Уроки музыки

Уроки музыки


Мою первую учительницу музыки звали Галина Ефимовна. Ее порекомендовали моей бабушке, стремившейся дать внучке достойное музыкальное образование. «Молодой – но самый квалифицированный специалист в своем деле», – так характеризовали ее бабушкины знакомые.
Занятия музыкой в небольшом городке в Казахстане, где прошло мое детство, – дело престижное. Открытая за несколько лет до моего поступления музыкальная школа была переполнена желающими – вступительный "конкурс" выдерживали далеко не все. А уж быть учителем музыки – и вовсе предел мечтаний. Не эти ли мотивы оказались определяющими для бабушки?
По соседству с нашим домом находился такой же, как и наш, дом «сталинской» постройки.  Проходя мимо, я всегда слышала звуки фортепиано. Играла, как утверждала моя бабушка, ссыльная немка Елена Генриховна.
Помню ее: сухонькая интеллигентная пожилая женщина, в очках "а-ля Крупская", с "гулькой" из седых волос. Ее очень уважали все соседи.  Жила она на первом этаже – а окна ее квартиры чаще всего были открыты. Когда она начинала играть, не остановиться под окном было невозможно, даже если подружки норовили вернуть меня в прерванную коллективную игру.
СлЫшала я ее с трех лет, а слУшала –  с пяти.
Играла она много, часами... И не только сонаты Гайдна или Моцарта (о том, что это за музыка, я узнала много позже...), но и просто гаммы заставляли  замирать неподвижно под ее окном. Минорные гаммы "в терцию" были особенно выразительны, просто-таки завораживающе-красивы...
И мое первое  соприкосновение с музыкой неразрывно связано именно с Еленой Генриховной. Да и музыка в моем сознании долго еще визуализировалась образом проникновенно и виртуозно играющей Елены Генриховны.
Моя же учительница музыки Галина Ефимовна не играла. Никогда.
Почему она прослыла лучшим педагогом школы – для меня и поныне загадка.   К учительствованию своему относилась равнодушно и формально. В надежде найти в ней хоть  некое подобие Елены Генриховны, я старалась следовать всем ее наставлениям. Однако ожидание чуда постепенно переросло в неподдельное отвращение. Мне ничего в ней не нравилось: ни внешность анорексички, ни ее руки, нервно ухватывающие мой палец с такой силой, что он немел: «здесь четвертый нужен, четвертый, понимаешь?»
Я не любила ее. Она мне отвечала взаимностью. Можно сказать, училась я "из-под палки" –  и только игра Елены Генриховны, доносившаяся из ее окна, подвигала меня садиться за инструмент.
Я зачарованно наблюдала за ней – и вне ее дома тоже.  Она ходила на рынок, покупала такие же продукты, что и моя бабушка, стояла в очередях. Иногда беседовала с соседями во дворе или просто прогуливалась... Бабушка  с уважением с ней здоровалась, я – тоже. Удивительно, но никогда не слышала я о ней никаких дворовых досужих разговоров. Где она работает и на что живет  – не знала.
Женщина-загадка.

Когда моя старенькая бабушка Лиза уже жила с нами, давно переселившимися в большой город вдали от Казахстана, я как-то спросила у нее, чем же все-таки занималась Елена Генриховна. Бабушка ответила, что Елена Генриховна давала частные уроки.
Денег же на  т а к о е  обучение музыке в семье не было...