поездка в горы Памира

Поездка в горы Памира
Поэма-фантазия
   
Не помню точно - давно это было.
Но если помню – значит не забылось.

В рубашке белой, помнится мне,
Я джипе за рулем сидел, как на коне.
Красотами
        - высотами вокруг все любовался
И вдруг от счастья рассмеялся!
В айфон «ура» проговорил
И кепку набок заломил.
Ворота жизни вроде отворил,
Присвистнув, тучу пыли зацепил,
За джипом туча понеслась,
Не догнала нас, улеглась...
Булыги по дороге, впереди туманы,
И скалы по бокам стоят, как истуканы.
И облака в голубизне отарами плывут,
Орлы ж за ними свой дозор ведут.

Не видно ни души. И тонет в солнце день,
И ветру сонному траву тревожить лень.
Тюльпаны, маки по бокам стоят
Сплошным ковром, как яркий цветопад.
Напоминает все, что жизнь коротка,
Как у прекрасного, но бренного цветка.
Блестит родник, а дальше ручеек –
А дальше к речке серебром пролег.
Высоко в небе самолет летит
И колокольчик над травой звенит.
Неумолчно вокруг жуки жужжат,
Цикады молоточками стучат...
Затейлив гордый горный серпантин,
Затейливей, чем тыща паутин
Среди памирских высочайших гор.
А рядом бездна...и простор, простор...
Вот так вокруг прекрасно и опасно.
Но чуешь – жизнь проходит не напрасно!   

Джип на подъемах воет и ревет.
Но неуклонно движется вперед.
Дорога ж убегает вниз, назад.   
А скалы будто сходятся, манят. 
Горячий лучик на стекле играет,
А снег над головой блистает  и не тает. 
К сиденью и рулю как будто бы прикован,
Я руки вытянул, пространством очарован.
Быстрее сердце бьется, мысль бежит...
Что значат горный воздух, горный вид!
Невесела ты ныне, города среда.
Машин снующих всюду чехарда.
Не радует архитектура взгляд:
Кругом стандарт, кругом один стандарт.
И люди замкнуты, раздражены,
Спешат куда-то, все в себя погружены,
Глаза не поднимая к небесам.
Я это знаю: я оттуда сам.    

Упрямо движется машина,
Хрустит под шинами песок;
Вздохнет и стихнет ветерок;
Над головою блеск и нега.
Воздушный продолжая бег,
Там облака плывут, где снег.
Жара. Перед глазами
Мелькают камни-валуны.
Ум занят прежними годами.
Как будто погружен в мечты.

И я вздохнул. Воображенье
На память детство привело:
В уютной комнатке светло,
Я, как обычно, занят чтеньем:
Здесь приключеньям предпочтенье.
За дверю шум: друзья мои
Гоняют мяч тряпичный споро. 
Мне хорошо слышны их споры,
Мальчишьи яростные вопли.
А двор сиянием затоплен;
Листвы там лепет, трепетанье
Цветочных лепестков. И пчел жужжанье
И голоса друзей звучат:
Иди же в сад, во двор – кричат!

Вот в школу я уже отправлен.
Уже заправский ученик,
Пестрит оценками дневник,
Кружок товарищей составлен.
День ясный. В классе тишина.
Вопрос учителем поставлен;
И я удачно отвечаю.
Восторгом грудь моя полна...
И вдруг наставник замечает:
Акцент заметный  есть у вас!
И весело хохочет класс...

И дома обстановка мне знакома.
Мои родные ведь не торгаши!
(Как будто торгаши нехороши.)
Мои родители – интеллигенты,
И нет родней родительского дома. 

Акцент? Все дело в том, что мы – евреи.
И Б-га, предков почитаем мы сильнее.
Ремесленники лучшие, купцы 
Не строили себе богатые дворцы,
Трудились, медные гроши копили,   
Мечтали, чтоб потомки лучше жили... 
Но все на ветер «красные» пустили.
Народу лишь прибавили забот, 
А нам, евреям, горестных невзгод...         

...Вот за крутым ближайшим поворотом
Мы подъезжаем к стареньким воротам.
Затеряна в горах, лачуга здесь стоит,   
Но вас гостеприимством удивит.
Заставлена высокими скирдами,
Подперта изгородь
          склоненными столбами.
У стога прилегли усталые овечки...
И все застыло, будто бы навечно.
На самом деле всюду жизнь полна... 

Нас ароматов свежая волна - 
Цветов и трав у входа здесь встречает, 
Душа же будто приключений чает...
Я джип к крылечку лихо подкатил

И, как с коня, с подножки соскочил.
К ногам собака с лаем подбежала,
Обнюхав, видно, за своих признала.
Потом, хвостом виляя, отошла
И у крыльца спокойно прилегла.

Хозяина мы во дворе застали,
Приветствия взаимно прозвучали,
Он свой чапан поспешно надевал
И в спешке в рукава не попадал.
Несмело к нам горяночка-жена
К нам подошла, как тополек стройна,
В поклоне молча вежливом склонилась.
«Ты с дастарханом бы распорядилась,
Райхон, - велел ей муж, насупив бровь. –
Да дорогим гостям умыться приготовь».
Райхон меня, ей незнакомого, смутилась, 
Но искоса успела кинуть взгляд, 
Чему, признаюсь, был я очень рад... 
И в хижину поспешно удалилась.   

Анвар геологом-смотрителем здесь был,   
А друг, хоть небольшой,
                - над ним начальник.
«Идем-ка, наш отшельник и молчальник, -

Промолвил «шеф». – Что нынче накопил?»   
В амбаре образцы мы обошли,
Немало интересного нашли.
Друг похвалил молчальника Анвара:   
«Да, видно, потрудился ты недаром.    
Насколько же наш труд сегодня важен,
Теперь лаборатория покажет»...   

... Меж тем, уже прохладою дыша,
Полнеба будто бы в огне держа,
Закат зажегся.
                Да, подъем не зря был крут:
Какие звезды ночью будут тут!..

За ужином, за водочкой и пловом, 
Веселым перекидиваясь словом,
Мы с другом и Райхон сумели рассмешить, 
В чем я явил особенную прыть:
Мне показалось (хоть и рядом муж),   
Что я красавице Райхон не чужд...
Она то на минутку появлялась, 
То вновь за занавескою скрывалась.
И всякий раз я был смущен и рад
Ловить из-под ресниц ее лукавый взгляд.

А время будто бы остановилось

Или, напротив, очень изменилось... 
Эхе-хе-хе, горяночка Райхон!
Ты или явь, или глубокий сон? 

Во тьме ночной слилися близь и даль,
Вневременная на душе печаль. 
Мне часто вспоминается отец,
Он на войне нашел безвременный конец.
Трех сыновей, нас воспитала мать.   
Не устаю ее я тоже вспоминать...

А я?..
А я строителем, ученым стал
И даже в академики попал.
Надели тогу, выдали диплом...
А сколько сделано и до, да и потом!
Изобретений и исследований ряд,
Сооружения мои там до сих пор стоят.
Таким порядком шел и шел вперед.
Но новый вдруг для нас настал Исход.
Расстался с краем, где родился, жил,

Где людям я, а не властям служил...
Теперь в Америке я очутился
И в живопись, поэзию пустился.
Но сильно забегаю я вперед...
Который нынче век, который год?..

А друг мой часто чарку выпивает
И с ней свои заботы забывает.
И я с ним выпиваю заодно,
Но мне забыть печали не дано.

Свой век я пропахал, но не богат.
Есть, что поесть и что надеть
                – тому и рад.
Но а душой разбогател стократ - 
До эмиграции был «тайный эмигрант»...
Все, что имел, теперь я людям раздаю.
Но и сейчас, без похвальбы и чванства,
Свое храню я «личное пространство».   
Там все сполна отдали государству,
Оставив для себя свободы царство...

... А час уже наверно очень поздний,
Давно зажглись на небосводе звезды.
Анвар нам на айване постелил
И доброй ночи пожелать не позабыл.
Та ночь - волшебной выдалась она.
Я пребывал на грани бдения и сна.
С небес как будто голос исходил,
Он что-то напевал, к себе манил...      

С местами этими я от рожденья связан,
Красотам этим многим я обязан.
Высоты эти душу мне пронзили, 
Художника во мне, поэта зародили,   
И если до сих пор моя не смолкла лира, -
Тому причина ты – о, Крыша мира!..   

Не глас уже звучит,
                а целый звездный хор...
И вдруг... Райхон передо мной,    
потупив взор.
Я к ней невольно, грешный, потянулся...
А ночь ушла. Рассвет блеснул.
                И я  проснулся...

Вот так. Как будто скромный ваш поэт
У Лермонтова взял лирический сюжет. 
Уехал я. Памир остался.
Вот так я с родиной прощался.