VI. А этой свадьбе было места мало

После рыбалки-то не совсем удачной спровадил кум Василий гостей своих непрошенных побыстрее да куда подальше. Вот и пошли они, сердечные, снова дорогами лесными куда глаза глядят. Оно, конечно, летом не пропадёшь: ягоды там можно пожевать, сыроежки какие, если попадутся. Но это так, червячка заморить. И не заморить даже, а раззадорить. И под оркестровое урчание в животе заподумывали уже герои наши воротиться в сёла родные. И так бы оно вышло, но… Хочешь рассмешить судьбу – расскажи ей о своих планах.
Увидел Ванька Мокрый ягоды на кустах красные да и полез за ними, чтобы тётку-голод усмирить. Думал уже и Колька в ту сторону повернуть, а только вдруг треск раздался – и нету Ваньки. Только что стоял, как живой, а теперь как корова языком слизнула. Зайка уже хотел было стрекача задать, да Сергей Гарынович приструнил, надавил на совесть. Подошли они вдвоём тихонько к тому месту, где провалился в тартарары Мокрый и видят: яма не яма, да только ни Ваньки живого, ни тела его не видно. Пока решали, кто в яму полезет, тут и голос из-под земли:
- Мужики, етить-колотить, я клад нашёл!
После слов таких не только в яму полезешь, в пекло некоторые без страха нырнут. Но всё-таки делали всё с осмотрительностью: брюки да рубашки в одну цепочку посвязывали и к дереву одним концом закрепили, а второй в яму опустили, чтобы, значит, и выбраться полегче можно было, и нашли их быстрее в случае чего.
Оказалось, что Мокрый не в простую яму провалился, а в старый блиндаж, который ещё во время войны немцы оставили. А в нём, в полках, и автоматы в ящиках, промасленные, как блины у хорошей хозяйки, и всякого другого оружия несть числа, а что самое ценное – в целлофановых пакетах, новенькая, с иголочки, форма немецкая. Нашли и зеркало, и бритвенные станки, и порошок зубной, и мыло, и индивидуальные пакеты.
- Вот, немцы, - сказал Ванька, хрустя чем-то съестным шестидесятилетней давности, - умели же делать: до сих пор не пропало ничего, вкусно.
- Ты, браток, пореже в рот мечи, а то вдруг днище вырвет, - поглядывая с завистью на Мокрого, сказал Сергей Гаврилович.
- Ты, Гарыныч, не боись. Это же всё высшего немецкого качества, - отвечал довольный Ванька.- А я вот думаю, не могли немцы закуску и одежду оставить, а выпивку с собой унести. Не такие они люди.
Ну, кто ищет, тот всегда найдёт. Нашли, конечно, наши друзья ящик коньяка. Но без закуски пить – это же алкоголизм, как сказал Сергей Гаврилович. А животы подводило уже так, что никакие сухие пайки спасти не могли. Из всех деликатесов мира сейчас бы подошли щи из кислой капусты да картошка с мясом. А человек – он царь природы, как известно, существо высшего порядка, думающее. И отросток тот, что между плеч произрастает, не только для красоты и для поглощения пищи приспособлен. К тому же Мокрому так немецкая форма к душе пришлась, что ну, никак он с ней расставаться не желал.
Решили идти, куда кривая выведет,  просто так, людей посмотреть и себя показать, да ещё на этом показе мод Второй мировой войны, дефиле, так сказать, и съестными припасами себя обеспечить. Форму одели все, автоматы на шею повесили, Сергей Гаврилович вспомнил даже, что в институте, из которого его за взрыв самогонного аппарата в общежитии с третьего курса попёрли, он немецкий учил. Причём мог не только «шпрехен зи дойч», «русин швайн» и «хенде хох» произносить.
Пока привыкли к новому имиджу, пока шутки шутили, не заметили, как вышли к деревеньке какой-то. Смеркалось. И тут судьба сдала шутникам ещё один козырь на руки: судя по музыке, по крикам «Горько!», по своеобразному шуму в одной избе свадьба шла полным ходом.
Вы даже не представляете себе, что значит сельская свадьба. Это вам не в какой-нибудь «Астории» смотреть на резиновые устрицы, не зная, какой вилкой их из тарелки выколупливать. Это не однообразные конкурсы тамады, когда перекатываются мандарины или, что ещё хуже, яйца из одной штанины в другую, когда гости с нетерпением ждут снятия фаты и чинно, трезвые, разъезжаются по домам.
Сельская свадьба – это фейерверк чувств, эмоций; это новые наряды, которые лежат в шкафу для подобного случая уже не один десяток лет;  это запас разговоров на ближайшие полгода; это добротная пища и достаточно качественное спиртное, да и мало ли хорошего на этаком мероприятии?
Наши герои решили сделать сюрприз, свадебный подарок, чтобы это веселье запомнилось местным жителям надолго. Под звуки лихо гремящей песни «А этой свадьбе было места мало», вспомнив чеканный строевой шаг, вошли в дом трое фашистов. Заикнулась музыка и враз умолкла, умерла песня, затихли люди. Лишь мало что уже соображающий дедок, размахивая рукой, пытался дотянуть фразу, в которой говорилось о том, что и «неба было мало, и земли». 
- Хенде хох, русиш швайн, - всё свои познания в немецком языке Мокрый обнаружил сразу. – Я есть немецкий официрен, я есть переводить, что вам выходить.
Свадьбу под дулами автоматов вывели во двор. Пока Мокрый в доме пытал хозяйку: «Матка, млеко, курка, яйка» и собирал припасы со стола, Сергей Гаврилович и Колька Зайка молча ходили у строя сельчан. Ванька быстро справился с тем, что запасы провианта и «молочка из-под бешеной коровки» - спиртного были уложены в мешок, и молодцевато выпрыгнул во двор по ступенькам.  А затем Сергей Гаврилович по предложениям вспоминал немецкий язык (преимущественно рассказывал по-немецки о своей семье и Германии), а Мокрый «переводил». Как говаривала Фаина Гергиевна Раневская, мысль неглубокая была понятна. Немцы поздравляли молодожён с этим замечательным днём, но очень сердились на то, почему на свадьбу пригласили коммунистов. И хотя время, когда этим званием гордились, давно уже кануло не только в Лету, а и пошло по одному очень известному не только в России адресу, но ведь прошлое не надпись на школьной доске: тряпкой не сотрёшь. И тоскливо глядели сейчас на почти осеннее небо те, которые ещё лет тридцать тому назад выкатывали бочкой грудь, на которой красовался красный значок. Правда, таких было немного, но… немцы сердились. Всего три шага из шеренги нужно было сделать коммунистам, но никто из пятерых «счастливцев» не решался. А пока происходила эта тягостная процедура, бежал уже к районному отделению милиции лихой герой, который под общий шумок спрятался под столом, а потом выскочил в окно.
Коммунисты не сдаются – эта истина известна давно, но ведь предателей никто не отменял. Да и не то, чтобы предателей, просто так иногда сходятся звёзды, что просто, ну, хочется выдать какой-нибудь секретик. Согласитесь, читатель, что это присуще каждому мыслящему говорящему существу. Не так-то просто удержать на языке то, о чём ты осведомлён, а остальные пока не знают.
Именно такое желание поделиться имеющимися у него сведениями и ударило в голову деду Федосею. На очередной настойчивый вопрос хлебнувшего уже самогонки, а потому весёлого переводчика выскочил дедок из шеренги гостей, да и побежал вдоль строя, показывая пальцем: «Это коммунист, это коммунист, это коммунист...». 
Люди, облечённые мундиром и властью, приехали после того, как Ванька Мокрый, как когда-то помещик махровый, претендующий на право первой брачной ночи, пытался поцеловать стоящую столбом невесту. Скрутили фашистов довольно быстро, причём и деда-предателя тоже в участок повезли. Отпустили всю команду гостей непрошеных только после того, как они бункер в лесу указали. А, отпуская на родину, предупредили, что будет возбуждено уголовное дело, причём фашистам грозит по два года условно, а вот деду, который продал коммунистов, скорее всего, припаяют срок шесть лет за измену родине.