Диптих в холодном ритме

Помимо мира, грубо замороженного в морге зимы,
облокотившейся на город-паутину Москву,
раскинувшуюся между громом и светом,
меня заботит наша с тобой любовь прошлым летом.

Прогулки по кругам
и тропкам, переплетенным между
новым и раньше,

как судьбы двух дребезжащих
и очень дрожащих

людей,
боящихся, но тянущих на себя одеяло из переулков и света,
жадно, как будто каждому мало;

как будто сытым и только цель — но не наесться нисколько;
и гладкий сон Патриарших;
и мы ломали стекла на пути друг к другу.

* * *

И потом, когда пух отлетает и выйдет на улицу дождь,
и выльет весь яд, что плещется в небе с тех пор, как я уходил, глотая своё горе и темноту вечности,

кто его знает, чему я тогда буду рад, что буду видеть в себе — слепки Уральских гор или панический страх отречься, и

вот ещё что. Когда я смотрю во двор
 сквозь грязные стекла балкона и мутные воды летнего полусна,
 я хочу выйти — и бесчинно, бескрайне беснуясь, плясать бессовестно,
  взмахивая смешно руками, отвратительно искривляя рот,
   втаптывая в асфальт ненависть и тоску.

  Милая-милая, что же ты натворила, вот
  посмотри, милая. Я тоже виновен.
   Раздайте каждому по куску,

 а злым и гордым — в особенности.
 И не прощайте им: ни за слёзы, ни за стремленье врастать
в жалость, в упрёки, в пьяный ночной разговор.