Его звали Джек...

"Это не одиночество. Это цельность, единство;
нежелание размениваться на двое, на кого-то", -
говорил мне Джек, когда сменил Кент на Винстон, -
"Не искать никого - разве не есть свобода?

Я любил своих женщин. Всех пятьдесят -
пятьдесят одну? не уверен насчет последней.
Я любил врагов, своих
демонов и бесят,
за любовью влачился,
ползая на коленях".

Джек умолкает, перебив откровенья дымом
и продолжает с джокерской странной усмешкой:
"Суть в том, чтоб стать самому себе светом и дыбой,
пройти в одиночку лестницу до ферзя от пешки.

Нужно расти, как
Мюнгхаузен взявшись за шиворот,
а люди, пойми, всегда,
всегда тянут назад.
Когда ты сам себе Яхве, Иисус и Шива, и..." -
у Джека в глазах затухает внутренний ад.

"Я влюблялся в ангелов. Но с ними мне не везло.
Или им не везло со мной... не уверен насчет последней.
Я ходил по земле, я видел добро и зло,
я не видел любви - видел, как люди слепы.

Не питай не любви, ни
страсти, ни любопытства
ни к кому кроме себя самого. Это не одиночество..."
Я отвечаю: "Не оно. Это когда страдал и выстрадал
счастье, любовь... Все. Но ничего не хочется".

Его звали Джек. Он любил курить и болтать о странном,
мог увидеть просвет
абсолютно в любом человеке,
он умел словами наносить и излечивать раны.
Вопреки себе, Джек умел любить всех.
Кроме Джека.