Расплата за любовь

               
Осень  наступила резко. Бабье лето осталось туманно-размытым  где-то в общепринятых понятиях.  В первый сентябрьский день лил проливной дождь, а следом за ним налетел шквальный ветер. Он мгновенно оборвал пожелтевшие и отсыревшие листья, забросал ими землю и засыпал растекающиеся лужи. Умудрился даже повалить старое подгнившее дерево под окнами. «Осень, - вздыхала Клавдия Петровна, грустно поглядывая в окно». Она давно жила одна, с тех пор, как её Владимир  и Марусечка разъехались  в разные города и осели там со своими семьями. У обоих народились дети, и  внуки знали о бабушке только понаслышке. Ехать к ним у Клавдии Петровны не было ни сил, ни денег. Поначалу сын присылал ей некую сумму для того, чтобы она могла приехать на рождение внучек, но именно в это время она разболевалась и попадала в больницу, дальше долго восстанавливалась после интенсивного лечения, а потом просто боялась оказаться в дороге одна. Понимая это, сын перестал её звать, высылать деньги и надеяться на её приезд. Пару раз он наведывался сам, но всегда без девочек. Жена опасалась отпускать с ним малышек. Присылала подарки и множество фотографий.  Дочка тоже приглашала к себе, но денег на дорогу не высылала.  Она жила  трудно, растила сына одна и перебивалась с копейки на копейку. Они оба иногда звонили матери, в основном в праздники, и на день рождения. Разговоры, как правило, были короткими, так в общих чертах, просто чтобы услышать её голос. Ей было понятно, что они стараются поскорее закончить разговор, чтобы не углубляться в жизненные подробности, да и не сильно тратиться. Каждый  тащил свой нелёгкий жизненный возок и серьёзно нуждался в деньгах. С их слов она знала, что связь между собой они  не поддерживают и не стремятся к общению. «Тяжело, видимо, обоим, - размышляла Клавдия Петровна и старалась не развивать эту тему в телефонных разговорах. - Живут, как могут, - решила она для себя однажды  и больше  об этом ни с кем из них  не заговаривала.  - Не виснут  друг на друге, и ладно, и меня не утруждают просьбами» - утешала она себя. Клавдия Петровна не была завистливой или любопытной женщиной. Она принимала жизнь такой, какой та перед ней представала. Хотя не раз всхлипывала в подушку, думая о своих детях и внуках, скучая по ним. Вот и сейчас, глядя на разлившуюся за окном осень, она грустила, вспоминая своих детей. «Как они там, что они там?»  Чувство щемящей тоски сдавливало грудь, дыхание учащалось и становилось неровным. Она сокрушалась и привычно открывала шкафчик с лекарствами.

    В дверь позвонили, зарёванная  школьная подруга  кинулась  к ней на грудь, продолжая рыдать в голос. Клавдия Петровна отвела её на кухню и с трудом усадила за стол.
- Опять, опять у тебя драка, - начала  возмущаться Клавдия Петровна.- Капитолина, сколько можно это терпеть? Ну, выгони ты их обоих,- негодовала она. - Пусть уматывают куда хотят. Пожалей ты себя, ты же от слёз не просыхаешь,- не унималась она, поглаживая по волосам  ревущую соседку.
 
Когда та, наконец, успокоилась,  Клавдия Петровна напоила её чаем и уложила на диван, заботливо прикрыв пледом.

- Я поживу у тебя хоть сколько, - снова завелась  плакать соседка. - Ну, негде мне там, негде, - причитала она с дрожью в голосе.
 
- Ну, поживи, конечно, - привычно соглашалась  Клавдия Петровна. - Но сколько ещё ты будешь у меня прятаться, а эти ненормальные занимать твою квартиру? Надо же что-то делать, Капочка. Надо же что-то делать.

   Она, по обыкновению, напоила дрожащую подругу корвалолом и  уложила спать на диване в большой комнате. Измученная страданиями, та  мгновенно уснула. Клавдия Петровна   выключила во всей квартире свет, села в  кухне у окна и стала вглядываться в темноту двора. Окна Капитолины ярко светились. «Торжествуют алкаши,- вздохнула Клавдия Петровна, - мать на улицу вышвырнули и торжествуют. Федька, негодяй вырос полным мерзавцем, полная доходяга. Сколько сил в него Капа вложила, сколько сил.  Тащила его, и вот тебе расплата за любовь. Жутко даже. Одна растила, на двух работах работала, образование дураку дала и всё не впрок оказалось. Гены своё взяли». Она  вспомнила  Федькиного отца. Точно такой же был алкаш и мерзавец. А Капа, заводила Капа не сводила с него влюблённых глаз. Всё ему прощала, и запои, и загулы. Лишь бы был с ней рядом. А тот  являлся к ней, когда весь проматывался до нитки, да пропивался. Она покорно принимала, откармливала, одевала. Федьку он  не  замечал совсем, никаких отцовских чувств не испытывал, а когда  исчез, вся её неразделённая любовь обрушилась на сыночка, который был как две капли воды похож на своего запойного папашу и, как потом оказалось, практически  во всём, даже в отношениях с  матерью. С юности начал  много пить, надолго пропадал из дома, приходил весь оборванный и голодный, худой и злой. Один раз на три года пропал, она вся обревелась. А уж как нашёлся, счастью её не было границ. И всё опять пошло по кругу лишь бы рядом был. Работать Федька никогда не работал. Все годы она кормила его, одевала и обстирывала, а  пару лет назад он привёл в дом такую же шалавую дуру, как и сам, причём, намного старше себя. У той уже были внуки. 

Сначала они  пропили из  дома всё, что было можно, потом просто заняли квартиру и периодически гоняли Капу, что называется  из угла в угол. Ждали, видимо, когда сама уберётся куда-нибудь. Но уходить ей было некуда. В милицию обращаться она боялась, да и не хотела, опасалась, что могут посадить, или покалечить единственного сынка. Свою пенсию она  оставляла у  Клавдии Петровны, за что была не раз бита жиличкой. Сын мать не бил, но алкашку эту любил, и просил мать с ней не связываться, и во всём уступать. Однажды он  всё же заступился за мать, когда та вцепилась ей в волосы.  Потасовка закончилась печально.  Разъярённая приживалка размозжила  Федьке голову табуреткой и пропала из дома на  несколько месяцев. Где она  моталась всё это время,  они не знали.  Федька тогда три недели пролежал в больнице, драку эту оформили как нападение  неизвестными на улице в тёмное время суток. После больницы Федька снова пил и искал  свою алкашку, а когда нашёл, опять притащил в дом. С тех пор  Капитолина в день получения пенсии домой не возвращалась, сразу шла к Клавдии, и жила у неё неделю. Потом возвращалась, и была опять бита,  это Клавдия Петровна хорошо знала. За два года совместного проживания с этой запойной парочкой Капа превратилась в  тощую дряхлую старуху, хотя  ей не было и семидесяти. Капитолина мучительно застонала, Клавдия Петровна повернулась, и посмотрела на спящую подругу. «Опять на  неделю пришла, - подумала она. - А потом снова в это пекло». Она тяжело вздохнула и пошла укладываться спать. Сразу уснуть не получилось, пытаясь отогнать от себя давящие воспоминания, она крутилась с боку на бок.

В памяти пробегали одна за другой картины их молодости.

  Выпускной класс, красавица и известная озорница Капитолина подговорила  девчонок устроить ребятам сюрприз,  чтобы долго помнили школу, так она аргументировала свой сумасшедший план розыгрыша. А придумала она вот что. Перед выпускными экзаменами родители решили порадовать своих чад экскурсионной познавательной поездкой. В вагоне было душно, и мальчишки почти все  раздетые по пояс  после долгого веселья, наконец, улеглись на свои полки.  А когда  заснули, девчонки во главе с юморной Капочкой густо перемазали их зубной пастой, выдавив на каждого пацана по целому тюбику. А Капа для большего экстрима ещё и посыпала солью парочку мальчишеских спин. Потом  довольные собой девчонки улеглись спать, в надежде на утреннее общее веселье. Среди ночи вагон огласил громкий вой. Это вспотевшие от жары ребята принялись рьяно расчёсывать животы и спины, втирая при этом пасту и соль в потные тела. Что тут началось.   Перемазанные с воем носились по вагону,  стараясь стереть с себя  белую липкую мазь, рвались в туалет,  пытались  смыть  пасту водой. Разбуженный и взбешённый увиденным проводник,  метался за ними по узкому коридору и матерился отборным матом не тише ребят, пытаясь выяснить, кто это всё сотворил с его пассажирами. Словом, стояла жуткая неразбериха, и только учителя, видавшие и не такие штучки  со стороны старшеклассников, сохраняли спокойствие и  старались навести порядок в бушующем и орущем вагоне. Всё утихло только  к утру.  Потом в классе был «разбор полётов» с присутствием многих родителей. Капитолине и её подружкам крепко тогда досталось, и только после того, как в решение педсовета и родителей вмешались сами ребята, дело спустили на «тормозах». А так уже стоял вопрос об исключении девчонок из школы, но классная солидарность победила, и  скандал замяли. Класс снова учился в полном составе и готовился к экзаменам. И, как потом оказалось, именно эту поездку ребята действительно запомнили, как никакой день учёбы в школе. Кстати, экзамены Капитолина сдала хорошо, и поступила  в пищевой техникум, но окончить его ей не пришлось.  Именно туда на новогодний вечер однажды и заявился её  обожаемый алкаш.  Капа влюбилась в него сразу, бегала за ним хвостом, вытаскивая  то из одной, то из другой неприятной истории, в которые тот вляпывался с  неизменной регулярностью. Вот такой озорной и весёлой росла Капочка. А когда она  привела  его в дом  на правах мужа, мать от нервных переживаний разболелась, слегла  и  вскоре после очередного сердечного приступа её не стало.   Потом Капа осталась совсем одна с  Федькой на руках, без денег и без помощи.  Клавдия  тогда   какое-то время ходила к ней и помогала растить орастого Федьку.   Но через пару лет сама выскочила замуж и, как оказалось, тоже неудачно. Муж ушёл, когда  дочери было пять,  сыну - восемь. Уехал в другой город в другую семью. Алименты   приходили исправно, но сам он никогда не появлялся и не давал о себе знать, а когда младшей исполнилось восемнадцать,  он и вовсе исчез из  поля зрения. Дети отца тоже не искали. Понимали, что никогда не были ему нужны. Сын окончил  ветеринарный институт, дочка – медучилище.  Оба  уехали далеко  и там обзавелись семьями. Работали, растили детей, позванивали матери.

    Утром Капитолина извинялась перед  Клавдией и говорила, что  побудет у неё только с неделю. В этот раз она особенно не торопилась домой. Но  всё обернулось иначе. На третий день её  проживания они проснулись от воя громкой сирены. Из окон квартиры Капы валил густой дым. Увидев, это она в ужасе бросилась домой.  Клавдия Петровна смотрела на всё происходящее из окна.  Пожарные справились быстро, квартира особенно не пострадала.  Всю  старую обгоревшую мебель выбрасывали прямо из окон. Квартира была  сильно залита, и  жить  в ней не представлялось возможным. Алкашка с Федькой пропали в эту же ночь и надолго  притаились неизвестно где. Капитолина  была вынуждена жить у  Клавдии  больше месяца. На  ремонт денег не было, и она  вернулась  домой только после того, как там подсохло, и исчез резкий запах гари. Клавдия Петровна,  увидев жуткую картину пожара, ушла домой ошарашенная, и больше у школьной подруги не появлялась, но уговаривать  Капу остаться у себя пожить тоже не решалась, понимая, что возвращаться ей туда когда-никогда придётся. Да и появления запойного Федьки у себя опасалась.  Связываться с этой ненормальной парочкой ей совсем не хотелось, тем более что Капа  вела разговоры о  сыне почти каждый день. Опять жалела, опять хотела помочь, и всюду искала.

  Он появился сам спустя два месяца, сначала один, а потом притащил  свою алкашку. Та явилась, как ни в чём не бывало,  да не одна, а со своим тринадцатилетним внуком, который был не лучше бабушки. Озлобленный, нервный парень смотрел волком и всегда был готов кинуться в драку. Как потом выяснилось, у него было какое-то серьёзное нервное  расстройство и  наличие справки, по которой он мог просто посещать  школу.  Капитолину он возненавидел с первых дней, всячески изводил её и втихомолку издевался. Обзывал безмозглой щипаной курицей и не разрешал заходить в кухню, пока он там. А ещё он любил лежать в тёплой ванне под шум непрерывно льющейся воды. Капитолина при этом всегда сжималась в комок. Вся сантехника и трубы были  старые, и она сильно опасалась того, что  однажды он зальёт соседей снизу, которые жалели её, и многие годы помогали  справляться с хулиганистым и задиристым Федькой. Отдавали ей старую сыновнюю одежду. Их парень был на четыре года старше её сына. Ходил всегда чисто и добротно одетый. Хорошо учился, стал врачом и периодически, заезжая к родителям,  заносил ей лекарства, на которые денег у неё самой никогда не было.

  «Что там сейчас происходит?» - думала  Клавдия Петровна, глядя по вечерам на светящиеся  тусклые стёкла Капиной квартиры. В эти минуты  ей казалось, что у неё самой дети просто совершенно идеальные и любящие. Они не мучили мать, не вынуждали её на старости лет искать пристанище в чужом доме, не огорчали своими проблемами, и не просили никакой помощи. Просто тихо жили, как могли,  далеко от неё, растили детей. И она с внутренним умиротворением думала, что пусть всё идёт, как идёт. Пусть дети живут  так, как хотят,  не приезжают, не зовут её к себе, и не везут к ней внуков. Пусть лучше так, лишь бы не как у Капитолины. Однажды, когда ей было особенно грустно, она взялась перелистывать старый альбом и  наткнулась на фотки, где они с Капой проводили лето в пионерском лагере. В ту пору им было по 14 лет. На неё смотрели две весёлые девчушки, полные радости и огня в глазах.  Она тут же вспомнила, что эта фотография была сделана сразу после  нелепого и смешного случая, в который опять же её втянула неугомонная на выдумки Капа.  В тот раз она уговорила её устроить «шальную ночь с привидениями» прямо перед завершением смены. Тогда весь лагерь готовился к  прощальному пионерскому костру, и общее настроение всей смены  было на подъёме. Когда весёлые и уставшие ребята разошлись по корпусам и улеглись спать, они с Капой натянули на себя  заранее разрезанные на длинные полоски простыни и наволочки, и отправились в комнату к мальчишкам. Девочек пугать они не стали. Как же тогда визжали пацаны... на весь уснувший лагерь.  Трое выпрыгнули в окна и понеслись по сонному лагерю с дикими воплями. Перепуганные вожатые метались в темноте, пытаясь их выловить. Лагерь вскочил, словно по тревоге. Во всех корпусах загорелся свет.  Испугавшись не меньше пацанов, Клава и Капа спрятались в душевой, сорвали с себя разрезанные простыни, бросили их прямо там и тайком в общей неразберихе вернулись в спальню. В суматохе отсутствие двух девочек никто не заметил. Этот случай так и остался не раскрытым. На следующий день смена заканчивалась, и  прямо с утра ребят увозили  домой на автобусах, которые никак нельзя было задерживать. Разъярённые случившимся вожатые гневно смотрели на отъезжающих старшеклассников и обещали всё равно дознаться, кто сотворил подобное наглое безобразие. Капа и Клава сидели, вжавшись в кресла и молчали. В ребячьих обсуждениях ночного происшествия они не участвовали, пояснив, что спали и почти ничего не видели, потому что было темно, и они боялись.

Сейчас, вспомнив тот случай, она грустно улыбалась и думала о том, как нелепо потом сложилась судьба у озорной доброй Капы, и сколько было ещё таких смешных случаев, пока она не повстречалась со своим запойным муженьком. Дальше её весёлая заводная жизнь превратилась в сущий кошмар, который длился  по сей день.

      Уже в конце зимы, возвращаясь домой из магазина, она случайно столкнулась с Капитолиной. Та торопилась в больницу, навещать Федьку. Что  с ним случилось, рассказывать на ходу не стала. Сказала только, что всё ужасно и серьёзно, но самое страшное уже позади.  Вечером забежит, и обязательно всё расскажет. Пришла она только через неделю, и Клавдия Петровна узнала, что под Новый год в её доме разразилась жуткая драма.  Все трое  изрядно перепились, и алкашкин  внук в драке  сильно порезал Федьку и разбил ему голову. Того оперировали, и еле спасли. Он долго не приходил в себя. Вот уже два месяца  лежит в больнице, и она старательно навещает его  каждый день. Сказала, что вставать он начал совсем недавно. Ему удалили одно лёгкое и что-то там ещё. Он потерял много крови, прежде чем скорая увезла его в больницу. К приезду милиции алкашка с внуком уже успели скрыться и их до сих пор не нашли. Наверно, уехали в другой город. Паспортные данные их она не знала, поэтому поиски велись почти вслепую, только по её устному описанию. Да и Федька не стал писать никакого заявления. Сначала не мог, долго не приходил в себя,  а потом не захотел. Капа выглядела спокойной и даже повеселевшей, она, наконец-то, обрела покой и жила одна. Клавдия Петровна собрала ей кое-что из своих старых вещей.  Капитолина выглядела вконец обносившейся, сгорбленной и неухоженной, ещё больше исхудавшей и вообще, сильно болезненной. Намеревалась вскоре забрать сына из больницы и заняться восстановлением его здоровья. Надеялась, что после случившегося алкашка в их доме больше не появится, побоится тюрьмы, да и на то, что Федька несколько поутихнет в своих пьянках рассчитывала не меньше, учитывая его почти немощное состояние. Позже Клавдия Петровна видела из окна, как она тащила на себе исхудавшего и беспомощного Федьку. Рука у того висела плетью, да и нога волочилась по земле. Капитолина ещё несколько раз  забегала к ней,  всегда при этом была спокойная и довольная жизнью. Она даже силилась широко улыбаться при встречах. Теперь в её доме наступило затишье. Федька, конечно, продолжал пить, но уже не мотался,  тупо торчал дома. Водку  ему таскала Капитолина. Она же смешивала её с минералкой, всего получалось  около трёх литров, и он, временами просыпаясь, тянул эту смесь из пластиковой бутылки. По-другому  управлять Федькой у Капитолины не получалось. Но даже этому его состоянию Капитолина была рада, она  успокоилась и обрела  некое влияние на сына. Если же она не приносила водку, Федька тотчас рвался вон из дома. Несколько раз сваливался со ступенек, получил перелом двух рёбер, лежал, весь перетянутый простынями и  стонал, нещадно матерясь. В больницу его  не брали.   Пару раз заходил соседский сын, смотрел больного, давал рекомендации, жалел Капитолину, оставлял лекарства и, едва сдерживаясь, быстро уходил прочь. Федька смотрел ему вслед ошалелыми, пьяными глазами, и дрожащей рукой тянулся за недопитой бутылкой. Капитолина, проводив  соседского сына, усаживалась на диван  поближе к телевизору. Там как раз начинались интересные сериалы. Она выглядела спокойной и расслабленной. В её жизни, наконец-то, появилась долгожданная тишина, и теперь она могла позволить себе душевно отдыхать, не опасаясь быть битой и выгнанной на улицу. Облокотившись на подушку, она привычно грызла семечки и утирала слёзы, когда по телевизору показывали что-то особенно душещипательное. Жалела героев сериала, сочувствовала им и сопереживала.