ДИТЯ ОГНЯ
«Вулкан — это окошко,
в которое видно детство Земли»
Василий Песков
Когда Земля во тьме скитаний
В семье небесных мирозданий
Летела дымкой голубой,
Её не смели не заметить,
Не удивиться, не приметить,
Она напомнила собой
Невинную, в расцвете лет
«Девицу, вышедшую в свет».
Фатой висевшие туманы
И голубые океаны,
И синеокие моря
Все в позолоте янтаря,
И горы, дивные, как фрески
В своём алмазном снежном блеске,
Лесов таинственный простор,
Как малахитовый узор, —
Всё величаво, всё на месте;
Земля, подобная невесте,
Ждала лишь принца своего,
Ещё не ведая его.
1.
В глухой пещере
в диких скалах,
Где лава к небу путь искала,
Прорвался из земли огонь
И осветил глухие стены,
Как будто вырвался из плена
Свирепый красногривый конь;
И дым поднялся над скалой
Горячей сизою струёй.
От той скалы зверьё бежало,
Со страхом птица покидала
Насиженное здесь гнездо,
Мышей летучих мириады,
Мышей ползучие отряды
Испуганно умчались, но
Лишь клокотало, клокотало,
Но извержением не стало
Всё то, что быть им суждено.
Тянулись так за годом годы,
И этот скромный дар природы
Один беглец облюбовал…
Его в пещеру тигр загнал;
Из двух смертей он выбрал эту,
Лежал, прощаясь с белым светом,
Но — не набросился огонь!
Зато озябшую ладонь
Согрел пещерный тёплый камень;
В колодце клокотавший пламень
Обогревал и освещал,
И безопасность обещал.
Вот день прошёл;
Грустило племя.
Увы, такое было время:
Кругом свирепые враги,
И посвист матушки-пурги…
Но он явился! И не ранен!
И земляков в пещеру манит.
Они вошли, робея, внутрь,
И перехватывало грудь,
При виде красного колодца…
Но он лишь греет, не дерётся!
С тех пор до рокового дня
Всё грелось племя у огня.
…А дикари — когда, откуда
Явилось этакое чудо? —
Но знали: средь других зверей
Ни грозных бивней, ни когтей
Они, чудные, не имели;
Их здешние давно бы съели,
Но обладали чужаки
Особой ловкостью руки:
Они хватали ею камень
И расправлялись им с врагами
И, поразив издалека,
Валили грозного быка!
Прошли года, сближая время,
К огню привыкло наше племя,
И дети, балуя ладонь,
Бросали кости в тот огонь.
Глядели, радуясь на славу,
Как кость летит в колодец, в лаву
И вспыхнет в красной глубине,
И отразится на стене…
Бесстрашны те, кто всех моложе!
Увы, с годами звери тоже
В пещеру проторили путь
И рвут когтями чью-то грудь…
И, чтоб в тоске не билась мать,
Пещеру стали охранять.
2.
Вход стерегли в тот вечер двое:
Старик и самый юный воин;
И дед, и младший его внук —
Две пары крепких ловких рук.
Глядит и чутко внемлет стража,
А под рукой от силы вражьей
Каменьев острых сотни три…
Но — счёт не знали дикари.
Темнело.
Из-за леса тихо
Взошла ночная мамонтиха:
Голубоглаза и кругла
Она с собою привела
Детей, и чёрная поляна
Покрылась ими;
свет тумана
Им предвещал благую весть,
Поскольку мамонтов — не счесть!
Но вот ещё мелькнуло что-то…
Отметил парень миг полёта,
Но объяснить не смог бы он,
Что скрылось за небесный склон.
Оттуда появилось пламя…
Всего лишь жестом, не словами
Внучёк всё деду объяснил,
Тот выслушал по мере сил
И вниз кивнул: «Туда гляди!
Оттуда нам грозят враги!»
А утром (сторожей не взяли,
Поскольку оба крепко спали)
Ушли охотники в поход,
И к вечеру отряд несёт
Добычу: горного барана —
На шее колотая рана —
И женщину. Ещё жива,
Но тоже в красном голова.
3.
Увы, но чужаков здесь ели.
Такой добычи в самом деле
Ещё не знали дикари:
Она снаружи и внутри
Была неведомо прекрасна;
Беременная, это ясно,
Но до чего же высока,
Какая тонкая рука!
Лицо умыли — словно иней!
…Ещё не знали слов «богиня»;
Чужих племён крадя девиц,
Таких не помнят белых лиц.
Но в этот миг пора настала:
Богиня бедная рожала…
Ребёнок, девочка, жива,
Но мать — увы…
Прошла молва,
Что перед смертью говорила,
В бреду без устали твердила
Неслыханное что-то, но —
Никто не понял всё равно.
Баран был жирным… Потому ли
Богиню скушать не рискнули,
Отдали её в дар Огню,
И он взметнулся!!!
На краю
Дитя рождённое лежало…
С минуту пламя клокотало,
Но — опустилось в ту же печь:
Огонь решил дитя сберечь.
В тот миг, когда судьба решалась,
Дитя глядела и смеялась;
У страшной бездны на краю
Тянулась ручками к Огню.
По счастью (надо же случиться!)
В пещере были роженицы,
Они вскормили, возлюбя,
Дитя Пещерного Огня.
Так при рожденье та девица
Уже сумела отличиться,
Когда же вдвое подросла,
Семье забавою была.
4.
Земле в миг счастья или муки
Уже известны были звуки:
И рёв, и стон, и лай, и визг,
И львиный рык, и мыши писк,
И птичий гомон, а вдали
Протяжный гул самой Земли,
Поскольку из проломов ввысь
Вулканы грозные рвались.
Но мир рождения основ
Ещё не знал разумных слов.
Девица наша подрастала
И, словно птица, щебетала;
Звенел в пещере, как звонок,
Её весёлый голосок.
В два года — этакая рань! —
Она была быстра, как лань,
Все уголки родной пещеры,
Среди своих подружек первой
Она освоила, и вот —
Впервые видит небосвод!
Родившись в мире подземелья,
Его в дни грусти и веселья
Считая главным на Земле,
Она увидела в проёме,
Своей родной пещеры кроме,
Какой-то тонкий луч во мгле,
Какой-то свет…
Пошла к нему,
И взгляд… упёрся в синеву!!!
Взгляд подготовлен к чуду не был;
Ребёнок захлебнулся небом,
Простором матушки-Земли,
Лесами, росшими вдали,
И чем-то жёлтым из-за туч
(То показался солнца луч),
Всем этим ярким и огромным,
Что несравнимо с миром тёмным
Родной пещеры…
— Мир велик!!!
С восторгом прошептал язык
Дав слово ясные, как вздох,
А первым словом было «Бог».
5.
С тех пор она, дитя пещеры,
Проделав к свету путь свой первый,
Уже не мыслила и дня
Без синеокого огня.
Ещё в тот мир ступить не смела,
Но со скалы она глядела
На небо, солнце, облака,
На то, как плещется река,
На то, как вольно птицы вьются,
На то, как по лугам пасутся
Великолепные стада
И как крадётся к ним беда…
Здесь, на скале, на камне лёжа,
Своим звериным глазом тоже
Дитя взирала с высоты
На то, как, спрятавшись в кусты,
Свирепый хищник ждёт добычу;
Со временем его обычай,
Повадки стала понимать,
Да так, что смела предсказать
Когда он бросится… Иначе,
Ждёт или нет его удача?
Ей сотни птиц свистели в ухо,
Но, обладая тонким слухом,
Она услышала вполне,
Как барс крадётся в вышине,
И отшатнулась... Вниз на скалы,
Где только что она лежала,
Зверь пал, промашкой удручён,
Но тут же был камнями он
Повержен: не дремала стража!
Теперь уже специально даже
Сиротку брали к ним в дозор:
Остры и слух её, и взор!
Укрытая звериной шкурой,
Росла дитя, лицом, фигурой
Свою напоминая мать:
Давно сумела обогнать
Своих ровесников
и вскоре
Кормилиц тоже, им на горе,
Поскольку, думали они,
Скорее нападут враги
На ту, что в стае выше всех;
К тому же кудри, как на грех,
У дочки были золотыми,
Глаза и вовсе голубыми…
С подобной внешностью, ей-ей,
Не избежать чужих когтей.
Но нет! Она ещё с пелёнок
Была отчаянный ребёнок:
Дралась с мальчишками на спор
И заступалась за сестёр,
А позже, гибкая, как плеть,
Могла любого одолеть,
Который, на свою беду,
Посмел обидеть сироту.
А, впрочем, был всего один
Суровый, грозный господин
Пещерных жителей, — никто
Не смог бы победить его!
Охотник сильный и отважный,
Он щёку потерял однажды
В свирепой схватке с кабаном,
С тех пор испорченным клыком
Он улыбался всем угрюмо,
А в щёлках глаз такая дума,
Такая злость, что в горле ком
Перед «весёлым» вожаком.
6.
Среди друзей моей сиротки
Был не обидчивый и кроткий
Охранник юный — тот герой,
Кто видел и звёзду ночную,
И женщину ещё живую…
Он в синеокое дитя
Влюбился с первого же дня!
В часы пещерного досуга
Она была его подругой,
И трепетно ночной порой
Он охранял её покой,
И перед сном её тютюшкал,
Умел рукою, как подушкой,
Затылок девичий смягчать…
Короче, был он ей, как мать!
Друзья не раз над ним смеялись
И даже дамы удивлялись,
Но тем, кто любит, нипочём
Всё то, что думают о нём.
А он любил её безмерно!
Быть может, нынче это скверно:
Влюбляться в утренний рассвет,
Когда тебе уж двадцать лет,
Но не судить его молю:
Любил её — как дочь свою!
К тому же, дикий был народ,
Никто не знал тогда свой год.
7.
Пришла весна. Из той пещеры
Сиротка сделала свой первый,
Свой робкий шаг в простор живой,
Что расстилался под скалой.
Здесь, на раскинутой поляне,
В весенней неге и дурмане
Паслось их стадо. Тут и там
Самцы сидели по краям
И мудрый вождь на косогоре,
А в середине, на просторе
Мамаши вместе с детворой
Траву щипали под горой.
Душа ждала такого часа!
Всю зиму ели только мясо,
И вот теперь, оголодав,
Набросились на свежесть трав,
Жевали зелень, наслаждаясь,
И про запас сберечь пытаясь;
В ладонь сиротка набрала
И — закопала до тепла…
Что подсказало ей? Кто знает?
Она сама не понимает;
Но шли дожди, делянка та
Заколосилась… Вместо ста
Их стала тысяча — колосьев,
Их сорвала она под осень
И в дом, в пещеру отнесла…
Природа щедрою была
В тот год… Добычи было много,
Её сложили у порога…
И блеет козочка одна —
Ещё, несчастная, жива!
Охотник камень взял…
— Не надо! —
Вскричала нежная Паллада;
Добычу он отдал, смеясь…
Она всецело отдалась
Своей забаве… Летом снова
Была та козочка здорова,
И сена вдоволь у неё,
И есть приплод… Её житьё
В пещере, право же, не хуже
И безопасней, чем снаружи…
В дни счастья сиротки моей
Гроза нависла уж над ней.
8.
Вожак. Он есть везде, где стая;
Ему, отнюдь не выбирая,
Все подчиняются за то,
Что одолел он в драке, что
Удачлив был в большой охоте,
Что на протяжной грозной ноте
Звучит его подлунный рык,
Что к обожанью он привык…
Но глаз хозяйский — днём и ночью!
Вот и сегодня, между прочим,
Хранит пещеру молодёжь.
Ленива, что с неё возьмёшь?
Вожак ночной дозор проверил,
Не забрались в пещеру звери,
Но для острастки рыкнул зло,
Вернулся…
Ночь была. Спало
Вокруг огня большое племя —
Его же собственное семя,
Поскольку дети все его,
Чужая, только и всего, —
Сиротка… Девочка лежала
На шкуре горного марала —
Стройна, невинна и мила,
Рыжеволосою была
И улыбалась… Что-то снилось…
Быть может, мать во сне явилась?
Огонь на стенах отражался,
Огонь бурлил и колебался,
Как будто бы злодейство он
Задумал с памятных времён,
Но лишь теперь пора настала…
Вот шкуру древнего марала
Вожак поднял… И похоть в нём
Взревела яростным огнём…
Огонь взревел на дне пещеры,
И грянул гром, и запах серы
До них донёсся из костра…
…Девица вырвалась из плена,
И понесли родные стены
Её с знакомого двора…
В ту ночь спаслись всего лишь трое:
Она и тех дозорных двое,
Что охраняли племя сон.
Всем остальным
стал вечным он!
Огонь, служивший им исправно,
Вдруг взбунтовался и подавно:
Бурлил подземный океан,
Наружу выбросив вулкан!
9.
Лишь чудом вырвавшись наружу,
Друзья умчались в ночь и стужу;
Они бежали от огня,
Который, искрами звеня,
Шипя, как змеи, извивался
И беглецов догнать пытался…
Но сирота, помчавшись ввысь,
Была проворна, словно рысь…
Лишь трое выбрались живыми:
Два сторожа и вместе с ними
Совсем девчонка, сирота;
Но — не вчерашняя, не та…
Она в ту ночь переменилась,
И что-то новое явилось,
Ещё непознанное, в ней...
Тот, кто её тютюшкал с детства,
И друг его —
вот всё наследство,
Что ей осталось с прежних дней.
Она вела их выше, в горы,
Как будто знала, что искать,
И вновь подземные просторы
Им стали милыми, как мать.
… Вокруг пожар, вокруг гремело,
Валились сосны то и дело,
Но ей ли, Дочери Огня,
Бояться этакого дня?
Она внесла в жилище ветку
С огнём горящим, к ней соседку
Товарищ присоединил…
Костёр взметнулся — и ожил!
Теперь, как память прежних дней,
Горел огонь в семье друзей;
С ним было жарко и светло
И жили, всем смертям назло!
Однажды внутрь медведь забрался,
Увидев пламя, растерялся…
А камня рядом нет, хоть плачь!
Но друг её, большой силач,
Прямую ветвь из пламя вынул…
Второй ударил прямо в спину…
Медведь поднялся и взревел,
Но вновь удар!.. И хищник сел…
Так в отдалённый грозный век
Копьё придумал человек.
10.
Чем меньше знаний — ярче слухи.
Мстят за покойных злые духи! —
Об этом знали дикари
И всякий раз, придя с охоты,
В костёр для них бросали что-то…
Но вот однажды до зари
Подняться сторож был не в силах —
Иль злые духи усыпили,
Иначе потрудился враг,
Но их костёр золой покрылся,
Дымок над ним уже не вился…
Остыл,
остыл очаг!
Над ним все трое колдовали,
Молились, бились, раздували,
Но беспощаден дух Огня
К тем, кто его не почитает,
Кто легковерно забывает,
Что Солнцу —
он один родня!
Ещё зима была, и двое,
Её дыханье чуя злое
Упали духом: без тепла
Как до весны дожить в пещере?..
Лишь Дочь Огня, в удачу веря,
Сухие щепки принесла
И снова, чтоб согреть друг друга,
Их трёт и трёт, водя по кругу,
И показался вдруг дымок…
Друзья усилья подхватили,
Раздули, чудо сотворили,
И — вспыхнул робкий огонёк!!!
Земля в ту пору созидалась,
Костром вулканов согревалась,
Горел от молний лес густой,
Но первый раз на всей планете
Её испуганные дети
Зажгли огонь
своей рукой!
Пришла весна, цвели мимозы,
И снова появились козы
В жилище наших беглецов,
И семена, и зёрна хлеба…
Ещё никто на свете не был
Мудрее наших мудрецов:
Ещё никто средь этих скал
Природу не преумножал!
11.
Мне сложно говорить, не скрою,
Но вот осеннею порою
Не гибкой стала сирота,
Взялась в фигуре полнота
И что-то нежное проснулось —
То жизнь в ней новая толкнулась,
Напомнил о себе вожак…
И вот, добавив дров в очаг,
Без повитухи, как могла
Она ребёнка родила.
Потом друзья пришли с охоты
И каждый радостное что-то
Взревел, комочек рассмотрев;
То к первой из подлунных дев
Явились крёстные в тот вечер;
Дрова пылали, словно свечи,
В вершине синий луч горел —
То Бог с улыбкою смотрел.
А жизнь своею чередою
Бежит, как строчка за строкою:
Мужчины с копьями с утра
Шли на охоту, а сестра
Очаг немеркнущий хранила,
Кормила коз и дочь растила,
И собирала урожай…
И хорошела — через край!
Никто уж бедною сиротку
И тонконогую молодку
В ней не узнал бы… Подросла
Похорошела, расцвела
В свою пятнадцатую зиму;
Была обеими любима,
Но предпочла того из двух,
Кто первым радовал ей слух,
Когда дитём её баюкал
Необъяснимым странным звуком…
К нему она во мраке ночи
Пришла… Горели ярко очи,
Коснулись губы… Шкура льва
К ногам упала… И слова
Рождались нежные во мраке,
Зимою распустились маки,
Ведь на Земле не соловьи —
Шептались люди о любви!
А летом вновь явилось чудо;
Оно свершается, покуда
Живёт Земля: от матерей,
На свет рождающих детей.
У нашей Евы — сразу двое!
Потом ещё один весною,
Потом ещё… Любимый кров
Звенел от детских голосов!
12.
У дикарей есть свой обычай:
Охотники, придя с добычей,
Её вручают вожаку.
Так было в прежней их пещере…
Теперь, добыв лесного зверя,
Несли его не мужику,
А даме…
Даме!
Вот что важно!
Семью охотников отважных
Впервые на Земле вела
Та, кто рабынею была —
Всегда забитой и бесправной…
Вела жена,
средь равных равной
Отныне ставшая в семье!
Но Рай не мыслим на Земле,
Пока есть кто-то обделённый;
Страдал, страдал Второй влюблённый!
Да как же было не любить,
Не видеть, не боготворить
Венеры женственный расцвет
В её неполных двадцать лет?!
Он стал воинственен и мрачен,
Шальными думами охвачен,
Но в мире, где встаёт заря,
Кто знает думы дикаря?
Однажды, занятый охотой,
Он пренебрёг своей работой:
Увидел в дымке голубой
Черты красавицы иной
И бросился туда, несчастный…
В чужом краю конец ужасный
Мог ждать его,
Но, пав, как гром,
Он вожака сразил копьём
И — покорил чужое племя!
Безжалостное было время:
Второй вожак в конце концов
Прогнал из стаи всех юнцов,
Обрекши их на страх и горе;
Они пропали бы одни,
Но героиня наша вскоре
Их пожалела, и они
Вошли в её большую стаю…
Уже и дети подрастают,
А мать, как прежде, всё рожает
И, право, хорошеет вновь…
Неисчерпаема любовь!
Великолепная, как фея,
Над всей семьёй, как чайка, рея,
Всё ищет новые пути,
Чтоб пропитание найти.
13.
Зовёт река моею Ундину…
И вот уж первую корзину
Из камышей сплела она
И опустила тихо в воду…
Безмолвьем обманув природу,
Достала рыбы полведра!
Так научились даже дети
Плести корзины, вёрши, сети,
И появились рыбаки
На берегу земной реки,
А позже озера и моря…
С годами женщина, не споря,
Мужчине молча отдала
Престиж и бредня, и весла…
Сиротка вскрикнула от боли:
Игла от рыбы остро колет!
Но — может пользу принести,
Коль жилу тонкую сплести
И пропустить сквозь мех звериный…
Так на Земле рукой Ундины
Явилась первая игла;
Из жил звериных нить легла,
Явились первый в мире шнур,
Накидка из звериных шкур,
Для молока бурдюк из кожи
И для младенца люлька тоже…
14.
А малышей уж полон дом!
Вожак, не ведая о том,
Любила мужа всей душою!
С любовью утренней порою
Его разросшийся отряд
Юнцов и собственных ребят
Благословляла на охоту,
С любовью делала работу:
Пока в пещере мужа нет,
Она готовила обед,
Кормила коз, копьё точила,
Растила хлеб, накидки шила
И всё ждала, ждала его, —
Родного мужа своего!
…Как долго нет! Случилось что то?!..
И вот идут домой с охоты
Любимые богатыри:
И сыновья — теперь их три —
И те «юнцы» — их тоже трое…
Несут добычу…
Что ж такое?
— Отец то где? Зачем отстал?
Иль тяжела его добыча?
Неужто он забыл обычай:
Кто задержался, тот пропал?!..
Ну что молчите? Ей же ей:
Немало к вечеру зверей!
Нередко было в самом деле,
Когда медведь, и тигр, и лев
Отставшего нещадно ели,
Нечестно, в спину, одолев…
Они молчали виновато…
В те дни дикарь, теряя брата,
Не знал понятия «слеза»,
Свирепым был и толстокожим,
Но жалость к павшим знал он тоже
И с горя отводил глаза…
Ещё безгласным было тело,
И объяснять, как было дело,
Пришлось им долго…
Муж её
Без промаха метнул копьё,
Но случай разошёлся с целью:
Олень упал на дно ущелья!..
И отговаривали, но
Отец полез за ним на дно…
Дух Гор проснулся, и с вершины
Помчались снежные лавины!
Погребены теперь навек
Олень, копьё и человек…
15.
Она вдова?!!..
Хотелось биться,
Как разъярённая тигрица,
Хотелось выть, как снежный барс,
Который утром, как обычно,
Покинул ложе за добычей,
Принёс… а детище не спас!
Хотелось многого…
И прежде
Покорностью и злобой между
Она б не стала выбирать…
А нынче? Нынче по-иному:
Хозяйка собственному дому,
Она вожак,
она и мать!
И горько плакала ночами,
Поскольку ей ещё, меж нами,
Покуда нет и тридцати,
Ещё рожать ей и цвести!
Глазами жадными ещё
«Юнцы» глядели на неё…
И как-то раз они схватились!
Как два оленя, грозно бились,
На белый снег стекала кровь,
Ведь бились насмерть — за любовь!
И вот не выдержал один
И отступил…
— Мой господин! —
Вдова умыло кровь другому
И повела героя к дому…
А ночью, в час, когда все спят
И только любящим не спится,
Она, как зрелая волчица,
Готова вновь рожать волчат.
16.
Итак, семейство разрасталось.
…Однажды разорить пыталось
Чужое племя их очаг,
Враги, напавшие коварно,
Сражались грубо, но бездарно,
И был повержен грозный враг,
Поскольку новое, иное
Сын изобрёл оружье злое:
Тяжёл, проворен и остёр
Был первый каменный топор!
Добычей стали —
вождь пленённый
И дочери его, и жёны…
Теперь, по нравам той поры,
Они должны попасть в костры…
Но пленный не просил пощады
И отличался гордым взглядом,
И дочери, отцу под стать,
Умели так себя подать,
Что Мать, взглянув на сыновей,
Смягчила нравы прежних дней.
…В ту ночь не смел и саблезубый
Суровый тигр пройти окрест:
В честь новых молодых невест
В пещере бил великий бубен,
Горел огонь, три рослых сына
Сидели рядом, а ундина —
Их мать, поднявшись во весь рост,
Хвалебный говорила тост.
Её с младенчества манили
Те звуки, что произносили
Легко и просто птицы, но —
Им, дикарям, не суждено!
Она пернатым подражала,
Свистела, пела, щебетала,
И в почках звуков, как листва,
Рождались первые слова.
Она их слышала, быть может,
От матери, в утробе лёжа,
И разговаривал отец
С любимым первенцем…
В полёте
К своей родительской работе
Не относился как юнец
Межзвёздный этот пилигрим…
Дочь словом нянчила младенцев;
Как соловьиные коленца,
Они запоминались им,
И вот теперь всё племя тоже
За нею вслед уже не может
Без слов — и ласковых, и злых,
И сладкозвучных, и — любых.
— Дал Бог, — сказала Мать пещеры, —
Нам победить! — уже не в первый
И, верю, не в последний раз.
Хвала храбрейшим! Им в награду
Отдать красавиц этих рада.
Душою счастлива за вас —
И за себя…
Сегодня ложе
Я разделю с достойным тоже
Великим воином! — она,
Чудесной грации полна,
На пленника стрельнула взором.
Прости, читатель: в эту пору
Прямее нравы были. Ей
Он приглянулся — побеждённый,
Но гордый, смелый и влюблённый,
Поскольку женщин рядом с ней
На всёй планете не бывало
Изящней, выше… Не видала
Сама Земля, спускаясь в ночь…
(Вот разве ж подрастает дочь?..).
Опять на пастбище небесном
От белых мамонтёнком тесно:
То вышли звёзды и Луна,
В дубраве хищники ревели,
На пламя бабочки летели,
И нежно молвила она
Во тьме ночной:
— Люблю, мой милый!
От этих дней и до могилы
Лишь ты мне дорог, ясный свет!
…И что-то нежное — в ответ.
17.
Любовь.
От века и до века
Сопровождают человека
Не только голод или страх,
Но заложила в нас природа
И жажду к продолженью рода.
Она освящена в веках,
Она прославленна Богами!
Они и сами, между нами,
Любили страстно, и подчас
Не только равных меж собою;
Не потому ли и Герои
Порой рождаются средь нас?
Любовь меж юными священна,
Естественна, благословенна,
Она, бесспорно, дар небес!
Но рок судьбы висит над нами,
И вот супруг сражен врагами
Или иначе губит бес,
Но всё сменилось в одночасье —
И солнце, и любовь, и счастье —
Всё помрачнело вдруг;
Всё стало чёрным и ненастным,
Всё бесполезным и напрасным,
Когда уходит друг.
Прошла любовь! — она решает
И в одиночестве рыдает,
Но почему то Бог
Ещё тебя не взял к супругу,
Ещё не срок вступить друг другу
В последний свой чертог?!
Всё, что внушила ей природа, —
Та жажда к продолженью рода
Не вся в душе погребена,
И вот уж вновь в душе ундины
При виде статного мужчины
Вдруг пробуждается весна!
Любовь вдовы — не просто чувство,
Она великое искусство
Меж прежней страстью и иной,
Она бурлит и выбирает
И, ослеплённая, решает
В пользу сегодняшней, живой.
Здесь всё на грани «то и это»,
Здесь память розового цвета,
Поскольку к юности она,
Весёлая, обращена,
Здесь день сегодняшний и весел,
И голосами внуков тесен,
Но где-то там, вдали, вдали
Былая память о любви…
18.
Вокруг пещеры, даль за далью,
Немало тропок протоптали
Охотники… Коль топоры
И копья на плечах широких,
То может быть весьма далёким
Твой путь с ущелья до горы
И дальше, дальше…
Вот однажды
Забрался наш отряд отважный
В такую даль, где не бывал.
Увидел под горой — долину
И не обычную картину:
Ни слон, ни мамонт там лежал,
А что-то несравнимо шире…
(Ещё не знали в этом мире
Слов, означавших высоту
И глубину, и долготы)…
— Скала?!
— Нет, матушка, не это.
Оно такого точно цвета,
Как небо… Видится насквозь! —
Сказать разведке удалось. —
А твёрдость этого такая —
Топор звенит, не пробивая!
Внутри всё серое, в пыли…
Что? — разглядеть мы не смогли.
Молчит, молчит моя ундина:
Причём здесь дальняя долина?
Иль мало в мире тайн иных?..
Но отчего-то замирает
И сладко-сладко сердце тает
При первой вести о своих!
О тайнах дикари не знали.
На пальцах няньки рассказали
В далёком детстве ей о том,
Что сирота она, что к дому
Мать принесли её к чужому,
Отец был тоже чужаком…
Потом от мужа услыхала,
Как что-то звёздное упало
Пред тем, как мать её нашли…
Соединивши воедино,
Решила юная ундина,
Что род её —
с другой Земли! —
Той, на которой правят боги…
Они придирчивы и строги,
И часто прилетают к нам
На звёздах, падающих с неба…
Отец, пожалуй, богом не был,
Но близок, близок был к богам,
Коль прилетел он с ними вместе…
Быть может, стал он жертвой мести?
Кому-то там не угодил,
Когда звезда его разбилась…
Ей с детства часто это снилось
И прежний дом её манил.
Об этом думалось нередко:
Какой была пещера предков?
Какими мать её, отец,
Какими сёстры или братья?..
Чем заслужил богов проклятья
Посланник неба, наконец?..
Поверить в это очень трудно,
Но ей во сне приснилось судно,
Которое летит в ночи
По тёмнозвёздной глади неба,
Что где-то там ждут бабка с дедом,
Невестки, дядьки-силачи…
Что подсказать могло дикарке
Сон удивительный и яркий?..
А, впрочем, звёзды над Зёмлёй
Во все века близки казались,
В горах они вот-вот касались
Вершины над твоей скалой;
Днём дикари не раз видали,
Как где-то там орлы летали,
А если так, и Дух небес
Мог прилететь с вершин средь ночи…
Так или нет, но, между прочим,
Не с неба ли явился бес?
И эта мысль её смущала,
Но чаще душу согревала
Та дума, что не далеки
Её Звезда, её пещера,
Вела немеркнущая вера,
Что родичи её — близки!
19.
Они всегда бывали метки —
Известия её разведки,
По ним она сверяла путь:
Не ожидать ли нападенья?
Иль стад могучих приближенья
Не проще ль будет повернуть
В иную сторону от поля?..
Во всём её стальная воля,
И мудрый дружеский совет.
Но здесь — не будет ли промашки?
И внуки-правнуки, бедняжки,
Не ошибутся, нет?..
Уже давно царил в пещере
Один закон: в Хозяйку веря,
Ей подчинялись, не ворча.
Она на деле доказала,
Как верно всё, чтоб ни сказала,
Чтоб ни решили сообща.
Уж много лет огонь в пещере
Не гаснет, не тревожат звери,
Всё больше ярких сытных дней,
Всё шире поле под горою,
Улов, даваемый рекою, —
Всё славно, связанное с ней!
А потому, когда сказала:
— Сидеть на месте я устала!,
Отныне будет дочь мою
В пещере править без меня! —
Никто ей не посмел перечить,
И, вскинувши копьё на плечи,
Она с разведкою ушла
Туда, в Долину…
Привела
Дорога дальняя в чащобу.
Вот роща распахнулась, чтобы
Ей показать огромный круг,
Блестевший сумрачно на солнце;
Словно вселенной чаши донце
Здесь проступило вдруг.
Дитя Огня не раз видала
Блеск раскалённого металла,
Но здесь особый блеск и вес:
Так светятся на небе звёзды,
Так поутру сияют росы,
Так голубеет свод небес!
В полупрозрачной оболочке
Лежал корабль в той самой точке,
Куда давно неловко сел:
Пред ним деревья расступились
И скалы горные сместились,
И лес вокруг горел…
Но с той поры прошло полвека…
Внутри — останки человека
С кудрявой бородой.
Он прежде был высокий, тощий
И высох, как святые мощи,
Но с виду — как живой!
Вожак задумчиво глядела
На неизвестное ей тело,
Припомнила слова:
«Волшебный луч мелькнул над нами»…
«Оттуда показалось пламя»…
«Она была жива»…
«Она» — родная мать, чьё тело
В огне божественном сгорело,
А здесь — её супруг?!..
Так думала хозяйка стаи,
От этой мысли замирая,
Сообразивши вдруг,
Что этот, в шкуре серебристой,
Переливавшейся, лучистой, —
Её родной отец?!!..
Слеза с лазурных глаз катилась:
Семья её объединилась
Навеки, наконец?!
20.
Охотник — то же, что разведчик.
Покуда мать ласкала встреча
С неведомым отцом,
Родные сыновья и внуки,
Ловя и запахи, и звуки,
Всё обошли кругом…
Лиса попалась. Внук — за нею!
Погоню глупую затея,
В скале он лаз нашёл,
и вот —
Пред ним глубокий тёмный грот.
О, мать-Земля! Твои рассветы
Сплошными грозами согреты:
Гремело здесь,
гремело там,
Взмывали горы к небесам
И друг на друга надвигались,
И между ними оставались
Пещеры, гроты, пустота…
На волю здесь рвалась вода
И тоже русло пробивала…
Хранит пустот Земля немало,
И первым жителям они
Давали кров в далёки дни.
Зовут Хозяйку. С неохотой
Она покинула пилота
Неведомого корабля,
Спустилась…
Матушка-земля
Всегда ей силы придавала;
Их было у Вождя немало!
Имея любящих мужей,
Родивши дюжину детей,
Полсотни нянча славных внуков,
Она была ещё свежа,
Светла была её душа,
И ноги крепкими, и руки,
И ясным — ум, и зорким — глаз,
С любым мужчиной хоть сейчас
Она могла бы состязаться;
И в дальней меткости копья,
И в страшной силе топора
Никто бы с ней не смог тягаться!
Хозяйка в гору взобралась
И огляделась…
Смог упасть
Корабль в волшебную долину,
Где были луг и тёмный лес,
И степь, и реки… Всё окрест
Являло райскую картину!
Но вот и цель… В тот грозный век
Не всякий умный человек
Без спроса, для безделья
Полез бы в подземелье.
Свиреп и беспощаден мир:
Медведь, и кобра, и вампир,
Семейство скорпионов —
Все под скалой могли найти
Приют от долгого пути
И отдых в царстве сонном.
Для человеческой души
Не все пещеры хороши:
Одна мала, в ней тесно,
В другой воды нет пресной,
А третья сущая дыра,
Коль нет деревьев для костра!
Но здесь дрова, по счастью, были;
И вскоре яркий запалили
Огонь — ладони дикарей.
Дым повалил со всех щелей!
Бежали в диком страхе звери
В скалы распахнутые «двери»,
С шипеньем выползали гады
В подобие её «ограды»,
И, как бы ни был зверь жесток,
Он мчался, мчался со всех ног,
Почуяв носом запах гари.
Страшней огня нет в мире твари,
Нет здесь опаснее его!
…Одно на свете существо
Огонь умело покорять,
Держать в плену
и приручать!
…Проветрили… Дитя Огня,
Находку внука обойдя,
Заметила при этом,
Что в глубине журчит ручей,
Что грот отныне уж ничей,
Что в нём прохладно летом,
Ну, а зимой… Зимой очаг —
Отрада людям, зверю враг —
От холода укроет.
В округе бор стоит стеной…
— Отныне грот — навеки мой,
И вы теперь со мною!
21.
Дитя Земли, её породы,
Дикарь ведь тоже часть природы
И видел летнею порой,
Как делится пчелиный рой:
Становится теснее в улье,
И не сказать, что вдруг уснули
Былые чувства к той семье,
Где ты родился, вырос где,
Но если ты других сильнее,
То время расставаться с нею.
Уж самому пора настала
Свой строить дом,
своё начало!
Так новый «рой» с его Царицей
В пещере этой разместиться,
В долине царственной сумел.
С ним по соседству Храм священный,
А в Храме — сам Отец Вселенной!
Народ Божественной воспел
Всю эту землю…
(Так случится,
Что назовут её столицей
Через семнадцать тысяч лет),
Ну, а пока — такая малость! —
На долю Вожака досталось
Ещё немало слёз и бед.
22.
Увы, но прежнее жилище
Едва не стало пепелищем
В те дни, как отлучилась Мать.
Нет, за огнём следили строго
И дров не клали слишком много,
Старались сохранять…
Беда иная созревала…
Вождю пришельцев было мало
Того, что не погиб в бою
И был помилован Вдовою,
И мужа заменил собою,
И отдал в жёны дочь свою…
От чёрных зреет дум измена.
Освобождённые из плена
В душе нередко копят яд,
Чтоб отомстить за пораженье,
За то глубокое презренье,
Что победители хранят
К своим недавним побеждённым,
По воле рока вознесённым
Порою выше храбрецов!
…Вождя при этом не винили,
Но мужа всячески бранили
В собраньи доблестных бойцов.
Он это знал!
И час расплаты
Настал, когда их «рой» богатый
Вдруг разделился;
поредел
Охотников отряд вчерашний…
Момент был несказанно важный
Для долгожданных чёрных дел!
И в тайном уголке пещеры
Собрал свой род губитель веры:
— Сегодня ночью, как уснут,
Мужчин — охотников, охрану —
Мы перережем, как баранов!
А женщины…
пуская живут
И нам детей плодят…
И точка!
— Прости, отец, — сказала дочка, —
Мы ждали слова твоего
Пред тем, как нас мужьям отдали…
Тогда б мы с жаром воевали!
А нынче… я люблю его!!!
Любить супруга — разве скверно?!
У нас три сына, и безмерно
Я ими дорожу, как мать!
Взгляни — они сама невинность!
И за какую же провинность
Я всех их станем убивать?!!
Настала тяжкая минута,
Но повернул он дело круто,
Когда метнул в неё копьё…
— Смотрите все: дитя своё
Я ради дела не жалею!
За мной!!!..
…Но страшную затею
Ему не дали завершить,
Скрутили за руки, связали,
Вождю при встрече передали
И ей пришлось его судить.
23.
Суровым было это время!
Дитя Огня растила племя,
Смягчая нравы той поры,
По мере сил добру учила…
Но зла ты, вражеская сила!
И спали,
пряча топоры.
Вот и сегодня вся пещера
Гудела. Предлагали меры
Страшнейшие
к тому отцу,
Который дочь убил родную,
Который веру их святую
Хотел, подлец, свести к концу;
Который (не могли поверить!)
На стражу замышлял! И звери
Проникли бы в пещеру к ним!
Ночной охранник возле входа
Был царь пещерного народа,
А, значит, тоже был святым!
Гудела стая и визжала;
Безмолвно у костра лежала
Та героиня, что спасла
Их племя от уничтоженья,
От рабства, злобы, униженья…
Она и мёртвая была
Для них как новая богиня,
Её передавали имя
Из уст в уста,
Из уст в уста!
Сон мученицы охраняли
Муж, сыновья её… Едва ли
Таким почётом окружён
Был кто-нибудь ещё —
В те годы
И равноправья, и свободы,
И почитанья храбрых жён.
Убийца был, как прежде, связан,
И на него вся стая, разом,
Глядела в зареве огня
Как на создание злых духов,
На порожденье чёрных слухов,
И выла, копьями звеня.
На возвышенье восседая,
Благообразная, седая,
Вождь племени им наслаждалась:
Когда-то, будучи втроём,
Они мечтали о таком
И вот мечта её сбывалась!
В то время гибким, молодым
Сквозь времени неясный дым
Хотелось им такую стаю,
Где дети, внуки и очаг,
Одна семья, единый враг,
Они, конечно, побеждают...
…О, до чего ж они просты —
Святые юные мечты!
Вдова вздохнула: победила
Она уж тем, что разлюбила
Красавца этого давно.
Он наважденье, не иначе!
А утром просыпалась, плача;
Во сне царицы всё одно:
Как падает олень пронзённый,
Муж поднимается спасённый,
Идёт с добычей в тёплый дом…
Она его, его встречает!
Других в том сне она не знает,
И — детвора кругом!
Она очнулась… Вся пещера
Умолкла; ждёт, кто скажет первым,
А кто же, как не Вождь?..
Дитя Огня взглянула строго.
Ни звука здесь. Лишь там, у Бога,
Накрапывает дождь.
— Ты был когда-то храбрый воин,
Вождь племени! Но недостоин
Ты даже и своих людей! —
Она сказала утомлённо. —
Вот дочь твоя, что в царстве сонном,
Она их Вождь! Отныне ей
Всё племя будет поклоняться!
Из нашего костра питаться
Отныне будем навсегда!
Отныне будет наш обычай:
Из всей охотничьей добычи
Всё лучшее — её еда!
И, чтоб в загробный мир послать,
Огню мы будет отдавать!
Взревела стая восхищённо:
Здесь всё понятно и резонно,
Но как с убийцей быть? Ведь он
Был ею же провозглашён
Вторым после Вождя, великим…
Ужель казнить?!..
Умолкли крики,
И, поражая их умы,
Дитя сказала, как простила,
Тому, кого она любила:
— А ты, злодей, достоин тьмы!
Тебя в костёр не бросишь: пламя
Такими брезгует врагами;
И дно ущелья не твоё!
Мы попросту тебя отринем,
Навек твоё забудем имя;
Покинешь наше ты жильё!
Злодея молча развязали,
Копьё убийце в руки дали,
У входа камень отвалив,
Пустили в ночь, где дождь всё лился,
Где зверь от голода ярился,
Где был рассвет ленив…
А поздним утром оказалось,
Что там и крови не осталось:
Слизали дождь и зверь…
Трещит внутри огонь сердито…
Какое счастье, что открыта
Пред вами каменная дверь!
24.
За годом год бежало время
И множилось, делилось племя…
Пещерный городок
Всё разрастался понемногу
В нём жили мирно, слава Богу,
Любили свой исток…
Здесь Вождь и Мать была священна,
Богоподобны и нетленны
Полупрозрачный Диск,
И восседавший там Великий…
Ложились солнечные блики
На этот обелиск.
Чем больше племя разрасталось,
Тем чаще Богу поклонялось…
Пугались дикари
Вулканов, молнии и грома,
И злых зверей (когда вне дома),
И всполохов зари…
Чтоб поубавить духам злости,
Им клали головы и кости;
Чтобы задобрить Божество,
Водили пляски близ него.
Глядел Отец, закрывши очи,
Как возле корабля,
Плясали, пели до полночи,
А Вождь (и дочка между прочим),
Вдвойне его любя,
Владыке поклонялась первой…
Была награда Бога щедрой.
Однажды внук её —
Тот, кто нашёл дорогу к гроту,
Кто делал тонкую работу —
Калил в печи копьё,
Придумал детскую игрушку:
Копьё на малую зверушку;
Рука ещё слаба,
И дядя натянул в полсилы
На ветку туи нитку жилы…
Ребёнок — вот дела! —
Послал игрушку так далёко,
Что мастер в руки взял… Высоко
Взлетела та стрела!
Внук был смышлёным и умелым…
Так появились лук и стрелы.
Теперь охотник бьёт
И зверя на скале высокой,
И рыбу под речной протокой
И даже птицу — влёт!
25.
В большой пещере места много.
Близ звонкого ручья, за стогом,
Вдали от очага
Зимой стоит в загоне стадо —
Вождя давнишняя отрада!
Здесь, под защитой от врага,
Согрето огненным дыханьем,
Столпилось Божие созданье
И блеет и, природе в лад,
Плодится, принося ягнят…
На эти запахи и звуки
Сбегался зверь со всей округи,
В бессилии рычал,
Но вход завален был камнями,
А кто прорыть хотел, клинками
Их человек встречал.
Зато в те дни, когда наружи
Звучал тоскливый голос стужи,
Охотиться невмочь,
Вожак кивала на барашка,
Снимали шкуру, и бедняжка
Их насыщал в ту ночь.
Своей страны святая Ева,
Дитя Огня и королева
Любила мудрость рук.
Из шкуры, вывернув наружу,
Всё прочее пустив на ужин,
Уж сделали бурдюк
И молоко в него сливали…
Однажды утром увидали
Какой-то твёрдый жир…
Его отведать не решались,
Вождя отговорить пытались,
Но — съела…
Так родился сыр!
26.
В другой пещере в то же время
Иначе забавлялось племя:
Не слишком глубока
Была там влажная низина,
А в ней — всегда сырая глина…
И детская рука
Лепила из неё игрушки:
То были люди и зверушки,
И неумелый круг —
Пузатая кривая плошка…
С ней позабавившись немножко,
В костёр забросил внук…
А через день в глаза попалась;
Та плошка твёрдой оказалась,
Горячей — только тронь!
Так в доме чашки появились…
С тех пор навеки породнились
И глина, и огонь!
Так люди стадо приручали,
Как молоко доить, узнали,
Так научились делать сыр,
Из глины сотворили блюдо…
Поверь, большое было чудо:
Кувшин
помог познать весь мир!
Не могут без воды в кувшине
Ни путешественник в пустыне,
Ни в дальнем плаванье моряк…
А сыр, который свеж годами,
Мешок заплечный с сухарями? —
Без них купцу в пути никак.
Так открывал далёкий пращур
Иную даль, иные чащи,
Иные реки и моря,
Так завоёвывали предки
Планету; становились редки
Уже им дикие края…
27.
Но это позже, а покуда
Охотники, бродя повсюду,
Где больше дичи, где она
Ещё не пугана стрелою,
Всё дальше тянут за собою
Ту нить, где манит новизна,
Где всё неведомо покуда,
Где всякий раз тебя ждёт чудо…
Однажды правнуков отряд,
Уйдя в поход на зорьке алой,
Взобрался к вечеру на скалы,
Преодолевши сонм преград,
Взошёл на кручу… притаился…
Иль сон неведомый приснился,
Глядят, дыханье затаю:
Садится солнце… И до кручи
С него бежит искрится лучик,
Нарядным золотом горя…
Искрится луч по глади водной —
Широкой, пенистой, свободной!
Слегка колышется она;
Бежала за волной волна —
Пред ними расстилалось море!!!
Не зная слова, стали спорить,
Как им назвать тот синий луг,
Что простирается вокруг
До края неба, самой кромки…
Когда-то мудрые потомки
Здесь первый чёлн изобретут
И в эту синь его направят,
Ну, а пока пришельцы славят
Своих богов, ведь где-то тут
Они взбираются на небо!
В таких лугах охотник не был,
Где синь сливается вдали,
Где самый край родной Земли!
Вот вниз охотники спустились
И в дивной бухте очутились:
Вода плескалась тут и там
По величавым берегам,
По золотистому заливу…
Катились волны здесь лениво,
Лизали ноги дикарям,
И чайки белые кричали,
И рыбы из воды взлетали
И здесь, и там, и здесь, и там!
Охотники давно уж знали,
Что искру высекает камень,
И, подобрав горючий сор,
Что волны на берег бросали,
Дрова под солнцем высыхали,
Свой первый разожгли костёр
На сретенье земли и моря…
Пройдут века веков и вскоре
Здесь встанет на горе маяк
И будет привечать заблудших,
Спасать в шторма морские души,
Но прежде сквозь полночный мрак
Здесь костерок светился первый;
Здесь мудрый пращур наш пещерный
Объединился с моряком,
Здесь первый огонёк Эллады,
Здесь, в тишине морской прохлады
Скрываются до наших дней
Строенья древней Атлантиды:
И первые кариатиды,
И храмы в глубине морей.
28.
Охоте надобно учиться…
Убили в логове волчицу,
Щенят снесли с собой…
В тот век и детские забавы
Жестоки были и кровавы:
Сразить зверька стрелой.
Вот детворе роздали луки…
Ещё слабы, неловки руки,
Да ведь и цель — пустяк!
Скулят голодные щенята…
Но тут забрался брат на брата,
Устроил кавардак,
Помчался смело к человеку,
И вот волчонок — враг от веку! —
Ему ладонь лизнул…
И подобрел охотник:
— Рано!
Пусть подрастут…
И кость барана
Он пленникам швырнул.
Прошли и день, и два, и десять…
И каждый день в пещере весел,
Играют малыши:
Одни лопочут и смеются,
Другие весело грызутся —
И каждый от души!
Давно уже близки друг другу;
И как то ценную услугу
Волчонок оказал:
Проснулся ночью — дождик льётся
И тихо-тихо враг скребётся…
Он грозно зарычал
И разбудил ночную стражу,
Предотвратил атаку вражью…
Сын волка — другом стал!
Подросших брали на охоту,
Иную чёрную работу
Доверили волкам:
Пасли овец они ретиво…
Взирали люди как на диво:
Стада
доверены врагам!
29.
— Не покладая рук трудиться! —
Внушала племени царица,
Своих детей любя. —
Нельзя иначе жить в пещере,
Поскольку голод, холод, звери —
Всё победит тебя!
В мороз и в солнце, вскинув веки,
В лес уходили дровосеки;
Ни на минуту встарь
Не угасал Огонь в пещере —
Ему, как самой древней вере,
Молился наш дикарь.
Мужчины, лучшие из лучших,
Отважный воин, меткий лучник —
Шли на охоту в лес.
Оставшиеся
шкуры шили
И копья острые точили
Бойцу наперевес…
Здесь все трудились друг для друга!
И только редкий час досуга
Себе мог посвятить дикарь.
Вот юный правнук королевы,
Стены участок выбрав левый,
Изводит киноварь…
Стена была здесь не щербата
И освещалась в час заката…
Ворчали на мальца,
Но краска вскоре подсыхала
И первой живописью стала
Пещерного творца.
Быки здесь красные бежали,
Себя охотники узнали —
Волнующий момент!
Поэты были, музыканты…
Те первобытные таланты —
Весомый аргумент
Того, что нет, не обезьяны,
Спустившиеся вниз с лианы, —
Наш древний предок, нет!
Иной, космический учитель,
Иная Мать и прародитель
Видны в глубинах лет.
30.
Бойцы, политики и барды —
Нас на Земле уж миллиарды!
Мужчины — те не каждый брат;
Но женщины — у них иное:
Геномы одного покроя —
Единый их наряд…
Была, была в истоках Ева! —
Прамать, Прабабушка, Прадева,
Всех женщин пра-, пра-, пра-…
С неё пошли, не с обезьяны,
Все плюсы, минусы, изъяны,
Вся в мире детвора!
Был Дарвин…
Что ж? Здесь спор не нужен,
Моя история не хуже.
Хотя у той, конечно, тренд…
Но у меня, пускай по-русски,
Но долгожданный, голливудский
Любимый хеппи-энд!
31.
Однажды над моей планетой,
Давно уж сбросив скорость света,
Замедлив ход, пронёсся диск
И сел, преодолевши риск.
Пилоты знали, что рискуют:
На эту звёздочку ночную
Полсотни лет тому назад
Уже отправился отряд,
Оставил точку приземленья,
Но, видно, потерпел крушенье;
И вот теперь второй заход…
Звезда была не самой крупной,
Но желтоглазой, неприступной,
Вблизи планет круговорот…
С одной из них, и тоже мелкой,
И поступал сигнал… Разведкой
Он найден был в горах…
Незаселённая планета
Была оранжевого цвета —
Вся в красноватых облаках…
Спустились ниже, оказалось,
Что в тучах пламя отражалось:
И там вулкан, и тут вулкан,
А между ними гладь морская,
Она от края и до края…
— Пиши: «Планета-океан!» —
Сказал пилот седобородый…
— Но если здесь одни лишь воды,
То наш товарищ — он на дне?!
— Да, нет, постой… С другого бока
Я вижу сушу, но немного…
Сигнал с земли, сдаётся мне!
Ход вновь замедлили, спустились,
В густом тумане очутились,
Потом вулканов череда,
Суровых снежных гор вершины,
Меж ними тёмные долины,
За ними синяя вода…
— Сигнал устойчивый и ясный!
— Что ни скажи, прибор прекрасный,
Держись на это звук!
Они спустились… Вот долина,
Скала и лес, и та машина,
Где ждёт их мёртвый друг.
32.
Пилоты знали, что рискуют,
Поскольку звёздочку ночную
Последний раз увидел тот,
Кто здесь сажал свою машину;
Свою вторую половину
Он тоже брал в полёт
И рисковать не стал бы ею...
— Предположить пока не смею,
Но, видит Бог, не их вина…
Иль агрегат был неисправный?..
— Кто знает? Случай этот давний;
Но горевала вся страна!
Они спустились ещё ниже…
— Смешно, но я как будто вижу
Живыми их, и без труда;
Такое в космосе бывает:
Пространство время замедляет,
И люди молодеют, да!
— Пусть Бог услышит твои мысли!
…Они над кораблём зависли,
Упавшим здесь давным-давно,
Включили тонкие приборы,
И убедились очень скоро,
Что командир на месте, но
Второго не было в кабине!
Прибор мог видеть ключ в пустыне,
Сухой песок на дне реки,
Но ни костей его блондинки,
Ни самой малой волосинки,
Ни ноготка с её руки…
— Жена исчезла, это ясно!
— Шла на разведку, да напрасно:
Я понял даже с высоты,
Что здесь и флора нелюдима;
А фауну и вовсе;
мимо
Я обойду за три версты!
Здесь хищники страшны, свирепы,
Здесь мог и случай быть нелепый,
И всё что хочешь, милый друг.
… Они на землю опустились
И очень скоро убедились,
Что первым, сразу, пал супруг.
Не пострадала лишь кабина,
Но двигателя сердцевина
Была пробиты, как ядром!
Анализ сделали спектральный
И угадали эту тайну:
— Пилот виновен только в том,
Что он летел вблизи вулкана,
А здесь их встретишь постоянно
И бьют иные — как шрапнель!
— Миг попадания ничтожен:
Один на миллион! И всё же
Слепой бросок
ударил в цель!
33.
Упавший диск полупрозрачный
Как мавзолей безвестный мрачный
В глухом лесу стоял.
Кабина цельною казалась,
Внутри лишь запылилась малость,
Пилот как будто спал…
В своём скафандре серебристом,
Густых волос платке пушистом
С кудрявой бородой,
С лицом усохшим, словно глина,
Он статуэткою старинной
Казался дорогой.
— Полвека здесь, за пультом сидя!
— Его отсюда, снизу, видя,
Подумаешь, что Бог! —
Сказал приезжий, усмехаясь.
— И мне подумалось вдруг, каюсь,
Что этот мир не плох,
Но диковат… Сюда бы племя!..
— Придёт, придёт такое время!
Всевышний осветит
Пока бесплодную равнину
И в плодоносную долину
Её Он превратит!
Они шутили и смеялись,
К своей машине направлялись,
Чтоб друга помянуть…
Беспечные не знали гости,
Что рядом камни, стрелы, кости
В них целят,
чтоб метнуть!
34.
В тот жаркий летний день всё племя,
Закончив тучной жатвы время,
Сошлось у Храма, чтоб почтить
Владыку щедрыми дарами,
Чтоб буйной пляской и кострами
Хвалу Ему провозгласить.
Но в ту минуту гром ли грянул
Иль светлый день нежданно канул,
Иль рассердилось солнце вдруг —
Нависла в небе тьма густая,
Пошла кругами, приближая
За кругом круг,
за кругом круг…
И дикари упали наземь;
Не мог осилить слабый разум
Второго Божества!
Сдадут тут поневоле нервы:
Был новый диск похож на первый,
Как двух дубов листва.
И вышли в шкурах серебристых,
Переливавшихся, лучистых
На свет бородачи,
Они на голову их выше;
Здоровьем молодецким пышут
Пришельцы-силачи.
Дикарь сродни лесному зверю:
Он затаился меж деревьев —
Не слышен и незрим…
Пришельцы долго совещались,
Потом в обратный путь собрались,
Казался лес пустым…
Вдруг с рёвом, с криком налетели,
Свалили с ног, убить хотели,
Но женский голос спас.
— Назад! — скомандовал он властно,
А прибывших спросил пристрастно:
— Что нужно вам от нас?
Пилот наречий знал немало,
И мимика им помогала,
С грехом ли пополам,
Но сослужил язык услугу:
— Сюда мы прилетели к другу.
Отдайте его нам!
И слов, и жестов ей хватало…
— Для вас он друг, — вожак сказала, —
Для нас же — Божество!
К тому же, вот какое дело,
Их было двое. Прилетела
Сюда жена Его!
— И где она?!
— Её могила
В вулкане... Никакая сила
Назад её не возвратит,
А потому прошу покорно…
В своём гробу нерукотворном
Она навеки здесь лежит,
А Он любил её, конечно,
И не хотел бы, безутешный,
Покинуть навсегда.
Они у нас сложили веки
И пусть останутся на веки!..
— Какая ерунда! —
Вскричал пилот, когда напарник
Всё перевёл… — Да эти парни —
Всего лишь дикари!
Подумай: нам ли их бояться?..
— Нет, Арчи, надо разобраться…
На даму посмотри:
Она светла, голубоглаза,
Помыть её — узнаешь стразу
Черты родной страны!
— Ты думаешь?
— Не знаю, право,
Но благородство, жесты, нравы…
Его, его черты!
И оба низко поклонились
Дитя того, к кому стремились…
— Не радуйся, мой друг.
Теперь и вовсе плохо дело:
Владеть имеет право телом
Дитя или супруг.
Жену не спросишь, ну, а дочка
Уже сказала: «Нет — и точка!»...
О, как взревёт Конгресс,
Когда мы прилетим пустыми!
Оправдываться, спорить с ними —
Не тот, простите, вес…
— Да, издеваться будут долго:
В такую даль слетать без толка —
Позор для корабля!
— Эх, увезти бы тайно, ночью,
Но здесь сегодня, между прочим,
Вся «свита короля»!
35.
За горы солнце опустилось,
Всё племя местное явилось,
От искры разожгло костры,
И загудел могучий бубен
О том, как путь далёкий труден,
Блестели топоры,
Плясали воины, их крики
Ночные заглушали рыки
Встревоженных зверей,
Летели искры к звёздам, к небу,
Огонь случайным нынче не был —
Заслуга дикарей!
Не гром, ни красный зев вулкана —
Поднялся поздно или рано
Тот яркий скромный огонёк,
Который не себе — Владыке,
Его к нам милости великой,
Из камня
человек
извлёк!
36.
У очага, такое дело,
Дитя Огня всю ночь сидела
И думу думала она.
Ей жалко было иноземцев,
Поскольку чуяла всем сердцем,
Что Родина у них — одна!
Но ведь и эта — не чужая!
Её родили здесь, здесь стая,
Её вскормившая, жила.
Земля вулканов подарила
Ей радость детства, приютила
Её детей (им несть числа!).
От этих дум и сердце бьётся
И голова всё ниже гнётся:
Какая же из этих двух
Дороже её земля родная?
Какое племя или стая
Её ласкает крепче слух?!.
У догоравшего костра
Вожак сидела до утра,
И лишь потом, когда светало,
К пришельцам побрела устало.
37.
Они, увидев, разозлились:
— Ведь мы за ним сюда явились!
Проделан к вам огромный путь,
Чтобы на Родину вернуть
Героя — Вашего отца.
У нас он главного венца
За подвиг будет удостоен;
Он Путешественник, он Воин!..
— Горжусь, что чтите вы его —
Отца родного моего!
Венок сплетёте для Героя?
И это радует, не скрою,
Но здесь он сам, к своим ногам
Вознёс себе посмертный храм,
Здесь мы сплели ему долину,
Корабль поставив в середину;
Здесь правнуки Героя чтут
И кости мамонта несут
К его ногам…
В ином краю
Не будет, я вам говорю,
Такого…
— Да, попались в сети!
Смеяться будут даже дети:
«Летали долго, но в пыли
Планету вовсе не нашли»?!!
Недавно тоже стал я дед…
Такой позор на склоне лет!
Вздохнула Дочь Отца Долины:
— Сегодня у меня седины…
Но золотая голова,
Как яркой осени листва,
Была ещё совсем недавно…
Сегодня дочери исправно
Вершат делами всех племён.
Я всё могу на них оставить,
А старшей накажу я править
Делами прочих жён…
И оглядела, выгнув спину,
Она священную долину
И дальше, за неё…
— Втроём когда-то начинали,
А нынче вот какими стали!
Здесь что ни племя, то моё!
Учила дочерей недаром:
Они верны заветам старым,
Но поощряют тех,
Кто что-то новое затеял,
Кто этой выдумкой своею
Принёс добро для всех!
Теперь надёжно наше Племя.
Моё пришло, пожалуй, время:
Теперь и без меня
Пойдут они своей дорогой;
Склонять к себе наш мир жестокий
Детей уж научила я.
Да, решено: я еду с вами!
Пора мне зрячими глазами
Увидеть мир отцов,
Увидеть грот, где жили деды,
Узнать отцовские победы —
Хотя бы с ваших слов.
И вас никто уж не обидит:
Ваш род воистину увидит
Пусть не Героя — дочь его!
Зато я расскажу, живая,
Как мы Его здесь почитаем…
Порадуются за него?
— О, да! — вскричал пилот с восторгом. —
Я рад: покончили мы с торгом
Разумным словом мудреца.
Похожи вы, мадам, и внешне,
Но вижу, зная его прежде:
Умом вы — вся в отца!
38.
Грозы рассерженные звуки
К ним доносились в час разлуки,
И сотня дикарей
Под проливным дождём глядела
Как птица синяя взлетела
В сиянье фонарей,
Как совершила круг прощальный
И улетела в мир свой дальний…
Не с этого ли дня
Им небо сделалось роднее:
Оно, конечно, не посмеет
Забрать навек Дитя Огня!
Возможно ль спорить с дикарями?..
Порой незнание, меж нами,
Надёжней, чем закон.
А звёзды близкими казались,
В горах они вот-вот касались
Вершин со всех сторон.
Днём дикари не раз видали,
Как где-то там орлы летали,
А если так, и Дух небес
Мог прилететь с вершин средь ночи…
Так или нет, но, между прочим,
Не с неба ли явился бес?!
39.
— О чём, писатель, эта книжка? —
Девчонка спросит и мальчишка…
— О том, как на заре
Земля познала первый разум.
Всё было медленно, не сразу…
Туманно на дворе…
Мы пронесёмся в сказке этой
Над нашей маленькой планетой
Сквозь миллионы лет,
Потом ещё десятки тысяч…
Мы сквозь года сумеем высечь
Тот солнечный рассвет,
Когда, неведомо откуда,
На свет явилось это чудо:
Тот скромный огонёк,
Что вспыхнул в голове ребёнка…
Всё было медленно и тонко…
Но разгореться смог!
Так добывали прежде пламя:
Дикарь прилежно тёр руками
Две силы — ветвь и трут,
И появлялся дым, а следом
Огонь — таинствен и неведом —
Дар Господа за труд!
Вот так рождалось всё когда-то:
И первый опыт небогатый,
И первый кремниевый нож,
Одежда первая, посуда,
Домашний скот (большое чудо!)
И бусы первые и брошь…
Рождалось то, что нам привычно,
Сегодня скучно и обычно,
Но на Земле в тот день и час
Случалось это
в первый раз!
Когда и где? Не это важно.
Сквозь толщу лет прошёл отважно
Наш предок, древний человек,
Такую долгую дорогу,
Так рос, шагая понемногу,
Что Древний век — великий век!
Я спрессовал его, как в сказке,
Сгустил, быть может, в чём-то краски,
Но в целом не соврал.
Прошли божественные сутки,
Где миллионы лет — минутки,
И Еву
Бог
создал!
40.
………………………………..
Когда Земля во тьме скитаний,
В семье небесных мирозданий
Летела дымкой голубой,
Её не смели не заметить,
Не удивиться, не приметить…
Она напомнила собой
Невинную, в расцвете лет,
Девицу, вышедшую в свет.
…Всё величаво, всё на месте.
Земля, подобная невесте,
Ждала лишь принца своего,
Ещё не ведая его.
Но как-то в ясную погоду
Промчался диск по небосводу:
То с звёздной синевы
Явился луч иной планеты…
Всё остальное в сказке этой
Уже узнали вы.
Август 2013 г.
52.000 знаков
с пробелами
Свидетельство о публикации №113090200859
С пожеланиями успехов и удачи!!!
Елена Тамарич 18.09.2016 22:22 Заявить о нарушении
А я с большим удовольствием читаю Ваши строки -- про любовь современную.
Юрий Арбеков 01.10.2016 23:37 Заявить о нарушении