Ш У Т

                Семёну Сергеевичу Арсёнову
                Посвящается и
                предназначается
                __________________________________





                Ш   У   Т
               
                эзотерическая  поэма
               
                Начата   в году 1996
                И будет закончена
                в  году  2017
                - - -
                /вариант года 2013
                (промежуточный)/
                _________________________


Чей-то неведомый, но очень дерзкий вызов
Позвал меня в пустую местность вне дорог.
И я пошёл, боязнь с сомнениями выгнав,
Поскольку зов проигнорировать не мог.

                *
Кимвал небесный бьёт в унылом ритуале –
Шаманской пляске заревого ветерка;
Монашки ёлочки синодик зачитали,
Ушедших сонно помянув издалека.

Глотнула рощица снотворного заката,
Запив пилюлю свистом иволг и росой.
Под землю тени просквозились воровато,
Вспугнув дремавший холодочек дерновой.

Зачем я здесь в неразбираемом позыве ?
Чей странный поклик поманил меня сюда ?
Курчавый плеск ручейных струй висит на иве,
В заплатках бликов паровая резеда.

Мне пусто в этом переполненном пространстве
Мочить дыхание, ботинки и хандру;
Не аппетитно в одиноком постоянстве
Глотать с надеждой пантеизма просфору.

Где я брожу?
                Кто ты такой, меня позвавший?
Кому я донорскую сердца боль сдаю? …
Я не боюсь.
                В терзанья душу отмакавший,
Бесстрашно духом человеческим стою.
                _ _ _

Ах, боль-закалка, как всё бывшее – смешная.
Ах, суета земная - опытность утрат.
Ах, ночь, как всё родное – дорогая.
Ах, воля пьяная – недействующий яд.

Крепчает боль теснотелесного зажатья,
Крепчают силы – эту сдавленность терпеть;
Живым отлично научился подражать я –
Глазам людским различий и не разглядеть.

Ветра свободы разорвали мешковину
Телесной тары и раздули шире сфер
Всю мою сущность – мириадами крупинок,
Всего меня – во весь Космический размер.

Ночь, тихомудрая читальня Вышних Книжек,
Не ты ль, родная, меня вздумала пугать ?
Я тебя выпил – до лампадовых отрыжек:
Уж мне ль тебя, подруга верная, не знать ?

Жизнь суетливая земного недоумья,
Меня не тронет ученический твой плач;
Я не подам медяшек тленному безумью –
Подачки дарит лишь палач – я не палач.

Я одинок, без возлюблённостей вчерашних.
Во мне покоя пустошь с разумом слились.
- «Так кто же ты, меня заносчиво позвавший?
Вот я пришёл, я пред тобою – появись».
                - - -

Косуля стукнула разбуженным копытом;
«Ковш» зачерпнул на пир Селене винных искр;
Слепые хищники в разбое неприкрытом
На запах мяса запустили тощий рыск.

Захлюпал шаг по вязкой топиевой жиже …
Вот он – в полнеба высотой, горбат, лохмат,
Самоуверен, грузен, тёмен . Ближе, ближе …
Я до колен ему – он горд и нагловат.

- «Ах, это ты, ветроголовый задавака!
В победах детских самомненьем вздутый плут –
Прими свой рост, беззубоблефная собака,
Тебя узнал я – зазеркалья Бурый Шут.

Рабёнок Искуса, приспешник и прислужник,
Путарь умов, желаний низменных фитиль,
Изломщик взглядов, соблазнитель и наушник –
Ну, принимай же свой размер, шмальная гниль.

О, ты упрямый? – ты не хочешь уменьшаться.
Ну, будь по-твоему, кудлатый прохиндей,
Тебе комфортней великанищем общаться? –
Мне безразличен рост ничтожности твоей .
                - - -
- «Захлопни пасть – мне твой обман до буквы знаем.
Я не поклонник твоих жиденьких ролей.
Тебе помнИлось, что я хвор свинцовым краем,
Уловкой подлой гипнотической твоей? –

Как ты ошибся, как, зажравшись, окарался –
Я всё люблю, холоднотворно не любя:
Карьерный кладезь, подземелье где ты клялся,
Траву, тоску и даже, Шут напыщенный, тебя.

Я знаю, ты тот самый хитрый жулик,
Что выбрал лучшее жилище – зеркала.
Ох, Искус, плодотворный князь пачкулек,
Мог покрасивее б слепить себе кобла.

Ты, зазеркалья восхитительный нашёптник,
Лукавых стёкол охмуряющая тварь,
Бесплотноядерных облаток чувствохлёбник,
Моды, косметики и ложных взглядов царь,

Что ты разыскиваешь в спутанных тобою?
Какой преследуешь нечистый интерес?
Ведь не напиться же душевною водою
В людоподобные тела ты лазишь, бес?

Те, кто имеют душу истинного духа,
И мысль, и солнечную запись на роду,
Под твой навет смешной не вывешают ухо,
Не огранят зениц сознанья под бреду;

Все зеленя, что конкурентно кроют сушу,
Дают в борьбе одно и то же – кислород …
Что знаешь ты, такой искусственный, про душу
В материальных ощущеньях средних вод?

Хочешь увидеть, тронуть, цапнуть, завампирить?
Что ж, на – вот тебе разум и душа!
Где? Ты не видишь? – иль ослепнул, гнойный чирий –
Тебе казалось, это блёстка в полгроша?

Смотри туда – на ночь, на звёзды, на безбрежье,
Себе под ноги – на дыхание земли … -
Всё это я! Мой дух незыблемости режет
И собирает в точки вечность из  дали.

Бери, кусай, вампирь, владей желанной целью:
Перед тобою - обнажённый Человек,
Шагнувший Высшим Естеством своим за келью
Плотской мизерности, взорвавший Тленный век.
                -
О, ты уменьшился росточком – это льстиво,
Только сейчас ты лжёшь себе и веришь в ложь.
Тебе на пользу знать – что истинно красиво –
Когда ты с Искусом служить ко мне придёшь.
                - - -

Туманный ляпис посыпает сонный берег,
Полощет юбки у осинок меж колен,
И с готовальней неба ветер-школьник мерит
До миллиметра вздохи дремлющих вербен.

Простор муаровый безропотно привольный
Сотней оттенков мажет лунистая тушь .
- «Попробуй, Шут, своим искусством застекольным
Лицо ночной природы выкрасом нарушь:

Помадой вымажь эти облачные губы,
Болоту вычерни ресницы камышей,
Пломбируй белые берёзовые зубы,
Навесь камней на лёты сововых ушей,

Загладь овражные весёлые морщины,
Щёки полей и кряжей плечи забели,
Отлакируй ногти скребущейся стремнины,
Кудри лесов побрей до черепа Земли.

Да, начинается бездушье и безумье
С фальшивой маски, предлагаемой тобой,
Со усомнения в Творце, и страстодумья:
Лицо в личину расписать твоей сурьмой.

Ты это знаешь и на круг этот подлунный
Не станешь мазать макияж отравный свой:
Ни ты, ни Искус, твой хозяин, не безумны –
Губить сей мир – ведь он же дом его и твой.

И мой! А вы – пока пусть непокорны –
Но слуги, на сотворчество права
Не получившие – искусством вашим чёрным
Повелевают истый дух и голова.

О, как мне нравится – ты вновь упал росточком:
Теперь мы вровень – так попроще говорить.
Ты слышишь: тени пробегают по листочкам? –
Знать, должен дождик отрезвляющий полить.
                - - -

- «Вы врёте всем, что ночь – ваш воздух, ваша воля,
Что вы – хозяева её, лихая кровь …
Пусть в ней ютится, словно чучело средь поля,
Ваша искусственная страсть – та, что «любовь»

Зовут в неведенье обманутые люди,
Но даже вы, ваш девятипредельный род,
В затменье огненном алкая счастье в груди,
Себе представить не способны массу вод,

Размах, наполненность, величие, стихийность,
Безбрежье боли, стылый ужас, жути сочь,
Чёрного света всеобъёмность, звёздослитность,
Ту первоформульную мощь – с названьем «Ночь».

Нет, Шут, ты ничего про ночь не знаешь,
Как миллиарды отошедших и живых,
Из зазеркалья – тень её не представляешь,
Ты, визажист дурной матрёшечек пустых.

Малюешь прихоти, желанья и капризы
Палитрой лести по ленивому грунту
Кистями лжи, и бутафорские эскизы
Гонишь на сцену ада, тешить темноту …

И ты, хозяйский пёс гнилоклыкастый,
Племя собачее посмевший заклеймить,
Пришёл мой дух пытать уловкою блохастой?
Убогой кривдочкою разум мой смутить?

Ты думал, если вороньём я восторгаюсь,
Что на развалинах церковных гнёзда вьют,
То, значит, с ангелами бранно я ругаюсь
И на мой зов они с небес не снизойдут?

Ты просчитался. Так привыкший к охмуренью,
Видимо, сам уже картинки призм кривых
Стал принимать порой за правду в отупенье –
Вредно подолгу гнить в успехах охмурных.

Храма развалины, быть может, и досадно,
Но в них хотя бы трупоедный санитар
Нашёл убежище, и то – на крайность – ладно.
А вот обрядной моды взвившийся пожар

(Не из твоих ли, кстати, искр распалённый?)
Когда обломки эти в зданье зауглит,
То ворон-падальщик исчезнет потеснённый;
Вот только ангел вряд ли снова  прилетит?

Есть, раскрываются глобальные ответы.
А вот на мелкие вопросики – увы.
Их должно выудить упорство синевы.
Вот почему я созерцатель в мире этом
До срока – а не то, что вняли вы.
                -
О, пластилиновый глупец, как ты ошибся .
Смотри – сейчас я громный ливень призову!
Что ж ты уменьшился до крысы и забился
Под камень, что дрожишь, как сток во рву?

Меня зовёшь , с тобою отсидеться? –
Ты, знать-то, выронил мозги, кидаясь в щель?
Пусть сто стихий будут вращаться и вертеться,
Метеоритная завьюжит карусель;

Я непозорно простою под этим градом,
Я не согну спины и не зажмурю век
Ни пред земною бурей, ни пред миропадом.
Я тебе это говорю, я – Человек!

Мне всё равно: Перун ли молнии замечет,
Или гроза Господня купол разорвёт,
Лунный камлат ударит колотушкой млечной,
Или эфирный ветер дуги разогнёт –

Со всеми в дружбе я – как ты со всеми в ссоре.
Иди у ног моих укройся, Бурый Шут –
Ты тварь пригодная в земельном биоморе,
Так что иди поближе – упасёшься тут».
                - - -

Тьма загустевшая качнулась ощутимо,
Глухую рвоту в непроглядность обронив,
Метнулись огненные плети херувима,
Слепою белью храм природы осветив,

Провыли воздуха намокшего порывы,
Передразнив брехню трусливую волчиц,
Первые капли тёмно-крупные, как сливы,
Загнали в гнущиеся ветви жалких птиц,

Горны далёкие начало протрубили,
Темень метущуюся ливень захлестал
И паволокою награбленной накрыли
Кравчие-ветры стол под буйный пирный шквал.

Потоки хлынули шипя, рыча и пенясь
Незримым бешенством в трассирующей мгле
И, рёвом лежбищным пугливо отюленясь,
Поплыли: мусор, тьма и ужас по земле …

Ударил гром Вышнего властного участья,
В три оглушительных удара, три толчка:
Первый – глухой и душный – швыркнул чай-ненастье,
Второй – раскатистый  – стряс дуги потолка,

А третий – щёлкающ, пронзителен, железен:
И вот слились оне в единый страшный звук.
Он забродил – дремуч, разгневан и болезен,
И копья молний из Перуна властных рук,
Перегоняя, прошивая мощный звук,

К земле кипящей и бурлящей понеслися
И всё слилось в единый жалящий поток,
И тьма и свет, вода и огнь переплелися,
Мольба и кара, одарение и рок.

Мир задрожал – и затряслись упруго сферы;
Бойня свирепая, иконная слеза;
На живодёрне – безнадёжие и вера;
О, ужас, ужас чистый – Божия гроза!
                - - -

Стою я в ливне, ветроломе, вспышках, звуках,
Слит с Мирозданием в единый прочный сплав,
Вдыхая грудью абсолютную науку,
Душой разумной во Вселенной воссияв;

И Бурый Шут у ног, спасаючись, прижался;
Махнул архангел шумно дружеским крылом;
И тихой клятвою надеждною поклялся,
Прикрывший поросль молодую, бурелом.
                - - -

Стихает буря. Свежей алостью светлеет
Тёплым сочуствием проникнутый восток.
У башмаков моих размытый след сереет –
Шут незаметно в зазеркалие утёк.

Хрустят надломы дружно-треснутого мрака,
Остаток ливня сверлит вздутый супесок,
Шипя уходит вглубь вода, как забияка,
Щипнуть пытаясь каждый стебель и цветок.

                - - -

Иду, иду, иду куда-то в раздвоеньи,
Наволгло ёжась и пустынно говоря …
Всё пронесётся по спиральному круженью
И по подсказке облетит календаря;

По маргариткам синих будней прокочует
Бренная поступь затворённо-диких лет.
Душа по долгу в слабом теле не ночует,
Её зовёт плодовых яблонь дальний цвет,

Нектарной вечностью покоя и прогулок
И нестерпимою душистостью мечты …
Забудь. Забудь – тебя другой ждёт закоулок:
Творить, учить, слагать – работать будешь ты;

Ты растворилась тихо в разуме Вселенной
И непотерянная вновь втекла в себя;
Ты заслужила обречённость быть нетленной –
О Человеческой эпохе вострубя!

                ----------------------
               
                Вариант года 2013
                (промежуточный)

                С 7 Си