Апокалипс

И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли,
   и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими.
   Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека,
   одетого не в брачную одежду, и говорит ему: друг! как ты
   вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал
   царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте
   во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов;
   ибо много званых, а мало избранных. Евангелие
Ты размозжил головы левиафана, отдал его в пищу народу безводному!
   Псалом 73 [74]
Тогда забирает Его дьявол в святой город, и ставит на крыле
   Храма, и говорит Ему: если Ты Сын Бога, брось Сам Себя вниз.
   Евангелие
Храма же я не увидел в нем [в городе], ведь Господь Бог
   Вседержитель Храм его есть, и Агнец. Апокалипсис


На брачный пир собрались люди.
Крестом златым украсив груди,
воссели в зале. Всё село
молвой взыграло весело.

Шумит как море Колизей,
наш пёстротронный Элизей –
все улыбаются, смеются,
пасхальны яйца бьют о блюдца.

Всё позади! Душа воскресла
и облачилась в плоть и кресло
неизреченной красоты! –
в брильянтоносные зады.

От неземной такой награды
простили все врагов засады
при жизни нищей. И теперь,
когда в Аид закрыта дверь,
всех примерила роскошь славы –
пасутся мирно наши павы.

Все ждут Царя. Но трон пустует.
Народ неистово ликует –
и этим счастлив. Суета
толпе милей, чем немота.

Забыло праздничное племя,
надев венцов священных бремя,
зачем созвали сей собор.
Шумит как бор в главе кагор.

Но вдруг тамтама звук несложный,
заупокойный и тревожный –
то Керубини шлёт привет
музыкой мессы страшных бед!

На пир священный словно тать
пришёл Господь. На благодать
Он смотрит хладно, ибо знает,
что сердце каждого вещает.

Умолкли все. Лишь смотрят робко
и думают: ну где же пробка
шампанских сулей? Где река
шипучих вин для шашлыка?

Воскресли мы для игрищ брачных,
а очи Бога очень мрачны –
как призрак бродит Он в толпе,
как злец на воровской тропе.

Что ищет Он? На что внимает?
Почто Свой взор не обращает
на наши чудные тела,
что омовенны добела?

Он словно королевич голый
руками щупает подолы
которых мы не видим здесь?
Ну что за царственная спесь!

Он жемчуг вечный попирает.
Что знает Он – никто не знает!
Наверно пьян сегодня свин
забредший в наш святой овин!

Но Бог молчал, хоть слышал голос
сердечных дум. Как медный полоз
Он пробирался средь кустов
великих Ангельских постов.

Пред Ним сверкали одеянья
от Херувимого сиянья
упавших некогда бесов –
роса Арэсовых лесов.

Кичился люд одеждой Марса,
туникой огненного барса –
разоблачённый Люцифер
стал красотой их райских сфер.

Но странный Бог искал иное
в златом навозе перегноя.
Все говорили: Он – Язон!
А Он нашёл другой виссон.

Отвергнув шкуры колдовские
и яркий блеск Драконьей выи,
явил предвечный Он совет,
не превращая тьму во свет.

Кто был в надеждах на одежды
и украшал себя прилежно –
тот был извержен в новый ад,
где скрежет жемчуговых врат.

Кричали вечные Невесты:
ну разве мы не благовесты,
не продавцы Твоих хламид?
За что Ты сверг Своих Фемид!

Но отвечал им Сын Небесный:
да, вы прекрасны словно весны!
Но вижу Я одно гольё,
а не исподнее бельё.

Я присылал вам Свой виссон,
а вы сказали: это – сон!
Но впрочем, знаю Я Своих,
а вы – от пришлых, от чужих.

Свершился Божий суд во Храме,
разрушен он Его устами –
ведь Бог не вер житейских гипс.
Закрыт навек Апокалипс.