорвалась с дерева, снизилась, зависла над лесной подстилкой и громко захлопала крыльями. Маленькая хитрость ей не помогла. Ни одна мышь не выскочила от ее хлопков на открытое место.

Неясыть снова взлетела и заняла свой новый наблюдательный пункт. Теперь она была уже совсем близко от меня, и я хорошо мог рассмотреть и ее охристое оперение, и по-кошачьи округлую голову. Она тоже сумела заметить меня, хотя сидел я совершенно неподвижно, прислонившись спиной к стволу осины.

                Я старался теперь не моргать, лишь бы не мешать вечернему промыслу охотницы. Наконец, я утомился и моргнул. Моргнула и сова. Глаза и вся небольшая серая фигурка лесной хищницы стали выражать крайнее изумление. Она несколько раз наклонилась в мою сторону, а потом и вовсе затрясла хвостом от охватившего ее возбуждения.

                Чтобы лучше рассмотреть предмет своего любопытства, она вдруг сорвалась с ветки и сделала несколько кругов. В центре их неширокого периметра сидел я. Неподвижный и непонятный.

 А птица, не переставая наблюдать за мной, то и дело меняла свою позицию, перелетая с одного дерева на другое. Она старалась садиться только на голые сучья, чтоб листва не мешала ей видеть мое лицо, будто оно ее чем-то притягивало и гипнотизировало.

                В эти минуты мы были охвачены только взаимным интересом. Все остальное для нас стало малозначимым и второстепенным. В меркнущем лесу нас осталось только двое.

Птица перестала слышать мышей. Я прозевал близко налетевшего косача. Первой сумела опомниться птица. Древнее, ненадолго задремавшее в ней чувство опасности, наконец, проснулось в ней.

Она вдруг беспокойно фыркнула, возбужденно затрясла всеми своими перьями и недовольно крикнула в мою сторону.
- Кук-ах!
И тут же, порывисто сорвавшись с ветки, скрылась в лесной чаще.

фото из интернета