О встрече с учителем

В прошлом году ушел из жизни мой учитель, фронтовик, кубанский поэт Арчаков Василий  Прокофьевич. Перед самой его смертью, мне довелось с ним встретиться у него дома, будто сама судьба, предвидя кончину поэта свела с ним. О впечатлениях этой встречи и в память о Василии Прокофьевиче мое стихитворение.


Предугадать момент, пытаясь, встречи
Стою и жду у стареньких ворот.
Который раз уже приход отмечен,
Звонком нажатым. Грустный поворот.
Заросший палисад густой сиренью,
На доме шифер весь покрылся мхом.
Забыли лет сколь этому строенью,
Зато забор железный со звонком.
Опять звоню, но так и нет ответа,
Уж, было, прочь собрался уходить,
Но вдруг шаги, бурчание при этом:
«Как эту дверь постылу отворить?!»
Вот, наконец, калитка нараспашку,
Передо мной согбенный старичок.
Фланелевая, в клеточку, рубашка,
Потерты брюки, галстук, пиджачок.
В руке его какая-то бумага,
Куда то видно должен был идти.
Чуть вздрогнул неожиданно бедняга,
Меня, увидев, на своем пути.
Мы поздоровались, спросил он: «Кто Вы?»
Я отвечаю: «Лузиков, Сергей»
«Понятно, но принять Вас не готовы,
Да что я говорю, входи, скорей…»
Повел по неухоженной дорожке,
Скрипучему крыльцу, налево в дом,
Все приговаривал: «Еще немножко…
Сюда… Я очень рад… Схожу потом».
Прошли в гостиную, расположились               
На стареньком диване. Все вокруг
Уж обветшало. Просто развалилось
Шкаф и комод, диван и стол не вдруг.
Его восторгу не было предела:
«Смотри-ка, Раечка, к нам гость какой!»
Вошла жена, согнулась, поседела,
А ведь была красива молодой.
Эх, что ж вы, годы, делаете с нами?
Где красота, где молодость, да стать?
Все в прошлом, все ушло с годами,
Такими вновь нам никогда не стать.
Василь Прокофьевич все суетился,
То с боку глянет, обоймет рукой:
«Сережа, милый, ты не изменился,
Как в детстве был и до сих пор такой».
Лет пятьдесят с тех пор уже минуло,
Как был учителем нам и отцом.
Безжалостное время затянуло
Морщинок сеткою его лицо.
Он тут опять внезапно спохватился:
«За свет и газ мне надо заплатить.
Вот книги, почитай,- засуетился,
-Я быстро, тут не далеко ходить».
Поэт ушел, я погрузился в чтенье
И со страниц пахнуло на меня,
Порой военной и стихотворенье
Захватывает, за собой маня.
Огонь и дым я вижу, бомб разрывы,
Кромешный ад, увечья, горе, смерть,
Как наши цепи в боевом порыве
Поднялись из окопов словно смерч.
Как враг дрожит, когда идет пехота
Сплошной лавиной с криками «Ура»
И мессеров ей нестрашна охота
С высот небесных. Грозная пора.
Они сражались, жили и любили,
И не сгибали спин перед бедой.
За Родину врагов нещадно били
И среди них Прокофьич, молодой.
Увлекшись чтеньем, я и не заметил,
Когда учитель вновь пришел домой.
А он сидел восторженен и светел,
И, видно, молча наблюдал за мной.
Макаровна нам стол накрыла к чаю.
Он пригласил: «Пройдем в мой кабинет
Без книг и рукописей я скучаю»
«Ну что ж, пойдем, альтернативы нет».
До хрипоты читал свои стихи я,
Он делал замечания, хвалил.
В поэзии он жил, его стихия,
Увлекся так, что даже торт свалил.
Мы пили чай и спорили, читали,
Вокруг не замечая ничего.
Я вспоминал, как мы детьми мечтали
Во всем похожими быть на него.
Орфографический как мы детектор,
Так увлеченно мастерили с ним.
На педсовете, как его директор
В пример привел учителям другим.
День подошел к концу в одно мгновенье,
Но наступило время знать и честь.
В который раз уж попросил прощенья
Чтоб надоедливым себя не счесть.
И как-то сразу, загрустив немножко,
Да с дрожью в голосе заговорил,
С витиеватым росчерком в обложке,
Свою, на память, книгу подарил.
«Хлеб, розы и шипы» теперь читаю,
Про нашу молодость и про колхоз.
Василь Прокофьевича вспоминаю,
Души частичку с книгой я увез.