Любовь

Утро, под веками красно.
От кончиков пальцев к сердцу радость:
солнце моё, любимый мой, здравствуй!
Целуй скорее, подставлю плечи,
чтобы ожогом солнца,
губ твоих следом
могла любоваться до следующей встречи.
Сильнее — плечи хрупкие,
сильнее — бедра гладкие,
больно мне сделай! Ах, сладко!

Прислушиваюсь не дыша:
откуда беспокойство и тоска,
как будто из меня ушла душа.
Пока ещё лечу. Земля внизу.
Мне уходить?— Да.
РукИ не поднять.
И губ не разжать. Ползу.
В груди — дыра.
Надломленной и длинной кистью
сжимаю дымные края,
и между пальцев с тихим свистом
уходит быстро жизнь моя.
Не так!
Мамочка, мама, какая мука:
голову к коленям, скуля и качаясь,
полуживой окровавленной сукой
больно мне, больно, кончаюсь.


Ноги мои не должны дрожать,
ступенями сводит мышцы,
самое главное, спину держать —
стать бы мне камешком
белым владимирским!

Но надо идти.
Ты любишь ли.
Такой длинный день —
впереди.
Какая я была праведная,
какая я была правильная,
не знала я
что встретишь любовь —
не откупишься малым,
не вспыхнет радугой,
дождиком шалым.

Ты захлебнёшься
большим обвалом,
прерванным вздохом,
сильным ударом,
и при любой погоде
скрутит красным накалом
желанья пожаром
внизу живота и меж бедер.

Ты думаешь легко быть колокольцем
веселым и волшебным,
когда каждая мысль колется,
и каждый вдох как последний?
В пытке вырванным
языком колокольным
о ребер рытвины
сердце колотится. Больно.

Ах, какая я была праведная,
ах, какая была правильная.
Но, снявши голову, по волосам не плачут,
всё сняв с себя, как паутину с кожи,
содрав как корку апельсина
едким плевком в ладони
о чистоте не плачут тоже.

Но, почему ты не сошел с ума, как я,
сведу с ума, скручу, опутаю,
ребенка рожу, беспутная,
буду хлебом на каждый день,
солнечным светом, целующим тень,
тайным, сладким, любимым,
самым необходимым.

Я успокоюсь. Успокоюсь. Я остыну.
Увижу себя — матерью, тебя — сыном.
Всё будет спокойно, будем прощаться,
тихо жить, иногда встречаться,
любить друг друга и ласково спорить,
что лучше — сильный журавль,
распятый небом или
остывшая в руке синица.
Я буду сходить с ума от боли —
тебя не видеть,
бессилья и невозможности  —
в тебе отразиться.
Я буду каждую ночь думать.
Ты будешь мне каждый день — сниться.

Я больше не хватаюсь за тебя и не ловлю.
И мне не важно, любишь ты или не любишь,
ведь главное, что я тебя люблю.

В доме, где ветер живёт,
занавески, из окон вырванные,
машут белыми крыльями.
Сердце тебе протягивая,
из рук — выроню.
Прощайте, мои стихи.
Я с наслажденьем себя ломаю.
Я отпускаю все строчки — летите.
Я отпускаю. Я отпускаю.

Я упаду в начало сна,
подхваченная зыбкой пеленою,
где шевелится, как во тьме ребёнок,
прозрачная и слабая строка,
что улетит, ненайденная мною.
Я упаду в начало сна:
Там смерти нет, а жизнь условна.
Я буду возникать и повторяться как весна,
всплывать в тебе внезапно, остро и любовно.
17. 04.1988—18. 06.1988