Уроки рисования

    Помнить себя я начала очень рано. Мне ещё и двух лет не было. Не всё помню связно, так фрагменты какие-то. Самое интересное в этих ранних воспоминаниях то, как я тогда думала. А думала я картинками. Просто в голове проходила какая-то серия цветных слайдов. Потом, наверное, где-то ближе к трём годам, к этим слайдам начали появляться как бы подписи, то есть я уже частично думала словами, а частично картинками. После трёх лет я стала думать только словами, с этого момента появилась «линейная память», воспоминания стали последовательными и связными. Это так, небольшое вступление. А рассказать я хочу об уроках рисования.

     Нашего учителя рисования звали Иван Порфирьевич. Школьники называли его не иначе как Диван Портфельевич или сокращённо Портфель.  Портфель был лысеющим мужчиной лет около сорока, широкоплечий, высокого роста. Странный он был человек. Говорить не любил, почти всегда молчал. В начале урока объяснял в двух словах, что от нас требуется, потом садился на своё место и читал газету или просто сидел, сложа руки. Но стоило кому-то начать болтать, он тут же кидал на нарушителя дисциплины такой выразительный взгляд, что болтовня сразу прекращалась.

    Когда мы приходили на урок, он стоял у двери кабинета и проверял наличие цветных карандашей или красок. Забывчивые к уроку не допускались. Листы для рисования и баночки для воды он раздавал сам. Потом Портфель объяснял тему урока. Обычно он ставил на стол кувшин и говорил: «Кувшин». Или ставил вазу с фруктами и говорил: «Натюрморт». Иногда он говорил: «Пейзаж (зимний, летний, весенний)». Или просто задавал тему, например, каникулы. После этого погружался в своё всегдашнее созерцание. Больше всего меня поражал его кабинет, потому что там были голые стены. В каждом кабинете висели картины, учебные пособия, портреты великих людей. У Портфеля же не было НИЧЕГО, хотя это был кабинет рисования.

     Оценивал он работы по двухбалльной системе – 4 и 5. Ещё была оценка кол, это если забудешь краски или прогуляешь урок. Колы потом исправлялись на четвёрки, когда провинившийся приносил рисунок на заданную им тему. Двоек и троек Портфель не ставил никому и никогда. Основной оценкой у него была четвёрка. Пятёрки в нашем классе получали всего 5 человек, в том числе и я. Из этих пятерых только два мальчика были действительно талантливы. Один из них, Володя, мечтал поступить в Суриковское училище, но не просто стать художником, а стать именно дизайнером. Он мечтал об этом класса с пятого и много рассказывал нам о выбранной профессии. Ребята удивлялись, конечно, в конце 70-х мы и слова-то такого не знали. И мечту свою он осуществил.

     Второй мальчик, Костя, был вундеркиндом или, как сейчас принято говорить, индиго. Он был талантлив буквально во всём, в том числе и в рисовании. После школы он поступил в МГУ на физмат с первой же попытки, без всякого блата.

     Остальные трое ребят талантами не блистали. Видимо, у Портфеля была просто какая-то личная симпатия, и одноклассники завидовали нам за пятёрки. Я вообще рисовала из рук вон плохо.  Кувшины получались у меня кривобокими, натюрморты аляповатыми, пейзажи банальными (зайка под ёлкой или берёзки в сугробах), про портреты я лучше вообще промолчу. Как и все девчонки, я больше всего любила рисовать принцесс. Это были прототипы сегодняшних Барби с золотыми волосами до колен, тонкими ручками и ножками и осиными талиями. На голове у принцессы была корона или на худой конец фата, на ножках туфельки с бантиками. У нас в классе был просто какой-то «принцессинский бум», этих «красоток» рисовали все девочки на выдранных из тетрадок листочках.  Ещё я любила рисовать цветы и звёздное небо, больше моей фантазии ни на что не хватало. Единственное, что стишки я всегда писала с лёту, а над рисунками корпела, рисовала, стирала ластиком, перерисовывала. Иногда от усердного трения ластиком бумага становилась серой и пятнистой.

     Но когда в конце урока все начинали сдавать свои рисунки, Портфель, глядя на мою очередную принцессу, собачку или кривой кувшин, ставил мне неизменную пятёрку, а иногда даже хмыкал и бурчал себе под нос что-то типа «это интересно». Уж куда интересней. Я даже в детстве была о своих художественных способностях весьма низкого мнения.

     В седьмом классе рисование закончилось, и началось черчение. Теперь Портфель, стоя возле кабинета, проверял у нас наличие циркулей, линеек и треугольников. От черчения многие просто выли, но мне это занудство почему-то пришлось по душе. Чертила я так же старательно, как и рисовала. Мне нравилось вымерять размеры и представлять, как выглядят детали в их натуральную величину. Или наоборот, глядя на деталь и вымеряя её, делать чертёж. Я даже научилась делать чертежи пером и тушью. Теперь пятёрки были заслуженными, и мне больше никто не завидовал, наоборот, обращались за помощью.

     Уже учась в старших классах, мы узнали, что наш Портфель закончил Суриковское училище и работал одно время по специальности. Его рисунки даже публиковались в журналах. Но потом что-то произошло, и журналы перестали заказывать ему иллюстрации. Тогда он пошёл работать в школу. К сожалению, тогда же Портфель подружился с зелёным змием. Пил он аккуратно, в детстве мы и не замечали этого, но став постарше, стали, конечно, замечать. Но авторитет Ивана Порфирьевича от этого не уменьшился. Его любили и уважали не только дети, но и преподаватели. Потом, где-то ближе к выпускному, он показал нам портреты наших педагогов, которые нарисовал сам. Мы были просто в восторге, лица на портретах были, как живые, к тому же он их всех немного «омолодил». Вот у такого необычного человека мне довелось учиться.