В тени одуванчиков

  День катился к закату. Татьяна нашла Никиту на краю луга дремлющим в тени одуванчиков.
- Вставай, засоня, - задушевно сказала она, толкая мужа в бок ногой. – Вставай, ведь у тебя корова ещё не доена.
- Пристала ты со своей коровой, как задница к банному листу, - ответил Никита, приоткрывая глаза. Он сегодня был не в духе.
- Бежала бы ты отсюда тихим ходом, пока цела, - добавил он сердито, - а не то я  тебя так приголублю за вчерашнее, что мало не покажется.
- А что такое вчера случилось? – удивилась Татьяна. Она огляделась вокруг и опустилась на траву рядом с мужем.
- Да ты что – забыла уже, как выступала после обеда? И когда ты бросишь пить это молоко?!
- А-а, вот ты о чём, - смутилась Татьяна. – Я и вправду вчера перебрала. Молоко – то у нас повышенной жирности, после него всегда на подвиги тянет.
- Вот – вот, - зевнул Никита. – Хотя бы людей постеснялась. После обеда никто в поле и глаз не кажет, а ты опять оторвалась от коллектива – за вилы схватилась. Разве стога в одиночку кто – нибудь ставит?
Он помолчал немного и подытожил:
- Трудоголик ты, Танька. И зачем я ещё живу с тобой?
Татьяна заплакала. Скупые женские слёзы ручьём потекли по её ещё красивому лицу.
- Что же мне делать, Никитушка? – спросила она сквозь рыдания. – Может быть, мне полечиться?
- А что, возьми и полечись, - согласился Никита. – Полечись, пока до принудиловки не дошло.
- Ой, не любишь ты меня! - воскликнула Татьяна. Она торопливо поправила белый платочек на голове и кокетливо стрельнула голубыми глазками.
- А, Никита? Так это или не так?
Но Никите было не до любви.
- Вот что я тебе скажу, - молвил он. – Можно и без отрыва от производства вылечиться. Возьми себя в руки, забудь ты это проклятое молоко. Всё его не выпьешь – из-за таких как ты удои, то и гляди, начнут расти. Ты с меня пример бери. Я, кроме водки, ничего в рот не беру.
- Это верно, это так, - согласилась Татьяна. – Так и спиться недолго, если не взять себя в руки. А с водки, видать, хорошо спится. Особенно под одуванчиками. Я ведь понимаю, что кто – то же не должен выращивать урожай.
Никита не отвечал. Он долго лежал с закрытыми глазами. Потом вздохнул:
- В прежние годы старики при случае приговаривали: ты, работа, нас не бойся, мы тебя не тронем. А нынче все сами с усами, игнорировать стали опыт старших.
- Никитушка, - прервала его Татьяна, - давай о чём – нибудь другом поговорим. А то ты сильно разволновался.
- Она опять поправила платочек и опять стрельнула глазками. Но Никита продолжал:
- А я своё, похоже, отгорбатил. Ты думаешь, легко мне досталось почётное звание задовика производства? Сколько дней я провёл без работы, сколько раз отказывал себе в элементарном труде и заработке!
- Прости меня, Никита, - вздохнула Татьяна. – Не ценим мы тебя – ни я, ни наши дети. А ведь сколько бессонных ночей ты подарил нам! Сколько искренних слёз ты позволил нам пролить, когда не ночевал дома! Прости, милый.
- Вот это другое дело, - подобрел Никита, - а теперь ступай домой. Без меня ужинайте. Мне ещё надо подремать, а то бригадир хрен наряд закроет.
И Татьяна пошла. Она шла по лугу какой – то странною походкой, будто уходила навсегда. От нехорошего предчувствия у Никиты замерло сердце. И тут он проснулся. Некоторое время он сидел, соображая, где сон, где явь, и наконец понял, что всё это ему приснилось.
Был вечер, густо пахло скошенной травой, по низинам расплывался туман и болела голова. Никита подобрал с земли опорожненные на обеде бутылки и влез в кабину своего, уже остывшего, трактора.
- Ну, кореша! Ну, земляки! – психовал он, объезжая недовершенный стог и руля в сторону села. – Пили вместе, вместе бы и по домам разъезжаться, а они меня даже в бок не толкнули. Ох и достанется же мне от Татьяны! Хоть домой не появляйся.               

                1997г.