Закрыв глаза

Закрыв глаза и проложив
между бровей своих траншеи,
всю тяжесть мысли обнажив,
а подбородком стиснув шею
и своего достигнув дна,
на скальном ветреном уступе
толчёшь опять, как воду в ступе,
один, как перст или сосна,
неспешных толкований жижу,
пришедшую сквозь дырку сна.

В своём лукавом теле замкнут,
постыдно прячешься, как раб
следишь безмолвно, будто за нут –
ром укрыть возможно сад,
где раньше смех царил и трепет
крыла прозрачного и в перьях,
а на цветочно-ярких целях
чернели пчёлы, зрели шмели,
не умолкали птичьи трели
на плодоноснейших ветвях…

Теперь осталось лишь взирать,
как головы цветов белеют,
ибо иначе не умеют
земли коснувшись умирать,
как только в свадебном наряде,
покрывшись снега сединой
в твоей пустующей усадьбе
и даже не успев с тобой
финальным перекрестьем взглядов
проститься. Путь их – в мир иной.

Вся жизнь твоя осталась ныне
под штурмом новых бастионов,
в поту побед и в страшной пыли,
пухом покрывшей полигоны
прожитых пядь за пядью лет,
не в бархатном нутре карет,
а на сыром солдатском ложе
под обожжённой солнцем кожей.
Бил, как прожектор, лунный свет
Тебе в лицо во сне тревожном.

Отныне тихо за порогом,
так как оглох твой старый пёс,
так как пришли расстаться сроки
с тем, что сквозь жизнь свою ты нёс.
И тяжкой поступью отметясь,
в висках пульсирует судьба:
с души срывает покрова
и сердце, вынутое сетью,
уже стучится на весах
распластанных, как два крыла.