Земля, зима, Израиль

Мой Назарет залит ночным дождём.
Несутся громко гладкие потоки
по улицам, ветвящимся, как вены,
и мне до дома сорок километров.

В машине печка и партиты Баха,
в Кацире странно опустевший дом:
сын в армии, а дочка ещё дальше,
а у жены обычные забавы -
керамика или ученики,
а я опять усталым шалопаем
приеду поздно, ни на что способным
как разве книга чай и телевизор.

Земля. Зима. В Израиле февраль
и редкий дождь, как дорогие гости,
которых усадить куда не знаешь,
смывает пыль с немытого Юндая
и поит неухоженный наш двор.

Одна собака мокнет на цепи -
гавкучая упрямая скотина,
(но не дворняга, а - хананеянка)
я сделал ей лежак
с электроподогревом
она его не приняла, как класс,
и, простояв пол ночи под дождём
и градом,-
добилась удаления лежанки
и возвратилась гордо в свою будку,
которую я ей когда-то сделал
из старых дверок платяных шкафов.

Другая - тойтерьер, печальное наследство
от матери
 прекрасно приняла
такой же элекрический лежак,
и круглосуточно отогревает
на нём свои сиротские бока.

В Израиле зима, в Кинерет льётся
родная галилейская водица
и сводки о подъёме в сантиметрах
напоминают мне программу Время
и рапорты о трудовых рекордах.
Ему ещё два метра доливаться
до нижней - по теории - границы.

В последний раз Кинерет наполнялся
году помойму в девяносто пятом
и мы его объехали вокруг :
я, Даша, тёща и собака Джемма -
большой и белый королевский пудель.

Как радостен и тих был Купернаум.
Малюсенькая, но родная церковь
и неожиданное Дашино купанье
среди подъятых среди вод ветвей
от выросших кустов за годы засух.
Трава, деревья, дети и кусты
растут, не выбирая место, время,
родителей...
мне хочется обнять
тогдашних нас, беспечных, неумелых,
и объяснить, подсыпать где соломки,
чтоб нашим детям не так больно падать
пришлось.

Мой светофор.
Кончается дорога,
и дождь, и мысль.
Пойду гулять собак
По мокрому и тихому Кациру.