Еврей по имени Евсей
Тайком наведался к Рахили,
Он был молчун и книгочей,
Но женщины его любили.
Семья теснилась за стеной,
Селёдку ела с хлебом чёрным,
Евсею дали выходной
От разных мыслей безотчётных.
Он хлопнул дверью и ушёл,
Лишь слабо вздрогнула мезуза,
Ей стало вдруг нехорошо.
Как от змеиного укуса.
- Грех! Грех! –
Она шептала вслед.
Но ей хозяин не ответил.
Евсею было сорок лет
И вдвое больше – междулетий
Рахиль устроилась в саду,
Питаясь сладкой мушмулою.
Два кресла, столик
И во льду -
Вино обманчиво сухое.
Любились пылко дотемна,
Срывали лёгкие одежды,
И восхищённая луна
На них лила привет свой нежный.
Когда же звёзды, окосев,
Скатились в сумрачные дали,
Еврей по имени Евсей
Домой поплёлся, где страдали.
Ещё похмельный от вина,
Он на упрёки не ответил,
Сказав жене:
- Моя вина.
Но – ша,
Ведь отдыхают дети.
И повалился на диван,
И полетел в мечту на крыльях
В тот дом, где сладко цвёл дурман
На пышных телесах Рахили.
Беззвучно плакала жена.
Лицом и мыслями серея.
И горько думала она:
ВЕЙ З МИР!
Такие мы – евреи!
Всевышний знает наизусть
Всё, что творится нынче с нами,
Плывёт неведомая грусть
Над Галилейскими холмами
Рафаэль-Мендель
Свидетельство о публикации №113091005676