боровик

Отмытый ливнем старый  лес
спит безмятежно, как ребенок,
а голоса ветров окрест
едва напоминают стоны.
 
«Сашок, гляди, какой…» «Пузат!»
«Потише ты. Не рви». «Не буду.
А помнишь, года три назад
такие здесь росли повсюду».
«Конечно, помню. Нам тогда
шести лукошек не хватило».
«А Колька…» « Тихо! Помню, да,
 боровичков сменял на мыло».
«Ага…»  «А беленький – хорош…
Пригнись!!!
Нет, суки, здесь - всё наше!!!
И лес, и мох, и эта высь,
и боровик… Эй, Сашка… Саша!
Не надо! Я тебе «помру»!
Да мы еще покажем фрицам!»
 
А запах пороха в бору
вдыхали хвоя и грибницы.
Дышали кровью облака,
дыханье участили дали,
и в шаге от боровика
бессмертьем  жизнь и смерть дышали.
Кто справа лёг, кто слева лёг,
и лейтенант кричал: «В атаку!»
А там, в окопе, паренек
твердил: «Давай на немца в драку!
Сашок! Чтоб твари никогда…
А как вернемся из Берлина,
мы… знаешь, что?.. придем сюда,
возьмем здоровые корзины,
с собой прихватим мужиков,
пойдем хоть всей деревней нашей
и наберем боровиков…
по две… по три корзины каждый.
Не унесем?..
Вставай, старик!
Вставай! Теперь другие игры!»
 
Но жадно грузный боровик
«прогрызла» гусеница «Тигра».
 
 
Отмытый ливнем старый  лес
спит безмятежно, как ребенок,
и стали частью этих мест
лесные оспины воронок.
Бредут мальчишки-грибники,
не видя вросших в землю сошек,
и чтоб собрать боровики,
не хватит и шести лукошек.