12 сыновей Бога
И забуду о старых стихах,
Что писала по юности.
Смогу быть хорошей женою,
Матерью,
И так не спеша,
Слышно едва ли
Быть собою
Но все же,
Тогда уже
Не до конца.
И мечты, так тепло согревавшие души
Пойдут на убой, как скотина идет на убой,
Исчезнут, и позволят дышать по новому:
Чем-то немного кислым, уже не тобой.
И будто бы, как скажут твои родители,
Я стану немного старше, жизнь под сердцем храня,
Изменив себе, я стала немного счастливее,
Но стал ли счастливей ты - от такой вот меня?
И взрослели мы, словно птенчики малые,
Бросаешь в полет! И ввысь!
Крылья еще почти что бумажные,
Не падай! Держись! Соберись!
Сигареты курили по легеньким,
И тушили пожары вином,
Только все это наше взросление
Было совсем не в том.
Оно было куда уж страшнее,
Его блюдечком не испить,
Оно было в том, что влюбляться нельзя было
В тех, кого нельзя нам любить.
Одному не сдались мои заграницы,
Ему бы попроще, что при себе.
Обнимал, словно иглами, спицами!
Надышалась тебя я извне.
А другой - алергик на мои стихи
И поэзию, и что ему не пришлось?
Не его мои мысли, и бдения,
Кроме тела - души не сдалось.
Второму нужна была нежная,
Что намного более мирная,
И способна совсем без истерик
Растить ему сыновей.
Третьему королеву давай,
Только лишь бы, лишь бы без принца,
И только лишь самых нужных,
Высоких и знатных людей.
Четвертому, не по душе пришлись
Мои тараканьи бега,
Пятому было невмочь
Наблюдать
За тем, как искусно
Я убивала себя.
Как морю себя голодом чувств и затей,
Шестому нужно бы было, чтоб целовала нежней,
Хотя до него уже, я научилась так,
целовать, чтобы сильно,
так целовать, чтоб больней.
У седьмого души не хватало,
Перечитывать длинные письма,
Для восьмого души было мало -
У девятого - злая харизма.
Вынимал из сосудов нервишки,
И замучил меня совсем.
Приходилось бежать без оглядки,
Приходилось не ждать перемен.
Но всем не пришлись по душе
Мои лютые ярые зимы,
Что я в них свои чувства храня,
Становилась чрезмерно ранимой.
До забытия любила,
Что были силы
Любила,
До смерти любила,
Как только могла.
И у всех у них находились причины.
Совсем осторожно,
Неслышно,
Совсем не любить меня.
Или переставать, так что до дрожи.
И пойди разберись, кто прав.
И им всем по вискам так же било,
Когда они уходили,
Собрав,
Чемоданы с комьями пыли,
С болью, не меньшей, чем мне,
Они уходили, держась,
оставаясь,
ниточками,
обрывами,
рваными наискось проводами,
вот здесь - внутри
у меня.
Уходили, ломая руки.
Тянули меня за собой.
Как же их всех я любила -
Одною любовью! Такой,
Что хотелось сжать сердце тисками,
И выкинуть его вон!
Из окон и дверей.
Милые, сердцу любимые
Двенадцать его сыновей.
И пора бы поставить точку,
Но неровен тот счет, что был дан,
Оставался лишь тот, кто был точен,
К своим двадцать с лишками годам.
На десятого выпали тридцать,
И пора уж рожать сыновей,
Говорят, в этом возрасте львицы
Отпускают на волю детей.
И одиннадцатый выпалил грохотом!
Онемели мои голоса,
И хотелось лишь сиплым шепотом,
Попросить отпустить, и не зря -
У двенадцатого были темные,
Узнаваемые глаза,
И такое тепло в ладонях!
Не узнать его - было нельзя.
И согрел он мне душу искрами,
И сжимал мое сердце в плену,
И двенадцатый - стал моим Господом,
И единой земеной отцу!
Свидетельство о публикации №113083001030