Двадцатый год жизни

...Питер мой, я почему-то устал. Устал от твоей гранитной державной самости, от разлинованных улиц, притомился созерцать Эрмитаж, что давно уже стал притчей во языцех, когда речь заходит о городе на Неве. Порой, идя от метро "Сенная площадь" к каналу Грибоедова, мне хочется нырнуть в него. Вот так – ни с того, ни с сего бултыхнуться и поплыть кролем вслед аквабусу. Но больно уж мутный канал, грязный! В нём бутылки плавают кверху дном.
Грибоедов побрезговал бы нырять сюда.
...Другая волна вдруг накатывает на меня – днепровская хвыля! В глазах – город моей юности Днепропетровск. Большой, жаркий, утопающий в зелени. Маленькие острова посреди парка. Обшарпанная лодка с уключинами. Идём на вёслах, вычерпав воду. На одном островке – уютное строеньице, этакое гнёздышко. Чей это домик? Сторожа, рыбака, смотрителя парка?.. Туда мы  завалились однажды с любезной подругой, много старше меня. Она давно хотела остаться наедине, и, полагаю, подкупила смотрителя бутылкой-другой «Кокура". Жилец ретировался, предоставив нам уединение. В тот день я перестал быть девственником.
Ах, мирный чудный Днепр! 18 лет назад кончилась война. Июнь. Цвели акация и каштаны. По городу разъезжал «ЗиМ». Белый, как лунь, как только что выпавший снег. Мой товарищ сказал, что в нём катается девушка, которая "делает парням… хорошо за три рубля».
- Всего-то! Айда попробуем!..
Но мне было как-то боязно садиться в лимузин с такими же, как он, белыми атласными шторками. Зато, если нужно было порулить "Газоном" или "ЗиСом", то тут без проблем! Грузовики мы учились водить в школе.
А позже, уже будучи первокурсником мединститута, я сел в двуколку, в которую была запряжена колхозная кобыла. За моей спиной переваливалась на ухабах огромная бочка: я возил из колодца воду таким же, как я, студентам, «рыцарям золотой королевы», которых постоянно томила жажда. Вместо картошки мы убирали тогда кукурузу, хрущёвскую царицу полей.
…Или вот. Срочная воинская служба. Вспоминаются не полигон, не чистка картошки в наряде по кухне, нет! А то, как я декламирую стихи в библиотеке гарнизонного дома офицеров. На моих плечах - ефрейторские погоны. Весь "из себя" такой наутюженный. Бляха ремня надраена до зеркального блеска. Читаю на память стихи Евгения Евтушенко, а вслед за ним – Доризо. Молодая красивая женщина, библиотекарша, слушает меня подбоченясь и улыбается чему-то своему. Эта фотография хранится в моём архиве, и даже сейчас не поблекла.
Лето 1963-го.
Юность.
Двадцатый год жизни...


На фото. Ах, этот островок - жизни моей лоскуток!
Из Интернета.