часть 3. рязань. мы уходим

четыре часа покоя,
платформа, снуют рекою
песни циганских губерний.
в случае или ни в коем
целуй ее первым.

Есенинский путь начнется отсюда,
узрею памятник поэту.
бессмертных не позабудут.
мне врет вчерашнее лето,
что души в могильных плитах
золотыми цепями пришиты
к багровым пятнам камней.
в прохладе рязанских степей
иду я на зов или крик.
шевелится мертвый лес.
здесь как любовь я возник,
оставь мне хотя бы смерть.

спотыкаюсь в ее объятья,
как рыба я в банке с краской
плыву пальцами в синем платье,
надев свою маску.

два дня два сна два удара,
мы бегали с первого на второй,
ворчали на телеграммы.
я был улыбкой одарен,
но отвечал головой
за душу, ступая за грани.
мы в сутках не видели ночи,
и если быть чуточку честным,
грудь моя по сей день непорочна,
впрочем, она пела песни.
не о тебе, о прочих.

,
не ведаю, чем был окутан,
и чья природа мне уподоблялась,
но я не каясь
был в твою нежность впутан,
а сон мой не от сего прерывен.
вновь
божественные ангельские суды
панически снуют в земном обрыве.
борьбой с тобой скорее был окутан,
старея на глазах Оки и ручеев,
чем разливаясь из краев
тобою насыщался.
но олимпийский дух поэта,
терпение манили к книгам.
я не остался,
значило ли это,
что воспротивился интригам
и с бедностью своих надежд смирился
не вынося утрат того, чего и так
осталось йота?
нет.
скорее от того,
что низко опустился,
что не был увлечен полетом
в ее небесно-голубых глазах.
я ничего ей так и не сказал.


о усилие мое мимолетное -
от тебя отрекаться.
о животное,
коим мне называться.
сегодня я вижу свое уродство,
мозоли в душе и мрак.
но подвиг для женщины - высшее благородство,
пускай будет так.


,
солнце к спине впритык,
живот голоден, воет волком.
в дороге я снова возник:
машина, вокзал, моя полка,
храп, чайный звон и запах фаст фуда,
лишь со мной говорит Кундера.
и все же во мне есть вера,
мы не зря уходим отсюда,
взрывая внутри города.
мы уходим отсюда,
наверное, навсегда.