Ромео и Джульетта

(сорок лет спустя)
эскиз к одноактной пьесе.

К истории написания. Однажды я подумал - если бывают параллельные миры во Вселенной, почему их не должно быть в литературе? А раз так, то в одном из параллельных литературных миров юные влюблённые остались живы...

Занавес открывается.
Лестничная площадка второго этажа озаряется косыми лучами утреннего солнца, проникающими сквозь полу выпавшие цветные стекла узкого витражного окна.
 Они, как могут, украшают бархатный, некогда богато расшитый золотой канителью, а теперь донельзя заношенный халат, полотняный ночной колпак с длинной кисточкой и растоптанные вдрызг туфли без задников на ногах сгорбленного старика, в котором никто не признал бы сейчас блистательного красавца, неустрашимого дуэлянта и завзятого сердцееда Ромео.
 Он стоит у двери супружеской спальни, отчаянно балансируя не самой верхней ступеньке, поскольку неосторожно наступил на полу халата и едва не вылил на себя содержимое довольно-таки вместительного фаянсового сосуда с вычурно украшенным гербом Капулетти, который сжимает в левой руке.
 В правой руке старик держит тяжёлый трехрожковый шандал, в котором, впрочем, трещит фитилём только одна дешёвая сальная свеча.
 Ромео сердито ворчит себе под нос:

 - Анафема проклятому попу!
Подсунул мне снотворное, гадюка
И всё вещал елейным голоском,
Мол, крепко ты уснёшь, мой сын Ромео,
А, после пробужденья, все гоненья
И тяготы рассеются туманом,
Как утром над прекрасною Вероной
И ты в объятья заключишь Джульетту,
Законную супругу перед Богом
И будешь счастлив с ней остаток дней.

 Ромео в сердцах плюёт на пол, пытается скрутить кукиш из пальцев правой руки, забыв, что держит в ней подсвечник.
 Шандал с диким грохотом летит на рассохшийся от времени скрипучий паркет.
 Старик застывает на полушаге.
 Прислушивается.
 Похоже, пронесло.
 - Ещё в дорогу мне плеснул вина,
Сказав, чтоб согревался я в дороге,
Поскольку ночи стали холодны,
А добираться мне придётся долго
К моей прелестнице, что заждалась уже...

 Неожиданно Ромео взрывается, как Везувий и кричит чуть не в полный голос:

 - Уж лучше бы мне в скляницу налил
Аква Тофаны, той, что убивает
Малейшей каплей, влитою в питьё!
Тогда бы жизнь свою я завершил
Красивым, пылким, молодым, влюблённым
И через сорок лет судьбу не клял
За Ангела, что обернулся бесом,
За выводок детей, больных чесоткой,
Что, повзрослев, страдают мотовством,
За вечные долги, за тесный дом,
Что мне достался некогда в наследство,
Когда-то крепкий, светлый, полный жизни,
А нынче одряхлевший, как и я!

 Сорвав гнев, Ромео поудобнее устраивается на ступеньке, отпихнув светильник с погнувшимся при падении рожком. Горшок благоразумно ставит подалее от себя - в створ полу распахнутой двери спальни.

(продолжение следует)